могут быть соединены самые противоречивые вещи, наши высказывания о боге
не должны содержать противоречий.
плащах с капюшонами. Капюшоны были, из уважения к хозяевам, откинуты, и
лица цеховиков были взволнованные и красные. Арфарра усмехнулся и спросил:
Государя и узнали, что трещина в его статуе, расколовшая мир и прошедшая
через сердце каменного идола, срослась, но что она раскроется вновь, дабы
поглотить всех, кто осмелится противиться небесной воле.
готов ему подвергнуться ради общего блага.
Ойвен отказался наотрез.
городских делегатов, и в приемном зале, кроме него и обвинителя, остались
только бургомистр, городской судья и шесть цеховых мастеров.
моего влияния в городе. Ваша комиссия нужна вам лишь для того, чтобы
избавиться от меня. Я предлагаю большее: вы можете отдать меня под суд за
убийство Марбода Белого Кречета, но - от имени экзарха Варнарайна.
только увлекал людей, но и сам увлекался, и при этом действовал совершенно
бескорыстно, если под бескорыстием разуметь забвение своих первоначальных
интересов.
обвинителю Ойвену и закричал:
гибель!
его и бросил клочки на пол.
город. Молитесь и вы, чтобы утром мы все узнали, что выше - городская
свобода или гнев Золотого Государя.
покоях. Впрочем, не один, а распоряжаясь. Подошел час третьего прилива,
над городом взошла вторая луна, - советник велел оседлать коня и уехал
один.
Киссуру Ятуну и сказал:
пчелами, и он совсем один.
за это потом заплатит.
как три часа назад, только женщина уже переоделась. Погребальные столы во
дворе заложили вязанками и засыпали всяким добром. Женщины несли свои
украшения, мужчины - лучшие одежды, и многие отдавали последнее. Все
говорили, что не помнят такого хорошего костра.
коня, хорошего коня, игреневого, с широкими копытами, короткой спиной и
длинным хвостом.
все так же хорош собой, а руки в боевых кожаных рукавицах держали на груди
старый хороший меч Остролист, с рукоятью, увитой жемчугом, и желобком для
стока крови вдоль клинка.
взявшись за рукояти мечей, и было ясно, что они не пощадят того, кто
осмелится тронуть гостя.
замке не решится напасть на гостя, даже горожане, он склонил голову и
повернулся, чтобы идти.
гость так торопился попрощаться с мертвецом, что и погребальный дар забыл.
самом деле ничего при себе не было. Тогда он снял с себя бирюзовый плащ
государева посланца, затканный золотыми шестиугольниками и пчелами меж
веток и листьев, и пояс из черепаховых пластинок с яшмовой личной печатью,
присланной экзархом Варнарайна, и бросил плащ и пояс на вязанку к ногам
Марбода. А сам остался в простом зеленом паллии.
он сел за столик для "ста полей", и расставил фигурки так, как в последней
партии, что он играл и не доиграл с Клайдом Ванвейленом. Он стал
прикидывать, чем могла кончиться партия. Но, по правде говоря, было видно,
что советник выигрывал и так и так. Клайд Ванвейлен был очень хорошим
игроком и отлично знал нынешние правила игры. Однако историю игры он не
знал, и, сколько Арфарра-советник ему ни растолковывал, тайных
соответствий не чувствовал.
и увидел, что волосы у него поседели.
Однако, я хочу поглядеть на город. Посветите мне.
виноградными кистями и листьями, раздвинул дверь и пошел по наружной
галерее. Даттам вышел с ним. В лампе, надо сказать, нужды не было: ночь
была светлая, в Мертвом городе повсюду горели огни, и во дворе замка Белых
Кречетов пламя костра вздымалось выше стен.
Арфарра вернулся в кабинет, а Даттам остался в галерее.
потому что не успел как следует разгореться погребальный костер Марбода
Белого Кречета, как далеко-далеко сделался вихрь и гром, налетели голубые
мечи, закружились оранжевые цепы, накинулись на дамбу в верховьях и стали
ее трепать и мять.
и недавние постройки. Этого, однако, было мало. Наводнения в Ламассе
раньше случались часто, и сам город был всегда от них в безопасности. Тут,
однако, божья рука расчислила поток так, что волна прошла через залив,
ударилась об один берег, о другой, поднялась к западной городской стене и
смыла берег вместе со стеной и примыкавшей к ней городской ратушей.
вассалов Белых Кречетов хвастались, что от погребального огня Марбода
Белого Кречета добра погибло еще больше.
обвинитель Ойвен, его выпихнули на мостовую, а остатки вечером снесли с
повинной к королевскому замку.
доверию, приходит конец. И хотя все соглашались, что Арфарра-советник
достойный человек, все же, как ни крути, это он построил дамбу, которую
разрушил Золотой Государь. Большинству казалось, что, если бы советник не
был одержим ложной жалостью и положил в основание дамбы строительную
жертву, то дамба была бы Золотому Государю не по зубам.
король принял от них их прежние прошения и сжег, не преступая полагающихся
церемоний. Киссур Ятун и Шодом Опоссум, однако, бежали с немногими
приверженцами в Золотой Улей, на лодках, и там впоследствии погибли очень
достойно.
Государь, был, без сомнения, прав, потому что если бы началась война и
осада города, то результат был бы тот же самый, а людей и имущества
погибло бы несравненно больше.
бунтовать, и он думал, что со смертью Кукушонка все кончилось. Впрочем, он
думал мало, а больше лежал в забытьи. Ночью ему мерещилась всякая жуть.
бегали?
что, оказывается, все ночное было не сном, а явью.
Даттам и Сайлас Бредшо.
смыло наводнением, и спросил: