Чтение 97–й страницы книги ~Три мушкетера~

- Говори же поскорей, негодяй: кто поручил тебе убить меня? - сказал
Д'Артаньян.

- Женщина, которой я не знаю, но которую называют миледи.

- Но, если ты не знаешь этой женщины, откуда тебе известно ее имя?

- Так называл ее мой товарищ, который был с ней знаком. Она сговари-
валась не со мной, а с ним. У него в кармане есть даже письмо этой осо-
бы, и, судя по тому, что я слышал, это письмо имеет для вас большое зна-
чение.

- Но каким же образом ты оказался участником этого злодеяния?

- Товарищ предложил мне помочь ему убить вас, и я согласился.

- Сколько же она заплатила вам за это "благородное" дело?

- Сто луи.

- Ого! - со смехом сказал молодой человек. - Очевидно, она дорого це-
нит мою жизнь. Сто луи! Да это целое состояние для таких двух негодяев,
как вы! Теперь я понимаю, почему ты согласился, и я готов пощадить тебя,
но с одним условием.

- С каким? - тревожно спросил солдат, видя, что еще не все кончено.

- Ты должен достать мне письмо, которое находится в кармане у твоего
приятеля.

- Но ведь это только другой способ убить меня! - вскричал бандит. -
Как могу я достать это письмо под огнем бастиона?

- И все же тебе придется решиться на это, или, клянусь тебе, ты ум-
решь от моей руки!

- Пощадите! Сжальтесь надо мной, сударь! Ради той молодой дамы, кото-
рую вы любите! Вы думаете, что она умерла, но она жива! - вскричал бан-
дит, опускаясь на колени и опираясь на руку, так как вместе с кровью он
терял также и силы.

- А откуда тебе известно, что есть молодая женщина, которую я люблю и
которую считаю умершей? - спросил д'Артаньян.

- Из того письма, которое находится в кармане у моего товарища.

- Теперь ты сам видишь, что я должен получить это письмо, - сказал
д'Артаньян. - Итак, живо, довольно колебаться, или, как мне ни противно
еще раз пачкать свою шпагу кровью такого негодяя, как ты, клянусь словом
честного человека, что...

Эти слова сопровождались таким угрожающим жестом, что раненый поднял-
ся.

- Подождите! Подождите! - крикнул он, от испуга сделавшись храбрее. -
Я пойду... пойду!

Д'Артаньян отобрал у солдата ружье, пропустил его вперед и острием
шпаги подтолкнул по направлению к его сообщнику.

Тяжело было смотреть, как этот несчастный, оставляя за собой на доро-
ге длинный кровавый след, бледный от страха близкой смерти, пытался до-
ползти, не будучи замеченным, до тела своего сообщника, распростертого в
двадцати шагах от него.

Ужас был столь явно написан на его покрытом холодным потом лице, что
д'Артаньян сжалился над ним.

- Хорошо, - сказал он, презрительно глядя на солдата, - я покажу тебе
разницу между храбрым человеком и таким трусом, как ты. Оставайся. Я
пойду сам.

Быстрым шагом, зорко глядя по сторонам, следя за каждым движением
противника, применяясь ко всем неровностям почвы, д'Артаньян добрался до
второго солдата.

Было два способа достигнуть цели: обыскать раненого тут же на месте
или унести его с собой, пользуясь его телом как прикрытием, и обыскать в
траншее.

Д'Артаньян избрал второй способ и взвалил убийцу на плечи в ту самую
минуту, когда неприятель открыл огонь.

Легкий толчок, глухой звук трех пуль, пробивших тело, последний крик,
предсмертная судорога - все это сказало д'Артаньяну, что тот, кто хотел
убить его, только что спас ему жизнь.

Д'Артаньян вернулся в траншею и бросил труп рядом с раненым, который
был бледен как мертвец.

Он немедленно начал осмотр: кожаный бумажник, кошелек, в котором,
очевидно, лежала часть полученной бандитом суммы, стаканчик для иг-
ральных костей и самые кости - таково было наследство, оставшееся после
убитого.

Д'Артаньян оставил стаканчик и игральные кости на том месте, куда они
упали, бросил кошелек раненому и жадно раскрыл бумажник.

Между несколькими ненужными бумагами он нашел следующее письмо, то
самое, ради которого он рисковал жизнью:

"Вы потеряли след этой женщины, и теперь она находится в полной безо-
пасности в монастыре, куда вы никоим образом не должны были ее допус-
кать. Постарайтесь, по крайней мере, не упустить мужчину. Вам известно,
что у меня длинная рука, и в противном случае вы дорого заплатите за те
сто луи, которые от меня получили".

Подписи не было, но письмо было написано миледи - д'Артаньян не сом-
невался в этом. Поэтому он спрятал его как улику и, защищенный выступом
траншеи, начал допрос раненого. Последний сознался, что вместе с товари-
щем, тем самым, который только что был убит, он взялся похитить одну мо-
лодую женщину, которая должна была выехать из Парижа через заставу Вил-
лет, но что, засидевшись в кабачке, они опоздали на десять минут и про-
зевали карету.

- И что же вы должны были сделать с этой женщиной? - с тревогой спро-
сил д'Артаньян.

- Мы должны были доставить ее в особняк на Королевской площади, -
сказал раненый.

- Да-да! - прошептал д'Артаньян. - Это именно так, к самой миледи.

И молодой человек задрожал, поняв, какая страшная жажда мести толкала
эту женщину в ее стремлении погубить его и всех, кто его любил, поняв,
как велика была ее осведомленность в придворных делах, если она сумела
все обнаружить. Очевидно, свои сведения она черпала у кардинала.

Однако среди всех этих печальных размышлений одна мысль внезапно по-
разила его и исполнила величайшей радости: он понял, что королева разыс-
кала наконец тюрьму, где бедная г-жа Бонасье искупала свою преданность,
и что она освободила ее из этой тюрьмы. Теперь письмо, полученное им от
г-жи Бонасье, и встреча с ней на дороге в Шайо, встреча, когда она про-
мелькнула, как видение, - все стало ему понятно.

Итак, отныне, как и предсказывал ему Атос, появилась возможность ра-
зыскать молодую женщину, ибо не существовало такого монастыря, в который
нельзя было бы найти доступ.

Эта мысль окончательно умиротворила д'Артаньяна. Он повернулся к ра-
неному, с тревогой следившему за каждым изменением его лица, и протянул
ему руку.

- Пойдем, - сказал он, - я не хочу бросать тебя здесь. Обопрись на
меня, и вернемся в лагерь.

- Пойдемте, - ответил раненый, не в силах поверить такому великоду-
шию. - Но не для того ли вы берете меня с собой, чтобы отправить на ви-
селицу?

- Я уже дал тебе слово, - сказал д'Артаньян, - и теперь вторично дарю
тебе жизнь.

Раненый опустился на колени и стал целовать ноги своего спасителя, но
д'Артаньян, которому совершенно незачем было оставаться дольше так близ-
ко от неприятеля, прекратил эти изъявления благодарности.

Гвардеец, вернувшийся в лагерь после первых выстрелов с бастиона,
объявил о смерти своих четырех спутников. Поэтому все в полку были очень
удивлены и очень обрадованы, увидев д'Артаньяна целым и невредимым.

Молодой человек объяснил колотую рану своего спутника вылазкой врага,
которую тут же придумал. Он рассказал о смерти второго солдата и об
опасностях, которым они подвергались.

Этот рассказ доставил ему подлинный триумф. Все войско целый день го-
ворило об этой экспедиции, и сам герцог Орлеанский поручил передать
д'Артаньяну благодарность.

Всякое доброе дело несет награду в себе самом, и доброе дело д'Ар-
таньяна вернуло ему утраченное спокойствие. В самом деле, д'Артаньян
считал, что может быть совершенно спокоен, раз один из двух врагов убит,
а другой безраздельно предан ему.

Это спокойствие доказывало лишь одно - что д'Артаньян еще не знал ми-
леди.

XII

АНЖУЙСКОЕ ВИНО

После вестей о почти безнадежной болезни короля вскоре в лагере нача-
ли распространяться слухи о его выздоровлении, и, так как король очень
спешил лично принять участие в осаде, все говорили, что он двинется в
путь, едва лишь будет в состоянии сесть на лошадь.

Между тем герцог Орлеанский, знавший, что не сегодня-завтра его смес-
тят с поста командующего армией и заменят либо герцогом Ангулемским, ли-
бо Бассомпьером, либо Шомбергом, оспаривавшими друг у друга этот пост,
был бездеятелен, терял время, лишь нащупывая силы противника, и не ре-
шался ни на какую крупную операцию, которая могла бы прогнать англичан с
острова Рэ, где они все еще осаждали крепость Сен-Мартен и форт Ла-Пре,
тогда как французы, со своей стороны, осаждали Ла-Рошель.

Что касается д'Артаньяна, то, как мы уже сказали, он стал спокойнее,
что всегда бывает после того, как опасность минует и мы начнем считать
ее несуществующей; у него оставалась лишь одна забота - он не получал
никаких известий от своих друзей.

Однако как-то утром, в начале ноября, все сделалось ему ясно благода-
ря следующему письму, полученному из Виллеруа: