структурно-числовой, т.е. атом определяется тем, как расположены его
элементы внутри него самого, какой из этих элементов нужно считать первым и
в каком структурном взаимоотношении находится весь данный атом с другими
атомами, которые его окружают. В сравнении с этим два других свойства атома,
которые иной раз попадаются в источниках, являются вполне второстепенными и
третьестепенными. Именно, атомам свойственны те или иные размеры, та или
иная величина. Но этим атомисты вовсе не определяют природу атома, а только
указывают на тот участок бытия, которым охватываются атомы, т.е. в том
случае, когда этот участок бытия мыслится цельным и неделимым. Ничего не
определяет в атоме также и его вес, указание на который тоже попадается в
источниках. Само собою разумеется, если атом действительно материален, то он
должен иметь любые размеры и любой вес. Первичным, однако, определением
атома является его числовая структура, которая уже не зависит ни от
размеров, ни от веса атомов. В весе и тяжести атомов - 67 А 24; ср. у Маков.
171. 172. 174. 176. 191. 192. 267. Имеется источник, гласящий прямо о
невесомости атомов у Демокрита и о принадлежности учения о весе атомов
только последователям Демокрита (68 А 61, Маков. 81) и Эпикуру (68 А 47,
Маков. 77). С другой стороны, имеются сведения не только о весомости атомов
у Демокрита, но и зависимости веса атомов от их размера (А 60, Маков. 80; А
135, Маков. 121). Уже эта неустойчивость сведений о размерах и весе
свидетельствует о нехарактерности этого учения для Демокрита93.
числовая операция ведет к все новым и новым качествам, то станет вполне
понятным, почему атомисты не определяли свои атомы также и по их качеству.
При таком понимании количества, которое было у них, всякая качественность
предполагалась уже возможной наперед, ибо структурно-числовой принцип уже
определял ее целиком.
геометрические тела, т.е. как геометрические тела в нашем смысле слова.
Конечно, геометризм здесь был на первом плане. Здесь следует указать на
четкость и абсолютную отчеканенность формы, неразрушимость и неразделимость
атома, его только умственную представимость, его неподверженность никаким
физическим воздействиям (т.е. как бы бесконечную плотность и твердость), его
физическую бескачественность и недоступность чувственной текучести или
восприимчивости, его вечное постоянство и неизменность решительно во всех
отношениях. У атомистов разрушимы только сложные тела, которые то возникают,
то погибают; на атомы никогда не возникают и никогда не погибают (Маков. 47.
79). Именно это обстоятельство часто давало повод трактовать античные атомы
как только объективные геометрические тела, лишенные всего физического.
Однако, спецификой античного атома является именно то, что древние вместе с
геометрией одновременно находили в нем и самую настоящую физическую материю.
Древние вообще с большим трудом различали материальное и идеальное; и если
идеалисты иной раз и доходили до чисто идеальных представлений, они все же
наделяли это идеальное такими качествами, которые во многих отношениях
приближались к материальным. Тем не менее атом огня трактовался как самый
настоящий огонь, т.е. как материя или вещество, как определенное состояние
вещества.
учение об атоме, конечно, представляется абсурдным. Но исследователь
античных текстов ничего тут не может поделать. Геометрия и физика настолько
объединены здесь в единое целое, а вернее, настолько отождествлены, что не
может быть и речи о противопоставлении в атоме его физических качеств и его
геометрической структуры94.
соответствует современным представлениям об атоме. Современное представление
об атоме, включая даже вопрос о взаимодействии атомов, основано на
определенного рода геометрических конструкциях95. Характеризуя современную
атомистику, знаменитый современный физик Шредингер в статье "2400 лет
квантовой теории" пишет: "Только теперь геометрическими прообразами являются
не фигуры материальных частиц, как в античной атомистике, а скорее
геометрические свойства самого пространства - времени - континуума. Эта
параллель не только игра словами. Ибо можно напомнить, что в самой
эйнштейновской теории материи нет ничего, кроме геометрических свойств
континуума (именно кривизны), так что между геометрией частиц и геометрией
континуума нет различий"96.
некоторой степени облегчить понимание физико-геометрического тождества в
античном атоме. Это - понятие предела. Ведь предел никогда не достижим для
переменной, монотонно изменяющейся величины, хотя расстояние между ними
может стать меньше любой заданной величины. Так как античные атомисты вместе
со всеми античными философами трактовали материю как нечто вечно подвижное и
так как в глубине этой вечно подвижной материи они находили также элементы,
которые сами по себе уже никогда не менялись, то, очевидно, неизменный атом
данного типа вечно изменчивого вещества и был пределом изменения данного
вещества.
большим, то с меньшим числом сторон. Но как бы мы ни изменяли эти
многоугольники, логически ясно, что если треугольник можно превратить в
шестиугольник, а шестиугольник - в двенадцатиугольник и т.д., то ничто не
мешает нам представлять и бесконечноугольник. А это и будет круг. Круг есть,
таким образом, предел вписанных в него или описанных около него правильных
многоугольников при бесконечном увеличении числа их сторон. Само собою
разумеется, вовсе не обязательно думать о круге, изменяя число сторон
многоугольников. Но если мы хотим логически додумать до конца это изменение,
то понятие о круге не может не появиться в нашем сознании. Такова логика
этих фигур. Намеки на математическое понимание предела можно найти у
Демокрита (Маков. 133. 134 и 68 В 155а, Маков. 135; В 155; Маков. 132).
до конца все изменения, происходящие с данной вещью или с данным веществом.
И если тут они пришли к понятию атома, то это явилось их величайшим
завоеванием.
бесконечного числа их образов, которые и нужно считать не чем иным, как
бесконечно разнообразным приближением соответствующего физического явления к
лежащему в его основе атому (67 А 29. 30, 68 В 7). Во всяком случае, здесь
действовала живейшая потребность додумать понятие изменения до конца. Да и
мы в нашей диалектике можем мыслить изменения только тогда, когда есть нечто
неизменное; движение предполагает нечто неподвижное, случайное -
необходимость этого случайного. Отсюда делается понятным, почему
действительно сущие атомы для действительно сложных тел оказывались только
возможным бытием (Маков. 59).
тождество у атомистов есть результат логического продумывания до конца той
разнокачественной материальной действительности, которая находится у них в
вечном движении. Отсюда становится ясным и то, насколько сложно у античных
атомистов понятие малости. Атом является здесь малым не потому, что это есть
какое-то наименьшее количество вещества (ведь все наименьшее может стать еще
меньше). Атом не есть здесь и некое очень маленькое, но остающиеся
постоянным количество вещества в процессе изменения этого последнего. О
разных пониманиях малости и о возможности атомов всяких размеров, включая
атом, равный целому миру (см. 68 А 43.47). Если воспользоваться
арифметической аналогией, то не является ни дробью с тем или иным
количеством десятичных знаков, ни постоянным количеством, взятым в
каком-либо неподвижном, изолированном и абсолютном смысле. есть предел для
бесконечной и притом совершенно определенной переменной величины (1; 1,4;
1,41; 1,414...) Античный атом поэтому скорее не величина (он может быть
любой величины), а закон получения или становления величин. Таким образом,
античный атом при всем своем постоянстве и вечной неизменности не так уж
неизменен и неподвижен. В нем всегда кроется бесконечное количество
приближенных величин, для возникновения которых он является принципом.
удивлять, потому что и вся греческая натурфилософия учит о непрерывном
движении материи. А так как атом не только геометричен, но и физичен, то
движение его можно считать естественным. Но в том движении, о котором
говорили атомисты, было нечто новое. Дело в том, что они и здесь старались
продумывать натурфилософские идеи до конца и тем самым приходили к
предельным обобщениям.
либо как результат механического толчка. Но представлять атомы как живые
существа - значит впадать в мифологию, которую отвергали не только Левкипп и
Демокрит, но и все другие греческие натурфилософы. Выводить же движение
одного тела из толчка, произведенного на него другим телом, значит впадать в
дурную бесконечность. Ведь если причиной движения одного тела был толчок со
стороны другого тела, то надо было бы объяснить толчок этого другого тела
толчком третьего тела и т.д. В таком рассуждении нужно либо отказаться
совсем от всякого объяснения движения данного тела, либо признать, что,
перебрав все тела, мы все же придем к такому телу, которое движет уже само
себя без всякого толчка извне. Атомисты и решили, что все тела движутся сами
по себе, не будучи, однако, живыми существами. Движение атомов в результате
столкновений и толчков является у них вторичным в сравнении с самодвижением
(67 А 6. 16 ср. 68 А 47). Согласно их представлениям, материя совершенно
неотделима от движения, а движение - от материи. Движение здесь не просто
один из признаков тела; оно входит в определение самой его сущности. Материя
движется самопроизвольно - вот тот вывод, который напрашивается сам собою
почти у всех греческих натурфилософов, но который с полной отчетливостью был
осознан только атомистами.
Белоусов Валерий
Корнев Павел
Посняков Андрей
Шекли Роберт
Жюль Верн
Афанасьев Роман