Чтение 98–й страницы книги ~Падение Гипериона~

- Боже мой, Эдуард - епископ! Извините меня, госпожа Гладстон,
пожалуйста, продолжайте.

- Судя по этому письму, конклав кардиналов впервые в истории церкви
остановил свой выбор на человеке, не достигшем сана монсеньора. Здесь
сказано, что новый папа - священник-иезуит, некто Поль Дюре.

Невзирая на боль, Дюре сел в постели.

- Что? - недоверчиво воскликнул он.

Гладстон передала ему листок с сообщением.

Поль Дюре уставился на бумагу.

- Но это невозможно! Никогда еще папой не выбирали человека с саном
ниже монсеньора, разве что символически, и то единожды. Так было со святым
Бельведером после Большой Ошибки и Чуда... Нет, нет, это невозможно!

- Моя помощница сообщила, что епископ Эдуард уже пытался дозвониться
до вас, - продолжала Гладстон. - Мы распорядимся, чтобы вас немедленно
соединили с ним, святой отец. Извините, я должна называть вас теперь Ваше
Святейшество. - В голосе секретаря Сената слышалось глубокое уважение без
тени иронии.

Дюре, слишком потрясенный, чтобы отвечать, лишь смотрел на нее.

- Я прикажу соединить вас с Пасемом. Мы сделаем все, чтобы вы
поскорее вернулись в Новый Ватикан, Ваше Святейшество, но я была бы
бесконечно признательна вам, если бы вы поддерживали с нами связь. Я
нуждаюсь в ваших советах.

Дюре, кивнув, снова поднес к глазам тонкий листок. На пульте в
изголовье койки замигал глазок фона.

Выйдя в коридор, Гладстон сообщила врачам новость с Пасема и, вызвав
охрану, приказала доставить сюда епископа Эдуарда и других иерархов Нового
Ватикана. Когда она вернулась к себе, Седептра напомнила ей, что через
восемь минут возобновится заседание Военного Кабинета. Гладстон кивнула,
подождала, пока помощница уйдет, и вошла в кабину мультисвязи, скрытую за
панелью в стене. Отгородившись звуконепроницаемым экраном, она набрала код
корабля Консула. Конечно, услышать эти сигналы может кто и где угодно, но
расшифровать их способен лишь адресат. Хотелось бы надеяться на это.

Загорелся красный глазок голографической камеры.

- Из автоматического рапорта вашего корабля следует, что вы
согласились встретиться с Бродягами и они приняли вас. Надеюсь, вы
остались в живых, - произнесла Гладстон в камеру и, вздохнув, продолжила:
- Много лет назад я попросила вас принести великую жертву Гегемонии. А
теперь прошу ради блага всего человечества выяснить следующее:

- Во-первых, почему Бродяги атакуют и крушат миры Сети? Все мы - вы,
Ламия Брон, я сама - были убеждены, что им нужен только Гиперион. Каковы
их истинные намерения?

- Во-вторых, где находится Техно-Центр? Я должна это знать, если нам
предстоит с ним воевать. Неужели Бродяги забыли о нашем общем враге?

- В-третьих, на каких условиях они согласны прекратить огонь? Чтобы
избавиться от Техно-Центра, я готова пойти на уступки. Большие уступки. Но
кровопролитие должно прекратиться. Немедленно!

- В-четвертых, согласен ли встретиться со мной Глава Собрания Роя?
Если потребуется, я лично прибуду в систему Гипериона. Большинство наших
кораблей оттуда ушло, но корабль-прыгун и его эскорт остаются возле сферы
сингулярности. Глава Роя должен принять решение немедленно, так как
руководство ВКС намерено уничтожить сферу, и тогда путешествие из Сети
займет три года.

- Наконец, Глава Роя должен знать, что Техно-Центр побуждает нас
воспользоваться взрывным нейродеструктором. Многие руководители ВКС
согласны. Время не ждет. И повторяю: мы не допустим захвата всей Сети!

- Теперь дело за вами. Пожалуйста, подтвердите получение этого
сообщения и свяжитесь со мной по мультилинии, как только начнутся
переговоры.

Гладстон взглянула в круглый глаз камеры, надеясь, что ее тревога и
искренность, преодолев сотни световых лет, дойдут до Консула.

- Умоляю вас исполнить мою просьбу. Смилуйтесь над родом
человеческим!

За мультиграммой последовал двухминутный репортаж об апокалипсисе на
Небесных Вратах и Роще Богов. Ниша опустела, а Консул, Мелио Арундес и Тео
Лейн все еще не могли произнести ни слова.

- Отвечать? - нарушил тишину корабль.

Консул прокашлялся.

- Подтверди получение сообщения, - сказал он. - Сообщи наши
координаты. - Он вопросительно взглянул на спутников.

Арундес тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от кошмара.

- Очевидно, вы и раньше бывали здесь, в этом Рое.

- Да, - ответил Консул. - После Брешии. После того, как моя жена и
сын... Короче, после Брешии я побывал в этом Рое и вел переговоры с
Бродягами.

- Вы представляли Гегемонию? - спросил Тео Лейн. Тревога состарила
молодого губернатора Гипериона, избороздив его лицо стариковскими
морщинами.

- Нет, фракцию сенатора Гладстон, - объяснил Консул. - Это было еще
до ее избрания на пост секретаря Сената. Ее соратники объяснили, что
включение Гипериона в Протекторат может повлиять на исход политических
распрей внутри Техно-Центра. Нужно только подбросить Бродягам информацию,
которая побудит их оккупировать Гиперион. Что, в свою очередь, явится
предлогом для вмешательства флота Гегемонии.

- И вы это сделали? - В голосе Арундеса не звучало никаких эмоций,
хотя его жена и взрослые дети находились на Возрождении-Вектор - в
неполных восьмидесяти часах от первой волны вторжения.

Консул откинулся на подушки.

- Нет. Я выдал Бродягам этот план. Они послали меня назад, в Сеть, в
качестве двойного агента. Они действительно намеревались оккупировать
Гиперион, но лишь когда сочтут это необходимым.

Тео, сцепив пальцы, откинул голову:

- Значит, все эти годы в консульстве...

- Я ждал известий от Бродяг, - спокойно договорил за него Консул. -
Видите ли, у них имелось устройство, способное разрушить антиэнтропийный
барьер вокруг Гробниц Времени. Распахнуть Гробницы, когда Бродяги будут
готовы. Снять оковы с Шрайка.

- Значит, это сделали Бродяги, - сказал Тео.

- Нет, - невозмутимо возразил Консул, - это сделал я. Я предал Бродяг
так же, как до того - Гладстон и Гегемонию. Я застрелил женщину из Роя,
которая настраивала устройство... Ее и техников, что были с нею... Затем
включил устройство. Антиэнтропийные поля исчезли. Было организовано
последнее паломничество. И Шрайк вышел на свободу.

Тео смотрел, не отрывая глаз, на бывшего наставника. В зеленых глазах
молодого губернатора было, скорее, недоумение, чем гнев.

- Но почему? Почему вы сделали это?

И Консул рассказал им, коротко и бесстрастно, о Сири с
Мауи-Обетованной и восстании против Гегемонии. Восстании, которое не
прекратилось и после смерти Сири и ее мужа - деда Консула.

Арундес поднялся с дивана и подошел к окну. Солнечные лучи играли на
его одежде, на темно-синем ковре кают-компании.

- А Бродяги знают, что вы... натворили?

- Теперь знают, - ответил Консул. - Я рассказал об этом Свободному
Ванцу... и другим... сразу же после нашего прибытия.

Тео мерил шагами нишу.

- Значит, встреча, на которую мы собираемся, может окончиться
судебным разбирательством?

Консул улыбнулся.

- Или казнью.

Тео остановился, сжав кулаки.

- И Гладстон знала об этом, когда просила вас еще раз отправиться
сюда?

- Да, конечно.

Тео отвернулся.

- Просто не знаю, чего вам пожелать - казни или помилования.

- Я сам не знаю, Тео, - с горечью отозвался Консул.

- Ванц, кажется, говорил, что собирается прислать за нами судно? -
сказал Мелио Арундес.

Что-то в его интонации заставило обоих мужчин подойти к окну.
Небесное тело, на котором они находились, было астероидом средней
величины, окруженным силовым полем десятого класса и терраформированным
многовековым трудом ветра, воды и дотошных инженеров. Солнце Гипериона
висело над пугающе близким горизонтом. Сплошные травяные заросли
колыхались на ветру, и по этому лугу струилась то ли широкая речушка, то
ли небольшая река. Вода текла к горизонту, а там, казалось, воспаряла к
небу, превращаясь в опрокинутый водопад, и уходила все выше и выше,
пересекала далекую мембрану силового поля и исчезала в космической тьме.

По этому бесконечно высокому водопаду спускалась лодка. На носу и
корме виднелись человекоподобные фигуры.

- Боже! - прошептал Тео.

- Нам лучше приготовиться, - деловито сказал Консул. - Это наш
эскорт.

Солнце зашло удивительно быстро. Последние лучи пронзили водяную
завесу в полукилометре над сумрачной поверхностью астероида, и в
ультрамариновом небе расцвели радуги, настолько сочные и густые, что дух
захватывало от их красоты.