волной страданий, которая прокатилась по нему...
причиняют маленькие остренькие пульки автоматов спецназовцев - и будучи
ничего не в силах сделать. Легкие, печень, кишечник - одним выстрелом
прошиты в сотне мест. Или - вырван кусок грудной клетки, человек еще жив и
даже почему-то в сознании. Или...
нужных лекарств. Благо, хватало кокаина: его кололи всем, и обреченные
умирали незаметно для себя, а муки искалеченных были приглушены и
отодвинуты.
как-то смазался, стерся, лег рядом с полузабытыми снами.
- это считать дымы сгорающих танков и бессильно сжимать кулаки: пройти
сейчас туда, к своим дерущимся солдатам, он не мог: батареи майора
Зацепина двумя плотными залпами забрызгали ипритом всю низину...
невредимы и еще одиннадцать имели ранения. Но он успел пережить смерть их
всех...
Еще не подобрали всех убитых, а счет уже перевалил за пятнадцать тысяч.
Раненых было много больше.
тем, что противник вырвался из расставленной ловушки и ушел - и еще тем,
конечно, что сверхоружие, о котором так много шептались у костров, было
применено - а противник все равно вырвался и ушел, и ищи его...
противнику нанесена смертельная, что теперь - все. Главное - горючее, а
его у спецназа больше не было. И негде было пополнить запас патронов и
снарядов...
детство. Если с подвесными баками - километров триста... Были на них
подвешены баки? И остались ли целы? Вряд ли кто ответит... Не уцелел никто
из тех, кто ответить мог бы.
обегая сидящих и даже перепрыгивая через кого-то, к нему мчался Джим
Мэсси, бывший солдат вьетнамской войны, бывший бухгалтер в какой-то
маленькой фирме в городе Топика, штат Канзас, бывший рэйнджер в
заповеднике Йеллоустоун... Оттуда он и попал в Транквилиум. Не принято
было выяснять - почему... - Мистер Забелин, мы все здесь!
смотрел на него, боясь поверить.
даже много - но они просто сгрудились у одного костра...
всех! Понимаете - всех!
заблудившийся когда-то амурский рыбак. - И не столько спецназ нащелкал,
сколько потом наша же артиллерия накрыла. Гриня со своими рванул было за
колонной вдогон - и все, ни одного не осталось...
бы на полчаса раньше вернуться...
верных утрат, а из штаба уже торопился адъютант с пакетом, в котором
лежало предписание: подполковнику Забелину Петру Сергеевичу передать
командование бригадой заместителю и немедленно отбыть в распоряжение
командующего корпусом адмирала Виггелана. Дата, печать. Подпись адмирала,
всегда четкая, на этом документе плывет...)
- Пойми - ничего не изменилось. Я - это я. Ты - ты. Она - она...
равно верю. Это ты знай, пожалуйста.
но вот не получалось. - Вполне традиционный мужской подход.
Лишь Олив, похожая на тихую ночную мохнатую бабочку в своей слишком
просторной беличьей куртке, то и дело оказывалась рядом, скользила
взглядом по лицам, чуть хмурила брови, вслушиваясь в слова... Она пока
ничего не понимает, сказал Глеб сразу же, еще вчера. Но это пройдет,
пройдет, это временное оглушение...
трата сил на нем не отразилась - чего не сказать о полковнике, который
теперь лежал под стеной на собранных по домам матрацах, накрытый ворохом
одеял... Не помогал даже крепчайший чай с ромом и сахаром: Денни поил его
с ложечки, сам весь серый и измятый...
похоронили: так, забросали землей в мелком ровике. Через несколько часов
после ухода группы с места ночевки казаки сотни, идущей по следу
"бурунцев", ровик обнаружил и землю разбросали. Из девятерых найденных
один еще дышал. Пуля, выпущенная ему в затылок с близкого расстояния -
волосы сожгло порохом - прошла по касательной, довольно сильно вдавив
черепную кость, но не пробив ее. Раненого, крупного и не очень молодого
мужчину в мешковатой необношенной - с чужого плеча? - форме отвезли на
конных носилках в передвижной госпиталь, где доктор Ангелов, дымя зажатой
в зубах сигарой и презрительно и грязно ругаясь, выпилил ему приличный
кусок черепа. Когда стекла в тазик скопившаяся под ломаной костью черная
кровь, раненый зашевелился и открыл глаза. Доктор провозился еще минут
десять, затирая размягченным воском кровоточащую сердцевинку кости и
стягивая редкими швами кожу над пульсирующим мозгом. Все это время раненый
возбужденно говорил, говорил что-то... но никто не понимал его языка.
его зовут Андрей Брянко, что он один из последних оставшихся в живых
сотрудников тринадцатого отдела КГБ и что ему необходимо как можно быстрее
поговорить с кем-то из форбидеров высокого ранга.
доктору Ангелову по Петербургу господин Байбулатов. Не надо было иметь
острый глаз и прекрасную память, чтобы заметить: с лицом дела у него
обстояли все хуже и хуже...
Бездушные и бессловесные, как ожившие покойники, двигались по улицам
оккупанты, входили в дома, забирали людей... Еще и во второй вечер нашлись
добровольцы умереть взамен взятых по жребию: девять пленных палладийских
солдат и старичок гелиографист, всю жизнь проработавший на этой башне. Но
на третий день что-то надломилось в людях...
КГБ. Его ближайшее окружение состоит полностью из офицеров его группы.
Таким образом...
адмирал. - Если все, что он вам наплел, правда - мы в глубокой жопе.
левая щека зудела невыносимо. - Тем более, что он не знал о перевороте в
Мерриленде и о занятии Парвисом поста президента.
либо мы верим этому Брянко безоговорочно - и тогда Парвиса следует
арестовать или убить, либо допускаем вероятность обмана или ошибки с его
стороны - и тогда должны встретить президента почтительно и выполнить все
условия перемирия. Или нет?
перемирия. И не подавать виду, будто что-то подозреваем.
выручать граждан - либо как высокий чин КГБ приводить в разум
взбунтовавшееся подразделение. А может быть, ему дороги и те, и другие. И
этот расклад устроит и нас более, чем все остальные: Парвис получит
авторитет в народе, надежную гвардию - а следовательно, хорошую
перспективу на будущее. Притом, что у нас постоянно будет в рукаве хороший
козырный туз...
неподвижно, будто размышляя, стоит ли вдыхать. - А вы что думаете об этом,
Петр Сергеевич?
- лишь бы оборвать череду расстрелов. Второе: годится все, лишь бы
уничтожить всех этих подонков до последнего, до самой памяти о них...
- не говоря уже о жителях города...
сказал. Если вы хотите знать мое мнение, что надо сделать... Я, пожалуй,