нам! Она так хорошо читала наизусть.
проговорил Мур, затачивая перочинным ножом карандаш, который мисс Килдар
совсем иступила.
Генри. - До сих пор помнит, как она тогда провинилась.
голову, прикрыла рот ладонями, и рассыпавшиеся при этом движении локоны
снова спрятали ее лицо.
отцом в пух и прах, не хотела слушаться ни его, ни маму, ни миссис Прайор,
все кричала, что отец тебя оскорбил.
папа выкинул твои вещи из чемодана. Мама плачет, миссис Прайор плачет, обе
стоят над тобой, в отчаянии ломают руки, уговаривают, а ты сидишь на полу
среди разбросанных вещей, перед открытым чемоданом, и вид у тебя, - ах,
Шерли! - ты знаешь, какой у тебя вид, когда ты сердишься? Лицо не
искажается, черты неподвижны, и ты так хороша! Почти не заметно, что ты
злишься: кажется, ты просто решилась на что-то и очень спешишь. Но
чувствуется, что горе тому кто в такую минуту станет тебе поперек дороги, -
на него обрушатся гром и молния! Отец совсем растерялся и позвал мистера
Мура...
он уговаривал отца не волноваться, чтобы у того не разыгралась подагра,
потом успокоил и выпроводил дам, а тебе сказал просто, что упреки и
разговоры сейчас не ко времени, потому что в классной комнате стол накрыт к
чаю, а ему очень хочется пить, и он будет рад, если ты отложишь укладку и
угостишь нас с ним чашкой чаю. Ты пришла, сначала не говорила ни слова, но
скоро смягчилась и развеселилась. Мистер Мур начал рассказывать про Европу,
про войну, про Бонапарта, это нам обоим всегда было интересно. После чая
мистер Мур сказал, чтобы мы остались с ним на весь вечер. Он решил не
спускать с нас глаз, чтобы мы еще чего-нибудь не натворили. Мы сидели подле
него и были так счастливы! Это был самый лучший вечер в моей жизни. А на
следующий день он тебя отчитывал целый час и еще в наказание заставил
выучить отрывок из Боссюэ - "Le Cheval dompta". И ты его выучила, вместо
того чтобы укладываться. Больше об отъезде ты не заговаривала. Мистер Мур
потом чуть не год подсмеивался над тобой за эту выходку.
Мур. - Я тогда первый раз в жизни имел счастье слышать, как английская
девушка говорит на моем родном языке без акцента.
Генри. - После хорошей бурной ссоры Шерли всегда становится добрее.
Килдар, по-прежнему не поднимая головы.
приехал, мне иногда хочется осведомиться у владелицы Филдхеда, что сталось с
моей бывшей воспитанницей.
кому другому не посоветовал слепо доверяться этой скромнице, которая сейчас
прячет раскрасневшееся лицо, словно робкая девочка, а через мгновение может
вскинуть гордую и бледную голову мраморной Юноны.
Другие, видно, обладают даром превращать живых людей в камень.
взгляд как бы спрашивал: "Что означают эти странные слова?" Он обдумывал их
неторопливо и основательно, как какой-нибудь немец метафизическую проблему.
отвращение, от которого стынут нежные сердца?
- сделайте одолжение! Мне безразлично, как вы меня поймете.
голову, точно такую, как ее описал Луи Мур.
сказать, как прелестная нимфа на наших глазах превратилась в неприступную
богиню. Но Генри ждет вашего чтения, не разочаровывайте его, божественная
Юнона! Давайте начнем!
что, запоминая, стараюсь усвоить и смысл и чувство; знания укореняются в
мозгу, чувства - в сердце. Это уже не скороспелый росток без собственных
корней, который быстро зеленеет, быстро цветет и тотчас увядает. Внимание,
Генри! Мисс Килдар согласилась доставить тебе удовольствие. Итак, первая
строка:
наставительно заметил воспитатель.
того как он читал, Шерли прислушивалась все внимательнее. Сначала она сидела
отвернувшись, потом повернулась к нему лицом. А когда Луи Мур умолк, она
начала читать так, словно впитала все слова, слетевшие с его уст: таким же
тоном, с таким же акцентом, в точности воспроизводя ритм, жесты, его
интонации и даже мимику.
Казалось, занятия французским, родным языком Луи Мура, доставляют ей
живейшее удовольствие. Она просила его читать наизусть еще и еще, и вместе с
забытыми текстами в памяти Шерли оживали забытые времена, когда она сама
была ученицей.
Шерли повторила их, в точности следуя всем переходам его глубокого голоса.
Затем последовала одна из прелестнейших басен Лафонтена - "Le Chkne et le
Roseau"*. Тут уж учитель показал себя, и ученица тоже постаралась от него не
отстать. Но затем они оба, по-видимому одновременно, почувствовали, что
легкий хворост французской поэзии не в состоянии дольше поддерживать пламя
их восторга и что пора бросить в жадную пасть огня хорошее рождественское
полено доброго английского дуба.
более естественного, драматичного и утонченного мы все равно не сыщем.
стоял у камина, облокотившись на каминную доску, о чем-то раздумывал и
казался почти счастливым.
растениями, с которых порывистый октябрьский ветер еще не сорвал поблекшей
листвы, почти не проникали отблески закатного неба, но огонь камина давал
достаточно света, и можно было продолжать разговор.
отвечала нерешительно, запинаясь и смеясь сама над собой. Он поправлял ее и
ободрял. Генри тоже присоединился к этому необычному уроку. Оба ученика,
обнявшись, сидели напротив учителя. Варвар, давно уже скуливший за дверью и
наконец впущенный в комнату, с глубокомысленным видом устроился на ковре и
не сводил глав с пламени, танцевавшего над раскаленными угольями и золой, и
все четверо были счастливы. Но
готов, а я еще не одета.
обычно обедали много раньше, когда у других бывал второй завтрак.
Филипп Наннли.
ставни и вышла. - Смотри, у тебя даже руки дрожат! Я знаю почему, а вы,
мистер Мур? Я догадываюсь, чего хочет мой отец. Этот сэр Филипп - настоящий
уродец! Лучше бы он не приезжал, лучше бы мои сестрицы остались с ним