выглядит как-то невесомо, даже призрачно. Верно, но ведь так оно и было.
Несмотря на широкое распространение христианского мировоззрения по всей
Великой степи, оно не переступило того порога, после которого возможно
историческое воплощение. Несторианство не совершило последнего рывка, не
стало исторической целостностью... и захлебнулось. Ну что ж, для историка
прерванный процесс - интереснейшим вариант исторического развития. Неудача
не менее достойный объект исследования, чем успех, тем более что благодаря
выявленным деталям удалось прояснить некоторые важные частности, касающиеся
не только Монголии, но и древней Руси.
Итак, мы ответили на первый вопрос, поставленный в начале книги: а что было
на самом деле?
Но мы нашли ответ и на второй вопрос: как выжать из лжи истину? Принцип
оказался простым: каждый автор, стремящийся в чем-то убедить своих
современников, должен изложить им несомненные, правдивые сведения, а затем
уже сдобрить их приправой тенденциозности. Следовательно, задача историка
расчленить эти два компонента, что и называется историческим анализом.
Дальше труднее. Чтобы анализ удался, приходится применять панорамную и
стереоскопическую методику, заполнять темные места изолиниями,
рассматривать объект с разными степенями приближения, и таким сложным путем
можно получить канву достоверных фактов и синтезировать процесс
этно-культурного становления, руководствуясь логикой событий. Но и этот
результат мы считаем полуфабрикатом. Он нужен лишь для того, чтобы, наложив
его на закономерности природы, уяснить себе мировую причинно-следственную
связь. Вот тогда это будет уже не просто история народов, а народоведение,
или этнология.
ЭТНОЛОГИЯ
Хотя термин "этнология" применялся в западноевропейской науке часто, но
всегда по разным поводам, в разных значениях и потому остался "вакантным".
Поэтому, когда в Географическом обществе Советского Союза начались работы
по обобщению проблем палеоэтнографии и исторической географии [є75], было
предложено использовать этот термин для названия науки, включающей в себя
три взаимосвязанные проблемы: этногенез этногеографическую классификацию и
соотношение этноса с ландшафтом [є76].
Новый аспект отличается от всех смежных с этнологией дисциплин, как,
например, от этнографии - науки о несходстве народов друг с другом, от
социологии, занимающейся формами общественного движения материи, от истории
- науки о событиях в их связи и последовательности, от антропологии,
интересующейся физическим типом разных ветвей человечества, т.е. рас, и от
эволюционной биологии, рассматривающей человечество как один из видов
млекопитающих. Пожалуй, ближе всего к этнологии стоит палеогеография
голоцена, т.е. того периода истории Земли, когда на ней отчетливо
проявилась человеческая деятельность. В этом аспекте человечество
рассматривается как некая оболочка планеты Земля [є77], или как часть
биосферы [є78].
Понятие "биосфера" было введено в науку академиком В.И.Вернадским для того,
чтобы разграничить "косную" и "живую" формы вещества. Биосфера, по
В.И.Вернадскому, состоит из совокупности живых организмов и продуктов их
деятельности, например свободного кислорода в атмосфере. То, что живые
организмы не находятся в тесном соприкосновении друг другом, а разделены
отрезками косной материи, по В.И.Вернадскому, неважно, ибо даже в самом
твердом теле между молекулами есть пустое пространство.
Продолжая мысль В.И.Вернадского и развивая его подход. мы выделяем в
биосфере антропосферу, т.е. биомассу всех людей вместе с продуктами их
деятельности: техникой, жилищами, домашними животными и культурными
растениями, Однако антропосфера не монолитна, а мозаична. Слишком широкое
распространение человечества, населившего почти всю сушу планеты, связано с
повышенной по сравнению с другими млекопитающими способностью к адаптации,
а это в свою очередь модифицировало вид. Создались коллективы особей,
которые при возникновении были связаны с теми или другими природными
условиями, хотя в дальнейшем каждый из них имел свою историческую судьбу.
Эти коллективы мы называем этносами и изучаем их как специфическую форму
существования вида Homo sapiens в условиях исторического бытия. Этногенез -
это рассмотрение причин возникновения и исчезновения этносов, а этническая
классификация - это фиксация большей или меньшей близости этносов между
собою, что необходимо для того, чтобы обобщить огромный и разнообразный
материал, не имеющий аналогий при гуманитарных методах и аспектах.
Как мы убедились выше, этническая история не подменяет истории социальной,
а только дополняет ее, заполняя вакуум, неизбежно образующийся при строгом
применении только одного аспекта.
И тут возникает последний вопрос: а зачем нам все это нужно? Пусть
этнология находит себе применение в археологии [є79], физической географии
[є80], этнографии [є81], даже в почвоведении [є82], - но как она может быть
полезна при критике литературных источников, в деле, которым занимается
самая гуманитарная на свете наука - филология? На этот разумный вопрос
ответить необходимо.
Как мы уже видели, чтение исторических нарративных источников еще не
означает понимания их. А без понимания идей и настроений авторов невозможна
и критика их построений. Следовательно, мы должны уподобиться тем древним
монголам, которые в своих юртах слушали из уст рапсода "Тайную историю"
своих отцов и старших братьев. А как этого добиться, как достичь
средневекового уровня понимания, если самую лучшую информацию по эпохе мы
получаем именно из неясного для нас источника? Тупик, или, вернее, порочный
круг.
Ну, а если мы подойдем к чтению источника не как невежды, а с определенным
запасом исторических аналогий, общих знаний об эпохе, некоторым, пусть
очень приблизительным, представлением о психологии и философии
средневековых народов Азии? Тогда у нас будут зацепки для постановки
вопросов о степени достоверности источника, и мы сумеем извлечь из него
кое-какую, наверняка неполную, информацию. Однако она расширит наш
кругозор, уточнит наши представления и позволит снова обратиться к тексту,
но уже на высшем уровне. И так далее, круг за кругом, постепенно мы
проникаем в те нюансы, которые до сих пор от нас ускользали.
Но если этнология благодаря своей естественноисторической методике может
прийти на помощь источниковедению там, где пасует чистая, гуманитарная
филология, то и сама она крайне заинтересована в получении достоверных
сведений из древних источников. Эти сведения - пища этнологии. Но пища
должна быть доброкачественной, а сведения, добытые из источников, -
достоверными. Ради этой высокой цели мы и предприняли наше нелегкое
путешествие через провалы хронологии и дебри разноречий в версиях авторов.
Хочется думать, что затраченный труд пойдет на пользу науке, хотя бы
расширив возможности исторической критики. А может быть, можно надеяться на
большее - ретроспективное восстановление хода событий путем раскрытия
механизма их взаимодействия?
Как палеонтолог по двум-трем костям восстанавливает облик динозавра, как
климатолог, имея данные двух-трех метеостанций, дает прогноз погоды, с
каждым годом уменьшая величину ошибки, как геолог по нескольким обнажениям
или разрезам определяет простирание слоев осадочных пород, так
историк, применяя этнологическую методику, может описать процесс создания и
разрушения великой или малой империи, княжества или вольного города. Теперь
он имеет в руках кроме обычной кодификации сведений метод "эмпирического
обобщения", который В.И.Вернадский по степени достоверности приравнивал к
реально наблюденному факту [є83]. Попробуем применить эту методику к нашему
материалу.
ОПЫТ РАССМОТРЕНИЯ
Попробуем вернуться к теме происхождения слуха о "царстве пресвитера
Иоанна". Поскольку у нас нет никаких прямых сведений, пойдем путем
рассуждений. Кому этот слух был выгоден? Кто его мог пустить и
распространить? Кого желали обмануть и зачем?
Естественно, что текстов, содержащих ответы на эти вопросы, мы не найдем. В
середине века люди были отнюдь не глупы и компрометирующих себя документов
не оставляли. Остается применить способ криминалистики - cui bono (кому от
этого польза. - Лат.).
Вспомним, что в Германию слух о пресвитере Иоанне пришел из Сирии, от
тамошних христиан. Следовательно, можно сразу исключить всю Западную
Европу, так как морочили именно ее. Отпадает и весь мусульманский мир,
потому что арабам и сельджукам не было никакого смысла провоцировать новые
вторжения франков, подкрепляя их надеждами на помощь с Востока. В странах
православных рассказ о восточно-христианском царстве не вызывал энтузиазма,
хотя бы потому, что несториане были врагами Византии и союзниками арабских
халифов. Византийские политики могли взять на учет действительность, как бы
она ни была неприятна, но выдумывать кошмары им было незачем. Центральная