выныривая из темной майки. Жена отвернулась, свернулась калачиком, натянув
простыню на плечи.
Подседерцев, но не огласил его вслух, поймав себя на мысли, что это нужно
сделать непременно, и совершенно по другой причине. Черт с ним, Ролдугиным, а
если бы позвонил оперативный, по делу?
тогда он морщился, словно от боли. Дыхание было прерывистым, грудь то
поднималась вверх, будто он готовился нырнуть в воду, то опускалась и надолго
замирала. Бледное лицо блестело от пота. Он застонал, голова оторвалась от
маленькой подушки, пальцы вцепились в черный шелк простыни. Судорога,
прокатившаяся по телу, заставила его сесть. Он покачнулся, протяжно выдохнул,
ладони скользнули по гладкой простыне, и он упал на спину. Лицо сразу сделалось
неживым, устало и расслабленно легли веки.
захотеть, стоит представить себя в нужном месте, и ты будешь там, с той
скоростью, с какой пожелаешь.
сделавшееся невесомым тело. Быстрее, быстрее, еще быстрее! Тело сделалось
огненной каплей, прожигающей плотную вату тумана. Странно, но он не утратил
способности видеть, хотя был уверен, что у того, во что превратилось его тело,
не может быть глаз. Сквозь разрывы в клубах тумана внизу мелькали искореженные
огнем и дождями бетонные конструкции, маслянистые озера, ржавые островки
посреди выжженной степи, черные спички сгнивших деревьев... Он представил, что
летит еще быстрее, и тело стало вытягиваться все больше и больше,, пока не
превратилось в тонкую спицу. В сознании всплыло - "скорость света", и спица
вспыхнула нестерпимо ярким огнем. Исчезло ощущение полета. Исчезло все...
щелкнул замок входной двери.
холод, идущий от нее, изогнул тело, и оно, как планер, поймавший ветер, стало
набирать высоту. Закинул вверх голову. Тучи разбивались о стену, в серых
водоворотах матово вспыхивал солнечный свет. Он представил, что уже там, выше
туч, брюхом скользящих по земле, навсегда закрывших от нее солнце. Скорость
полета стала возрастать с каждым ударом сердца. Быстрее, быстрее, еще
быстрее... Сердце не выдержало бешеной гонки, взлетело вверх и...
Он сам стал частичкой света и огромным сияющим океаном одновременно.
Невероятная легкость, звенящая радость, счастье. Неземное счастье...
пока загустело и не приобрело форму женской фигуры.
металла, исходило жгучим жаром. Он знал, что нельзя смотреть ей в глаза, и что
было сил зажмурился.
его посыпались миллиардами звезд. И сделалась Тьма...
растворилась в полумраке, темный комбинезон и капроновая сетка на голове
сделали ее невидимой на фоне черной простыни. Мужчина беззвучными кошачьими
шагами обошел низкое ложе, на котором головой к окну лежал Виктор. Опустился на
колени.
прошептал:
скользнули по левой ключице, замерли, уткнувшись в пульсирующую ложбинку.
помогая сесть.
всматривался в лицо под тенью густой сетки.
сопротивляться, но быстро затих. Широко распахнутым ртом сипло втягивал воздух.
сам меня вызвал к жизни. Сам, даже меня не спросил. Так что, Виктор, извини,
теперь я делаю, что хочу. Или, что считаю нужным. - Она кивнула мужчине, тот
чуть ослабил захват.
как бешеную собаку, и забьют камнями.
отыскать меня, обречен. Очень скоро все будут валяться у моих ног и молить о
милости облизать пыль с моих сапог. Но я поджарю их раньше, чем они сумеют
понять, с кем решили спорить.
его груди, и Виктор, бешено вытаращив глаза, забился в руках мужчины. Тот
сильнее сжал замок на его шее, Виктор обмяк.
собственные мозги. Пока тебя не выворотит знаниями, которыми ты так старательно
ее набил. - Женщина подняла его за подбородок, заставила смотреть себе в глаза.
- О, нам страшно? Глупыш! Я хочу и могу это сделать. Но не стану. Я совершаю
лишь то, что должно.
колени и наклонить голову. Женщина поставила ногу ему на спину и прошептала:
Востока, на вечное забвение. Быть тебе между небом и землей. Да будет так!
плечом.
Машину несло по мокрому асфальту, отчаянно выли покрышки. Перекресток
приближался неотвратимо, как в страшном сне. На фоне светлеющего неба ярко
горел красный глаз светофора. Машина несколько раз вздрогнула и клюнула
передком, окончательно остановившись. Через мгновение наперерез по перекрестку
промчался грузовик.
Подседерцев, пристегивая ремень безопасности. - Тебе, Серега, только
труповозкой рулить, в ней пассажирам уже все пофигу.
усов. - Ну превысил немного скорость. На дело же едем! Гаишник докопается, суну
ксиву - он и заглохнет.
будут. - Подседерцев сунул в рот сигарету. - Поехали. Только не гони.
дыма, оказывается, тошнило.
час, не ушла с городских улиц. У ярко освещенных витрин ларьков и магазинчиков
кучковался народ. То и дело, кто покачиваясь, кто молодым оленем, через
проспект перебегали загулявшие граждане. В темных аллейках мелькали белые ножки
женщин. Проносились иномарки, гремя на всю округу рвущейся из салонов музыкой.
крупно пофигу. Выпили, закусили, морды побили, трахнулись и спать завалились. А
утром... Утром могут и не проснуться".
была лишь пятым тузом в колоде, умело вброшенном кем-то в политическую игру. А
что еще оставалось людям делать, если Первый перед выборами сдал себе все тузы?
Логика в этом была. Но действия параноика-одиночки - это уже из разряда
оперативного бреда. Слишком невероятно, чтобы поверить, и слишком безумно,
чтобы просчитать. В причастность Белова верилось больше. Но напрочь отмести
мысль об одиночке становилось все труднее и труднее. Слишком притягательной она
теперь была. Как пропасть у самых ног.
памяти слова Виктора. И еще, страшное: "Взять штурмом небо - это путь
одиночек".
бордюре. - Вон он стоит.