лицо. Путаясь, он бормотал погребальные молитвы. Человек тридцать матросов,
слушая священника, угрюмо поглядывали то на приближающегося противника, то
на своих убитых товарищей. Среди трупов лежали оторванные руки и ноги,
неизвестно кому принадлежащие. Кто-то из комендоров принес оторванную кисть
чьей-то руки и бросил ее в общую кучу покойников. У изголовья их стояло
ведро с песком, чтобы, перед тем как выбросить трупы в море, предать их
земле. Из кадила струился синий дымок, распространяя запах ладана. Казалось,
что вместе с убитыми отпевают и нас, живых, ожидающих огненных взрывов.
семи боевых судов, не считая миноносцев. В числе их были и те двенадцать
броненосцев и броненосных крейсеров, которые представляли собою главные
силы, с которыми мы сражались накануне. Как эти корабли, так и все остальные
поражали нас своим парадным видом. Мы не замечали на них ни снесенных мачт,
ни поваленных труб, ни разбитых мостиков. Японцы, разгромив нашу 2-ю
эскадру, сами, по-видимому, мало пострадали, словно стреляли по щитам на
маневрах. И теперь, как на смотр, вышли они в полном составе, сжимая нас
железным кольцом смерти. Это было неслыханное торжество одних и полное
бессилие других. Мы еще в пути знали, что будем разбиты, но едва ли кто
предполагал, что разгром эскадры примет такие грандиозные размеры. На нас,
случайно уцелевших от вчерашнего боя, нашло какое-то оцепенение. Угнетенная
мысль отказывалась что-либо понять в этом событии. Матросы, доискиваясь
причин поражения, спорили между собою.
кричал:
боевые припасы. Наши погреба опустели. Как же так получилось, что японские
корабли остались невредимы?
бедствии, и упрекали:
дня. А что толку? Вытащили из воды свой щит, а на нем ни одной царапины.
японцы тем временем скрывались за островом Цусима. И только сегодня явились
перед нами, чтобы доконать нас.
квартирмейстер.
сказывают офицеры, таких не было. Значит, с англичанами сражались.
спросил:
вместо снарядов вы вкладывали в них резиновые шары?
артиллерией, стреляющий дымным порохом, неспособный даже докинуть своих
снарядов до противника; "Орел", новейший, но весь избитый, превращенный в
руины, да еще с большой убылью самых необходимых в бою людей; два броненосца
береговой обороны - "Апраксин" и "Сенявин", каждый по четыре тысячи пятьсот
тонн водоизмещением, - такие, два броненосца, для которых достаточно одного
хорошего крейсера, чтобы уничтожить их; наконец, крейсер 2-го
"Изумруд", опасный только для миноносца, но не для крупного судна. Пять
кораблей против всего японского флота - это было чудовищное неравенство сил.
наш броненосец удары тяжелых снарядов, то от одного только сотрясения
корпуса вылетят все втулки и клинья из пробоин, разрушатся прикрывающие их
щиты; а от осколков загорятся парусиновые пластыри. Нам не выдержать и
десяти минут сражения. "Орел" может перевернуться внезапно. Но пусть даже
заранее скомандуют: "Спасаться!" - чтобы подняться снизу
стремянкам и штормтрапам, потребуется много времени, а его не будет при
гибели корабля.
целости ни одной шлюпки, ни одного парового катера. Большинство коек,
спасательных кругов и пробочных поясов обгорело и было выброшено за борт.
минуты не смогут продержаться на воде, несмотря на то, что некоторые
прослужили во флоте по семи лет. Начальство занятое парадами и внешним
блеском, не позаботилось заранее научить своих подчиненных такому простому
делу, как плавание, хотя и знало, что многие из них, попавшие во флот из
центральных губерний, видели до службы воду только в колодцах.
остались на месте, словно не поверили своим ушам.
расписанию.
обрядности не было больше времени. Полуотпетых покойников начали быстро
выбрасывать за борт, как выбрасывали до этого ненужный, хлам с корабля.
длинный и тяжелый путь был похоронной процессией. Вчера на наших глазах
броненосцы, как черные гробы, допускались в колыхающуюся могилу. Сегодня
наступила наша очередь. Через несколько минут исчезнут для меня навсегда и
ласковая голубизна неба, и сияние солнца, и блеск вводной равнины, и все,
все.
неприятельских кораблей.
когда, начал спускаться по стремянке вниз, то услышал крики, заставившие
меня вернуться обратно.
наши лучшие броненосцы и мало обращали внимания на "Николая I". По нему
стреляли как бы между прочим. И все же он с самого начала боя получил от
двух снарядов большую пробоину под левой носовой шестидюймовой пушкой. Эта
пробоина, оказавшаяся одним краем ниже ватерлинии, причиняла много хлопот:
и залила подшкиперское отделение. Позднее попало еще несколько снарядов.
минные и паровые катеры и приведены в негодность шлюпки, за исключением
шестерки и одной двойки. Немного пострадал и личный состав: нашли убитыми
лейтенанта Мирбаха и несколько нижних чинов, выбыли из строя командир судна,
капитан 1-го ранга Смирнов, и человек двадцать матросов.
кораблей не превышало дальнобойности его орудий. Для своей устарелой
артиллерии он пользовался дымным порохом, и это затрудняло дело. После
нескольких выстрелов броненосец застилался своим же дымом.
становился невидим. Орудия замолкали, пока не рассеивался дым. Однако и при
таких условиях "Николай" успел расстрелять тысячу четыреста пятьдесят шесть
снарядов только крупного и среднего калибра. Его погреба с боевыми припасами
так же опустели, как и на других наших кораблях.
себя, когда выбыл из строя раненый командир Смирнов, управление судном. В
белом кителе, плотно облегавшем его располневшее тело, в необыкновенно
широких черных брюках, он походил скорее на добродушного купца, чем на
военного человека. Но вместе с тем все офицеры чувствовали над собою его
власть, и никто из них не посмел бы не выполнить того или иного его
приказания. В бою он подавал пример другим своей храбростью и часто выходил
из боевой рубки на мостик, чтобы лучше разглядеть, что происходит кругом.
Неплохой моряк, академик, он не мог не понимать, что кампания наша
проиграна, однако ничем не выдавал своего волнения. Его лицо, одутловатое,
словно распухшее, в седой заостренной бороде, в запудренных пятнах экземы,
было внешне спокойно. Только изредка поблескивал в руках морской бинокль,
приставляемый к большим, немного навыкате глазам.
не знаю, жив ли он. По старшинству его должен был бы заменить адмирал
Фелькерзам. Но, может быть, и этот погиб вместе с броненосцем "Ослябя"?
эскадрой?
командует какой-нибудь мичман, - сказал флаг-капитан Кросс, подергивая по
своей постоянной привычке небрежно свисающие усы.
можем выйти из пролива. Дело идет уже к вечеру. Если нас застанет здесь
ночь, то очень будет плохо от минных атак.
наблюдал младший флаг-офицер, лейтенант Северинц, худое и безусое лицо
которого выражало усердие забитого морского чиновника... Как человек точный,
Свержин Владимир
Лукин Евгений
Мороз Александра
Каменистый Артем
Роллинс Джеймс
Майер Стефани