смотреть с подозрением, как вдруг кто-то вскрикнул:
протянулась легкая тень, от Олега -- две. В мертвой тишине слышно было,
как пятятся испуганные воины, а сам Аттила прошептал дрожащими губами:
бьем других по головам.
словно горло было перехвачено сильной рукой:
осветилось радостью:
богатыря. Мне радостно, что наша кровь столь предерзостна. Мы сейчас
закатим великий пир в вашу честь, герои. Будем пьянствовать сорок дней и
сорок ночей, а потом поведаете нам о своих деяниях славных...
дней мало, так что потомок хоть куда. Но нам срочно надо попасть на
седьмое небо. Я знаю, только твои огненные кони могут домчать нас туда еще
до заката. У гелонов тоже неплохие, но в сравнении с твоими... разве
только на мясо.
конские головы. Среди крестоносцев ходили жуткие рассказы о конях гуннов,
которые едят только человеческое мясо, бьются с врагом наравне с хозяином,
а если хозяина собьют на землю, то конь все равно хватает его в зубы, хоть
живого или мертвого, и приносит в родной дом. Такого коня невозможно
приручить другому, он умрет от голода или бросится в пропасть, но чужаку
служить не станет...
гуннами выехал вперед. Табунщики вели на арканах двух... нет, Томас не
решился бы назвать их конями, настолько отличались от простых коней, а
простыми Томас сейчас назвал бы и тех, которых седлают для императоров.
легко, едва касаясь земли узкими копытами. Гривы стелились как пламя
пожара, глаза полыхали словно угли костра, а пасти казались пастями диких
зверей, где белые ровные зубы блестели хищно, пугающе.
перед их маленьким отрядом. Олег соскочил на землю, уже щупал коням бабки,
заглядывал в рот, тыкал пальцем в брюхо, придирчиво похлопывал по крупу:
выросла. Так и не пришлось откочевать на горное пастбище.
мешков с камнями, пусть побегают одну полную луну. И все подтянется.
самого уже выбрали. Королем. Правда, не нем не больно поездишь...
видом соскочил, стараясь не сильно сгибать колени под тяжестью доспехов,
ткнул пальцем в коня, который показался чуть менее диким:
любит прикидываться тихоней, но знатока не провести...
губу чуть приподнял, белые зубы прямо волчьи, только впятеро крупнее. Не
то насмехается, не то собрался грызануть. С такими зубами любой панцирь
сомнет как лист подорожника.
ты меня опозоришь, мысленно поклялся Томас, то узнаешь сколько весит мой
кулак в боевой железной рукавице. Даже если твоя голова крепче скалы, вряд
ли не разлетится вдрызг...
какое-то выражение, но разглядывать некогда, одной рукой ухватился за
недоуздок, другую положил на холку, собрался с силами и... почти
взапрыгнул на широкую, как стол, спину. Во всяком случае ощутил себя на
коне, тот еще стоял ошеломленный, тряс головой, не в силах придти в себя
от такой предерзости, а Томас на всякий случай изо всех сил, стараясь
делать это незаметно, сжал конские бока коленями.
что ежели очень быстро мчаться, то можно скакать по воде, почти не замочив
копыт... по крайней мере брюха... я видывал одну ящерицу, что бегает по
воде на задних лапах. Быстро-быстро бежит, лапы так и мелькают, а в воду
погружается разве что по щиколотку.
убыстряя и убыстряя прыжки. Табунщики с визгом и воплями поскакали рядом,
но хоть и гнали коней во всю мочь, быстро отстали. Томас ощутил, как
встречный ветер начинает раздвигать губы, стараясь ворваться в рот и
раздуть его как жабу, выворачивает веки. Конь несся легко, но земля
мелькала с такой скоростью, что слилась в серую полосу. Томас вскрикнул:
вопль,-- то и по воздуху... Мне так кажется...
но и в узкую щель поток воздуха врывался острый, режущий, злой. Он не
знал, как можно по воздуху без крыльев, но дядя говорил, что и майский жук
с его пузом и тяжелым задом летать не должен, но жуков летает столько, что
кружку пива не выпьешь теплым майским вечером в саду, чтобы туда не
нападало этих проклятых толстяков...
вспомнил оружейников, встречным ветром разнесло бы в клочья. Кто бы
подумал, что их панцирь защитит не только от стрел и мечей, но и куда
более опасных разящих струй воздуха!
Красные волосы Олега слились с его красной гривой, как и Томас пригнулся,
но не вцепился судорожно, его пальцы похлопывали по шее коня, поглаживали.
Мол, хорошо, так и давай, но ты можешь и быстрее, знаю...
что в узкую щель забрала настойчиво протискивается холодный клинок
мизерикордии, так пусть же пытается пробиться сквозь железный шлем, а для
ушей, слава Пречистой, пока что дыр не придумали.
озарилось светом, мелькнули блестящие изломы, словно со всех сторон
сверкали гигантские глыбы льда, а потом снова свистящая в ушах пустота,
запоздало сообразил, что проскочили слой второго неба, где обитают
небесные существа повыше ангелов.
внезапной полоске света, но конь к тому времени разогнался так, что в
глазах вспыхнуло на короткий миг, и снова Томас прилагал все усилия, чтобы
спрятаться за гордой гривой, не дать себя сорвать уже не ветру, а ревущему
урагану.
ревет вроде бы не так свирепо, или же привык, притерпелся, в теле был жар,
почему-то по лицу потекло соленое, дышать стало тяжело. Решил, что от
страха, но когда плечи прижгло как горячим железом, он в панике сообразил,
что печет в самом деле железом! Железо доспехов какой-то нечестивой магией
разогрелось как в костре, печет проклятое, будто не хозяина, а еретика,
врага церкви!
стороны блистающие стены горного хрусталя. Томас успел различить даже
вкрапления халцедона и яшмы, так это в милю-другую шириной, затем блеск
остался позади. Сквозь невыносимый жар он понял, что кони замедляют
скачку, чтобы с разгону не врезаться в твердь над седьмым небом, потому и
шестое успел заметить, потому, если вытерпит раскаленные доспехи еще
чуть-чуть, то уцелеет... может быть.
-- язычник не зрит, надсмехаться не сможет. В глазах стоял красный туман,
выедающий глаза, от гладкой конской кожи несло жаром как из озера лавы,
где топнут нечестивые души...
глазах мелькнуло странное видение: исполинские зубчатые колеса, тяжелые