вместо левого - авиационное кресло без подлокотников, пространство
позволяет вытянуть ноги с заднего диванчика, с правой его половины,
зато на левую и не протиснешься. Холодно. Лена запустила двигатель - с
пол-оборота - и щелкнула тумблерком: зажглись подфарники, озарились
приборы. Слабенько, желтовато, но, надо думать, все же бросили нижний
блик на Ленине лицо, чего Арсений, впрочем, не увидел сзади и сбоку.
Включила подогреватель. Он завыл, и почему-то запахло соляркою. В
черноте под панелью загорелась изумрудная точка. Единственная фара
выхватила из темноты кусок капота Lволгиv, переднее левое ее колесо,
несколько теней вдалеке, которые тут же приблизились и расступились
перед светом, деревья по краям выездной аллейки, серый кусок асфальта,
вставшего дыбом перед взъездом на магистраль, - и растворилась в ярком
люминесцентном пламени последней.
спиною выл, разгоняясь до максимальных оборотов и вталкивая жестяночку
в доступную для нее скорость, которая, впрочем, определялась только на
глаз: спидометр не работал. Пустое полотно дороги манило в левый ряд,
и Лена поддалась ему. Далекий, в нескольких километрах впереди,
светофор переключал цветные пятнышки.
не чувствовалось в этой уверенности некоторой преувеличенности,
дерганости. Однако лихо. Светофор приблизился и включил зеленый.
Арсений в такой ситуации, пожалуй, сбросил бы газ, рассчитав, что при
постоянной скорости как раз попадет под красный, Вильгельмова же
давила на всю железку: следовательно, через минуту ей придется
тормозить, потом разгоняться заново и потерять таким образом лишние
бензин и время. Ишь ты! - не затормозила, пошла под запрет. По ее
спине Арсению показалось, что Лена ждет замечания - именно потому и
смолчал. Тогда Вильгельмова резко свернула к обочине и остановилась.
Кто из нас в конце концов мужчина? спросила. Вы машину хоть водить
умеете? Почему, собственно, хоть? возможно развязнее, и от этого
получилось зажато, ответил Арсений. Чем придираться к словам,
парировала художница, садитесь-ка лучше за руль! Дверцу, однако, не
открыла, стала перебираться внутри салона, и Арсений столкнулся с
Леною на секунду, прижался, вернее, ему показалось, что художница
прижалась сама.
обгоном свет на дальний. Арсений плюхнулся в низкое глубокое сиденье,
поерзал, попробовал ногами педали, положил руку на рычаг переключения
передач. Перебросил налево тумблерок поворота, взглянул в зеркало,
врубил первую. Года полтора уже не пробованное ощущение владения
автомобилем создало в голове легкое кружение, как от утренней, до
завтрака, сигареты, выкуренной после недельного перерыва.
Комфорт? Надоело толкаться в метро? А вы представляете, сколько вам
придется толкаться на сервисе? Знаете, сколько придется подкладываться
под слесарей? Я уж не говорю о деньгах. Содержание самой роскошной
любовницы столько не стоит, сколько содержание паршивой микролитражки.
Кстати, вы женаты? Нет, ответил Арсений. Я давно уже не женат. И детей
нету тоже.
молчании, и недавний разговор, казалось, прочно забыт. Затем, что я
хочу иметь возможность, когда станет совсем не по себе, вскочить среди
ночи с душной, смятой, нечистой постели, одолеть с лету заплеванные
лестничные марши, запустить двигатель и на максимальной скорости
рвануть куда глядят глаза. И если меня не задержит по дороге ГАИ, если
я не попаду в ДТП, если машина не развалится на куски, то где-нибудь у
черта на рогах, в казахских степях, например, я поставлю свою жестяную
коробочку под одиноким случайным деревом и проживу в ней хотя бы
два-три дня так, что ни одна собака в этой стране, в которой все обо
всех всегда вс° знают, не будет и подозревать, где я в настоящий
момент нахожусь! Задумался, что-то припоминая, по губам скользнула
летучая улыбка, и добавил:
предельно сконцентрировать внимание на нем, на дороге, на знаках и
светофорах, а не болтать с попутчицею, не читать ей стихи, припоминая
давнее приятное, не анализировать собственные ощущения, не восхищаться
своей манерой езды, не зажиматься от каждой естественной на
непривычном, да еще и разболтанном аппарате микроошибочки, вроде
треска при переключении передачи, не пытаться, наконец, угадать
впечатление, которое производишь на сидящую сзади даму, - в противном
случае обстоятельства могут поставить тебя перед необходимостью резко
ударить по тормозам, так что машину закрутит на свежем, корочкою льда
покрытом асфальте, и соответствующая железа впрыснет в кровь лошадиную
дозу адреналина, и конечности ослабеют, и зрачки расширятся, и
пересохнет во рту. Арсению такую необходимость явило человеческое
тело, неожиданно возникшее прямо перед капотом, за одним из плавных
поворотов. Автомобильчик крутануло пару раз и остановило у самого
бордюра внутренней стороны проспекта, там, где его разделяла надвое
пятиметровая аллея. Вильгельмова взвизгнула. Она не видела лежащего на
асфальте, смысл произошедшего был для нее загадкой.
их сделать несколько движений: из машины, наружу, к мягкому,
скрючившемуся на разметочном пунктире телу. Вильгельмова, все еще
ничего толком не понимая, следила, как Арсений вышел, приблизился к
неподвижному темному предмету, наклонился, секундою позже выпрямился,
принялся злобно, бешено колотить предмет ногами, и, когда художница
открыла дверцу, чтобы подойти к Арсению, услышала летящий сквозь
сжатые зубы попутчика черный, последний мат. Что вы делаете? крикнула,
разобрав в лежащем предмете человека. Что вы делаете?! и схватила
Арсения за плечи. Что я делаю?! Вот что я делаю! и, пнув тело еще пару
раз, Арсений носком ноги перевернул его навзничь. Несмотря на только
что полученные телом пинки, лицо его, тронутое кровоподтеками,
пьяно-блаженно улыбалось. Алкаш! Видите - алкаш! А если б я его
переехал?! Помогите мне, сказала Вильгельмова, не ответив Арсению, и
взяла подмышки, попыталась приподнять тяжелого, словно труп, человека.
Надо оттащить хоть в кусты.
миновавшая их за все время, прошла по противоположной, за аллеею,
стороне. Пережитые напряжение и злоба на стекляшку преобразили
Арсения, обычно сравнительно мягкого. Он вырвал пьяного из Лениных
рук, шмякнул об асфальт: пусть лежит где лежал! пусть издыхает как
собака! Алкаш, еби его мать! и силою потащил Лену к машине, распахнул
дверцу, пихнул Вильгельмову на заднее сиденье. Она подчинилась без
слова, без обиды, чуть ли, кажется, не с оттенком восхищения. Арсений
обошел капот, сел за руль и взял с места так, что колеса взвизгнули. В
зеркале заднего вида мелькнул оставленный на дороге человек. Лена
смотрела на Арсения, а назад не оборачивалась.
которые в этот ненормальный для людей час, час между волком и собакой,
как звали его древние, приняли химерический вид: явились Арсению
сначала абсурдным допущением, потом - убежденностью, что пьяный на
дороге - Лика. Несколько минут Арсений отмахивался от навязчивой
нелепой идеи и гнал Lзапорожецv вперед, дальше, к Ликиному же дому,
но, когда идея овладела сознанием до невозможности ей сопротивляться,
резко развернулся и - назад, по прежней полосе, против движения,
которого, по счастью, в четвертом часу утра не было. Что вы делаете?!
простонала Вильгельмова. Арсений только мотнул головою.
Впереди показалась черная Lволгаv и, заметив Арсения, начала свирепо
мигать желтыми, скрытыми за решеткою радиатора фарами и сигналить.
Арсений, почти не обращая внимания, почти инстинктивно, чуть тронул
руль вправо, и машины разъехались, едва не шаркнув друг по другу
бортами. Зеленый глаз светофора, под которым Арсений проскочить не
успел, сменился красным, и вдогон одноокому зверю понесся с
перекрестка заливистый свисток постового, неизвестно как оказавшегося
там о ею пору. Остановите же машину! Вильгельмова уже кричала. Что вы
делаете! Остановите машину!
а именно: где лежит Лика? и ничего вокруг он не видит и не слышит. На
каком же месте она лежит?! Дорога пуста, как взлетная полоса в туман.
Может, дальше? И там ничего, кроме асфальта. Еще дальше? Еще? Нет, уже
проскочил. Крутило до развилки. Если крутило вообще. Если не
померещилось. Снова разворот и - вперед, но уже по шерсти и медленнее,
внимательнее. Лена примолкла. Дорога так и остается пустою. Никто на
ней не лежит. Никто. Померещилось, с облегчением решает Арсений. Все
померещилось. Никакого пьяного в реальности не существует. А тем
более - Лики. Бред. Галлюцинация. Игра расстроенных нервов. Как с
автоматическим расстрелом в переходе на LПроспект Марксаv. Или не
померещилось? Спросить, что ли, у Вильгельмовой? вспоминает Арсений о
ее присутствии. Лучше не надо. Идиота из себя разыгрывать! Никого не
Русанов Владислав
Маккарти Кормак
Посняков Андрей
Буркатовский Сергей
Володихин Дмитрий
Акунин Борис