Ощущение правильное.
затянулся. Дым заполнил легкие старым безжалостным, но необходимым сейчас
образом. Он почувствовал, почти незамедлительно, какую-то слабость, но это
не меняло общего ощущения.
тем, что я останусь жив, я сделаю это в первую очередь".
еще раз затянулся и выпустил дым из ноздрей. Он повернул к Старку блокнот.
- Твоя очередь, - сказал Тад.
Тадом; более этого читать не было никакой необходимости. Они оба знали,
как должно идти повествование.
Роллик должен был сейчас подняться наверх. Все твое были вооружены
пистолетами-пулеметами "Штайр", единственным приличным полуавтоматическим
оружием, изготавливаемым в Америке. Даже если кто из охранников,
замаскированных под гостей, проявит прыть и догадливость, их тРоих вполне
достаточно, чтобы посеять огневой шторм, более чем удовлетворяющий все нх
потребности. Дайте мне только выбраться из торта, подумал Мэшин. Это все,
что я прошу".
свой блокнот... и затем остановился. Он смотрел на Тада абсолютно честно и
открыто.
он знал. Боишься. Да, конечно, - подумал Бомонт. - Только те, кто еще
ничего не понимают - малыши - не боятся. Годы пройдут, а слова на бумаге
не станут более темными... но и белые поля, уверен, не станут белее вокруг
слов. Боишься? Ты был бы безумнее, чем есть, если бы не боялся".
сделать требуемое.
написанный Тадом текст в последнем абзаце... и затем начал писать.
Тада.
..."что это такое - иметь астму, но если бы кто-то спросил его после
всего произошедшего...
саднить, и ощутил, что там появилась свежая язва. Тад взглянул на Старка и
убедился, что эта язва перекочевала к нему со рта Старка, откуда она
внезапно исчезла.
куда быстрее.
удовлетворения.
настолько хорошо, как только возможно.
читал все написанное. То, что он искал, начало прорисовываться на третьей
странице из тех девяти, которые успел исписать Старк.
а затем понял, что происходит. Гости - их было не менее двух сотен, -
толпились у длинных столов, поставленных под гигантским сине-желтым шатром
на досках, призванных защитить газон от острых шпилек женской обуви. Эти
гости стоя и шумно приветствовали появление ввозимого торта, украшенного
множеством воробьев".
малейшего... понятия о них".
вперед, н близнецы несколько раз поглядывали на потолок перед тем, как
уснуть, поэтому Тад знал, что и они тоже слышат птиц.
чаще и чаще, а в последнем абзаце весь текст был прямо-таки пропитан ими.
людьми, привязанными к нему, как воробьи на ниточке, были Джек Рэнгли и
Лестер Роллик. Все же прочие воробьи, с которыми он летал десять лет,
теперь взлетели в небо. Воробьи. И они начали летать еще до того, как
Мэшин крикнул им на их воробьином языке".
тот положил блокнот на место. - Что ты думаешь?
так?
Алексиса Мэшина, он начал исцеляться.
края этой новой кожи в нескольких местах полностью затянули раны и щели, в
других - почти сошлись друг с другом в стремлении сомкнуться. Вновь
появились брови. Капли гноя, которые прекратили рубашку Старка в какую-то
клейкую желтую тряпку, подсыхали.
язву. Он задержал ладонь перед глазами и посмотрел на пальцы. Они были
влажные. Тогда он потрогал лоб. Кожа была ровной. Маленький белый шрам,
память об операции, которую претерпел Тад Бомонт, начав реально жить в
литературе, теперь исчез.
природы, мальчик. Просто еще один закон.
ли почти темно. Он взглянул на свои наручные часы, но от них не было
проку. Они остановились без четверти пять. Время не играло особой роли. Он
должен будет это сделать очень скоро.
продолжить или сделаем перерыв?
сможешь.
устремлены только на слова, слова, слова. Он запустил руку в свои светлые
волосы, которые снова отросли на его голове. - Я тоже думаю, что смогу.
Даже знаю, что смогу.
вылез из своего складного стула. И пошел к настенной точилке для
карандашей, после чего снова уткнулся в работу. Тад заточил один из
карандашей "Бэрол" сделав его почти столь же острым, как бритва. И, пока
он возвращался, он также вынул из кармана птичий манок, полученный от
Роули. Тад зажал его в руке и снова сел, глядя в блокнот перед собой.
превратилось его собственное лицо, ощупай он его рукой. Вопрос был лишь в
том, хватит ли у него на эту попытку силы воли.
Но он сам был удивлен, выяснив, что это чувство было далеко не столь
сильным, как ранее, когда Лиз и Алан покидали кабинет, и он предполагал
даже, почему. Произошло отделение. Своего рода непристойное рождение. Это
не была больше его книга. Алексис Мэшин находился рядом с тем человеком,
который жаждал писать эту рукопись с самого начала.
своим блокнотом.
не хотел писать что-либо.