девушки.
приходится им рассчитывать либо на объятия подруг, либо на беглое внимание
жрецов или храмовых стражников. Ланнон улыбнулся и подумал, как много их
воспользуются вольностями праздника Плодородия Земли. Как часто он сам
совершал смертный грех с какой-нибудь закутанной в плащ и замаскированной
жрицей. Праздник приближался, он начнется через две недели, и Ланнон
всегда с нетерпением ждал его. Потом он с сожалением подумал, что Хай вряд
ли вернется к этому времени, чтобы участвовать в праздновании. Это
уменьшит для него радость праздника. Настроение Ланнона всегда было
изменчиво, и через десять шагов хорошее состояние духа исчезло. Входя в
приемное помещение, он сердито хмурился.
своем троне, сложив руки на коленях; лицо ее, покрытое косметикой,
напоминало маску, лоб натерт белым порошком сурьмы, веки металлически
голубые, а рот алым пятном выделяется на бледном лице. Ланнон нашел, на
ком сорвать дурное настроение.
расстраивала его планы. Он ненавидел эти встречи с пророчицей, и в то же
время они вызывали в нем странное очарование. Он понимал, что большая
часть этих пророчеств - суета сует, вероятно, подсказанная занимающимися
политикой жрецами. Но среди них бывало немало проницательных замечаний и
дельных советов, а иногда с уст пророчицы срывались самородки чистого
золота. Во время своих регулярных посещений он прислушивался к тонам
голоса пророчицы. Как и Риб-Адди, пророчица иногда колебалась или
сомневалась, произнося свои откровения. Ланнон был чувствителен к этому,
но особенно он был внимателен, когда она говорила монотонным низким
голосом. Именно тогда она давала внушенные богами истинные прорчества.
царя, усугубленным дурным настроением, задал он первый вопрос.
тебя закрыли в клетке с прекрасным, но опасным хищником, с беспокойной
энергией и непредсказуемым поведением. В бледно-голубых стальных глазах
светилась хищная жажда убийства, черты лица у него совершенные, но
холодные и полны той же страсти.
одна - и больна.
Бледная и неотдохнувшая, встала она утром, вся покрытая ночным потом; она
заставила себя съесть приготовленный Айной завтрак, и тут же ее вырвало.
ручейками по бокам и животу. Она задыхалась, дышала тяжело, тело ее
ослабло, а царь продолжал задавать вопросы.
сказанных без убеждения, она пыталась сосредоточиться, вспомнить, чему
учил ее Хай.
ее своей энергией. Она чувствовала, как под маской косметики скапливается
пот. Кожа ее зудела и распухала, поры были закрыты краской, и она жаждала
смыть ее. Вдруг ей представилось удивительное видение прохладной воды,
падающей на поросшие мхом скалы, она погружала свое обнаженное тело в
воду, и волосы ее расстилались по поверхности, как стебли водного
растения.
плечи откинуты, бедра в мужской надменности продвинуты вперед, насмешка на
красивом лице, насмешка в голосе.
дурноты. Пот пробился сквозь краску на ее верхней губе, тошнота сменилась
головокружением.
она смотрела в длинный темный туннель, в конце которого лицо Ланнона
горело, как золотая звезда. В ушах ее слышался рев, звуки бури, летящей
через лес. Потом звуки бури смолкли, наступила тишина, и послышался голос.
Голос хриплый и низкий, ровный и монотонный, голос мертвой женщины или
опьяненной дымом кальяна. Со слабым удивлением Танит поняла, что голос
исходит из ее горла, и слова поразили ее.
Твое будущее - тьма и смерть.
увидела, как вспыхнули его щеки, а губы стали мраморными.
клетки, чернота ждет тебя.
влажные от ритуального омовения, дрожали на его плечах, он поднял обе руки
в знаке солнца, пытаясь отвратить слова, которые попадали ему в душу, как
стрелы, выпущенные из лука.
черноте.
безжалостно находили его.
тебя, как лев ждет беспечного путника.
трона. - Колдовство! - Он ударил Танит по лицу, потом стал бить по голове
и спине. Каппюшон ее плаща откинулся, иволосы рассыпались. Удары громко
звучали, но Танит не издавала ни звука. Молчание ее привело Ланнона в
бешенство.
покатилась, пытаясь встать, но Ланнон пнул ее в живот, и она со стоном
согнулась, сжав живот, а ноги в сандалиях продолжали бить ее.
поисках оружия, хотел уничтожить эту женщину и произнесенные ею слова.
себя, в его бледных глазах еще горело безумие.
отступило, но он дрожал и губы его побледнели и тряслись.
полу.
пока она передавала требования Великого Льва, все слушали и думали каждый
о своем. Совет состоял из верховной жрицы и двух ее советниц, старших
жриц, которые должны были непосредственно наследовать пост преподобной
матери.
мы тем самым создадим? - спросила сестра Альма, маленькая сморщенная
старушка, с лицом, похожим на мордочку любопытной обезьяны. - Какое
преступление совершило это дитя? Если и совершила, то мы должны рассудить
и назначить наказание. Мы должны защищать своих, даже если это означает
бросить вызов царю.
спросила сестра Хака, со смуглой кожей в оспинах, с длинными черными
волосами, тронутыми сединой, с жесткими челюстями и низким, почти мужским
голосом. Ей еще не исполнилось сорок лет, и она, несомненно, переживет
преподобную мать. До последнего времени считалось, что именно она
унаследует руководство жречеством, и она этого страстно желала. Однако
после появления в Опете пророчицы ее позиции стали менее прочны. История
свидетельствовала, что именно пророчицы становились преподобными матерями,
и их шансы на это были наибольшими. Вдобавок она, несомненно, была
любимицей верховного жреца, а это важное преимущество, когда речь идет о
заполнении вакантного места в Божественном Совете. В Танит у сестры Хаки
появилась сильная соперница, но у нее были и иные, помимо чисто
политических, причины ненавидеть ее.
гневно вспыхнули. Она по-прежнему хотела эту девушку, по-прежнему видела
ее во сне, и часто, когда она находилась наедине в темой комнате с молодой
послушницей, она обманывала себя, внушая, что это Танит.
лица остальных. Все знали, какая несдержанная, неумолимая сила правит
Опетом. Все знали, что до сих пор никто: ни аристократ, ни жрец, ни друг,
ни враг - не смели противостоять ей.
сплюнула кровавую слизь и вытерла рот платком, лицо у нее стало
напряженным, а глаза усталыми и тупыми.
удовлетворением, скрытым за маской озабоченности.
"Возможно, нам стоит понять, в чем грех девушки и совершила ли она его".
свои руки. "Пошлите за девушкой, - приказала она. - Мы ее допросим".
от возраста, другая от боли. Они цеплялись друг за друга, и престарелая
жрица подбадривала молодую, но когда она увидела собравшийся Совет, лицо
ее исказилось от гнева и она закричала:
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Никитин Юрий