твидовых брюк ключ, он вставил его в замок и повернул два раза. За дверью
открылся пролет металлической лестницы, покрашенный в темно-зеленый цвет,
ведущей вниз. С лестницы тянуло холодом и сыростью. Некрашеные
бетонированные стены и потолок производили тягостное и мучительно
однообразное впечатление.
смутные шумы. Эхо их всякий раз долго вибрировало в воздухе, и девушка
наклоняла голову набок, пытаясь понять, что это за звуки.
пролет, как те же самые звуки раздались вновь с шокирующей ясностью. Это
были крики людей, приглушенные, но исключительно отчетливые.
пальцы на ее руке и почти потащил ее за собой.
- Это всего лишь побочные эффекты лечения.
она почувствовала, что у нее от страха задрожал живот и сказала себе: ?Я не
стану кричать так?.
- бесстрастно произнес доктор Гейст, и Дайна возненавидела его еще больше. -
Вы прокричите нам весь свой психоз, и когда он выйдет, э-э, на свет, мы
рассеем его подобно тому, как облачко пыли рассеивается дуновением ветра. -
Дайна подумала про себя, что его воображение оставляет желать много лучшего.
внезапно девушку осенило, почему ?лечебные кабинеты? располагаются на много
футов ниже основных помещений больницы. По той же самой причине, по которой
терапия проводилась в столь необычное время суток: вопли и крики,
сопровождавшие ее, не должны были тревожить остальных пациентов.
стола, к крышке которого по бокам крепились кожаные ремни шириной дюйма в
три.
ремней. - Вы должны быть привязаны к столу при прохождении процедуры ради
вашей же безопасности.
вся кровь покинула ее тело и вытекла на пол сквозь подошвы туфель.
резких конвульсий и судорог. Вы можете нечаянно покалечиться, если не будете
привязаны.
приступе рвоты, сопровождавшемся, по крайней мере как ей казалось,
отвратительными захлебывающимися звуками, лишь усиливавшими его.
населявших его, - заявил доктор Гейст, ничуть не смутившись. Он точно не
замечал, что творится с девушкой. - На самом деле, это хороший симптом, так
как заставив ваш рассудок ослабить контроль, мы получим в руки ключ к вашему
исцелению. День за днем действуя в этом направлении, мы достигнем
поставленной цели.
рту, Дайна смотрела на него. Ослепительный свет маленьких лампочек под
потолком отражался в линзах очков Гейста, делая их непроницаемыми для
взгляда снаружи, в результате чего он стал похожим уже не на святого
Николая, а на доктора Циклопа.
повел Дайну назад в ее палату, отчаянный, безмолвный крик поднялся из
глубины ее души:
коридоре, но на сей раз он выглядел более спокойным. Вместе они зашагали по
тому же пути, опускаясь все ниже и ниже в чрево больницы, туда, где никто не
услышит ее крики. Останавливаясь на очередной площадке. Дайна чувствовала,
как ее тело лишилось еще одной порции жизненной энергии.
раз за разом возвращались к этому предстоящему моменту. Она представляла,
как будет сопротивляться, как обрушит кулаки в ненавистную рожу медсестры и
яростно вцепится зубами в толстую ляжку доктора Гейста. Однако теперь, когда
этот момент настал, она чувствовала себя такой обессиленной и морально
подавленной, что покорно позволила им положить ее лицом вниз на стол и
привязать.
Под ним на Дайне не было ничего, и доктор уставился на ее тело так, точно
она являлась его дочерью. Яркий свет, отражаясь от линз его очков, метался
по грубым бетонным стенам, как огни автомобильных фар. Опустив глаза. Дайна
взглянула на каменный пол, и вот тогда словно ?темница? впервые прозвучало у
нее в голове, словно пистолетный выстрел.
доктора Гейста, державшую шприц с иглой невероятной длины, какой Дайна
никогда не видела прежде.
ярости продолжали стоять в уголках ее глаз, и она изо всех сил стискивала
побелевшие пальцы в кулаки. ?Если бы только, - повторяла она про себя, - я
не была связана?. Ей хотелось стереть с лица земли доктора Гейста со всеми
его идиотскими рассуждениями о пользе медицины и мерзкой леденящей улыбкой,
словно примерзшей к его лицу.
другой планеты. Разумеется, Дайна ни на секунду не усомнилась в том, что это
- ложь. Она уже успела убедиться в его беспощадности и коварстве.
мгновение ненависть в ее душе вспыхнула с неведомой ей доселе силой. Она
забилась, затрепыхалась всем телом, прикованным к оцинкованному столу, как
рыба, вытащенная из воды. Смутно она слышала, как доктор Гейст зовет на
помощь мисс Мак Михаэльс, однако это не остановило ее. Ничто и никто не смог
бы остановить ее в тот миг. Ненависть фонтаном била в ее душе, и Дайна
воображала, как ее развязанные руки смыкаются на жирном горле доктора
Гейста. Вдруг что-то пронзило ее кожу и стало проникать все глубже и глубже
в ее плоть, в то время как она сама погружалась все дальше и дальше во мрак.
Она закричала не от боли или шока, а от ни с чем не сравнимого унижения.
ненавистное лицо, стоявшее перед ее глазами, подернулось туманной пленкой,
так что его стало невозможно разобрать. Потом доктор Гейст исчез, и на смену
ему явилась Моника. Однако руки ее по-прежнему стискивали шею этого
воображаемого существа. Она стала задыхаться; ее вздохи стали похожи на
плеск воды, проливаемый на каменный пол... Открыв рот, она зашлась в
беззвучном крике.
способна ее ненависть. - ?Мать, - мысленно обращалась она к Монике, - как ты
могла поступить со мной так? Ревность. Ты всегда ревновала меня. Все было
ничего, когда я была маленькой, и ты могла пеленать меня, кормить и купать.
Но стоило мне вырасти, как я превратилась в твою соперницу. Ты хотела, чтобы
я навсегда осталась ребенком?.
в кривом зеркале, лицо матери, находящейся уже на волоске от смерти,
задыхающейся в смертельной хватке. Однако она увидела перед собой не мать, а
кого-то другого, полускрытого в тени, нагоняющего на нее непреодолимый ужас.
Дайна закричала и продолжала кричать до тех пор, пока у нее хватало дыхания.
После она на некоторое время впала в беспамятство, погрузившись в пустоту.
был сделан из одного сахара. Однако даже он не смог отбить сильный вкус
резины, державшийся у нее во рту. На следующий день, лежа у себя в палате и
глядя в потолок, она припомнила Т-образный кусок черной резины, валявшийся
на полу, который она увидела после того, как ее вытащили из темницы. Следы
ее собственных зубов, красовавшиеся на этом куске, были такими глубокими,
словно Дайна прокусила его насквозь.
своей жизни она не испытывала такого голода и все же, увидев размер тарелок
и их количество, подумала: ?Ни один человек на свете не в состоянии съесть
столько всего за один присест?. Она съела все подчистую.
глюкозы и чудовищная трапеза. Доктор Гейст посещал ее ежедневно. Слова
лились из него бесконечным потоком. Однако Дайна не слушала, что он говорит.
Ее мозг раздулся, став похожим на воздушный шар, наполненный причудливой
смесью мыслей и идей; как будто Дайна была существом из далекого мира,
вынужденного привыкать к иной, чуждой для него атмосфере. В таких случаях
доктор Гейст казался ей не более реальным, чем прогулка по обратной стороне
Луны. Дайна стала думать о нем, как о нелепой однодневной лилии,
распускающейся каждый раз на рассвете только для того, чтобы завять и
умереть с наступлением темноты. Поэтому она и относилась к нему как к
растению или, возможно, телевизору, оставленному включенным с приглушенным
звуком исключительно для создания видимости обстановки общения и больше ни
для чего.
Окасио, бушевавшей в ее груди, как пожар в лесу. Именно за нее, за эту
мрачную и безнадежную ненависть она цеплялась всякий раз, когда ужас перед
самим фактом заключения в ?Уайт Седарс? или ежедневные путешествия в темницу
грозили взять верх над ее рассудком. Доктор Гейст мог получить доступ к той
части ненависти, которая предназначалась Монике: он и так имел его. В его
речи, обращенной к ней, она являлась главной темой. Что же касается