стояла потупившись. Оба эти взгляда были полны такого значения, что Юджин
сразу осекся и ничего не сказал, ограничившись задумчивым "гм!".
вероятно, мог бы простоять так в полной неподвижности, не произнося ни
слова, всю ночь - столько покорности и безграничного терпения чувствовалось
в нем.
сказал Юджин, когда ему наскучило молчать, - у него останется время на
посещение синагоги. Мистер Аарон, будьте любезны...
задерживать. - И, обращаясь к Лиззи: - Кажется, наш друг, мистер Аарон,
несколько туг на ухо?
слуха моего может коснуться только один голос. Если эта девушка сама
попросит меня не провожать ее домой и уйти, я так и сделаю. А никого другого
слушать не буду.
невозмутимый Юджин.
А никому другому отвечать не буду.
домой. Мистер Рэйберн, мне очень тяжело сегодня, и я надеюсь, вы не сочтете
меня неблагодарной, изменчивой, скрытной. Дело не в этом. Я несчастна. Прошу
вас, запомните, что я вам сказала. Берегите себя, будьте осторожней!
мне остерегаться? Кого остерегаться?
Аароном поделим между собой обязанности попечителя и вместе проводим вас до
дому. Мистер Аарон пойдет с той стороны, я - с этой. Если у мистера Аарона
не будет никаких возражений, эскорт выступит в путь.
его. Он был уверен, что теперь, когда ему грозит какая-то опасность, она не
захочет расстаться с ним. Несмотря на свою беспечность и ветреность, он
безошибочно читал те ее сокровенные мысли, которые ему хотелось прочесть.
несмотря на все то, что ему пришлось выслушать. Как это возвышало его над
мрачным, скованным в каждом своем движении искателем ее руки и над
озлобленным, эгоистичным братом! Он оставался верен ей, когда родной брат от
нее отрекся! Какое же огромное преимущество, какую власть над ней давало ему
все это в тот вечер! А если вспомнить, сколько его поносили из-за нее и
сколько она сама, бедняжка, из-за него вытерпела, то разве удивительно, что
участливые, проникновенные нотки, проскальзывавшие в его голосе (вопреки
беспечному тону, который должен был успокоить ее), малейшее его
прикосновение, мимолетный взгляд, само его присутствие на этой темной,
убогой улице точно пронизывали ее светом, падавшим из какого-то волшебного
мира, и сияния этого не властны были угасить ни ревность, ни злоба, ни
подлость, ни насмешки духов тьмы.
туда, где жила Лиззи. Не дойдя несколько шагов до двери, она простилась со
своими спутниками и вошла в дом одна.
Премного благодарен вам за компанию, но теперь, как это ни прискорбно, нам
надо расстаться.
посетовать, что вы такой легкомысленный.
доброй ночи и посетовать, что вы такой глубокомысленный, а следовательно,
скучный.
и, повернувшись к Райе спиной, он сошел со сцены, вид у него тоже стал
глубокомысленный. "Как это Лайтвуд меня спрашивал тогда?" - пробормотал он,
останавливаясь и закуривая сигару. "Так чем же это кончится? Что ты делаешь?
Куда ты идешь?.." Тяжкий вздох: "А-а! Скоро мы все это узнаем!"
когда Райя, сидевший в темноте напротив дома, где жила Лиззи, встал и
медленно зашагал по улице, похожий в своем длинном ветхозаветном одеянии на
призрак давно минувших времен.
Сент-Джеймс-сквере) и слыша, как внизу совершается туалет лошадей, почтенный
Твемлоу приходит к выводу, что в общем и целом он находится в менее выгодном
положении, чем эти благородные животные в стойлах, ибо хоть при нем и нет
слуги, который угощал бы его увесистыми шлепками и командовал бы ему грубым
голосом: "Тпру! Стой!", все же слуги-то у него нет вовсе, а так как по утрам
суставы пальцев и прочие суставы работают у нашего кроткого джентльмена со
скрипом, он, пожалуй, согласился бы, чтобы его привязали к двери спальни, но
только бы вымыли, вытерли, почистили и одели, предоставив ему играть
пассивную роль во время этой нелегкой процедуры.
мужчин, известно только грациям и ее горничной. Этой очаровательной особе не
приходится обслуживать самое себя, как бедному Твемлоу, но все же она охотно
сократила бы хлопоты, неизбежные при ежедневном восстановлении ее прелестей,
так как лицо и шея у нашей богини похожи на панцирь той разновидности раков,
которые каждое утро сбрасывают свое одеяние и прячутся в укромных уголках до
тех пор, пока на них не затвердеет новая оболочка.
манжеты, доходящие ему до кончиков пальцев, и отбывает на завтрак. И как вы
думаете, у кого он будет завтракать? У своих ближайших соседей, супругов
Лэмл на Сэквил-стрит, которые предуведомили его, что на этом завтраке он
познакомится со своим дальним родственником, мистером Фледжби. Грозный
Снигсворт, может, и наложил бы табу на Фледжби, изъял бы Фледжби из
обращения, но миролюбивый Твемлоу рассуждает так: "Если он действительно
состоит в родстве со мной, я тут не виноват, а знакомство с ним ни к чему
меня не обяжет".
супружества, и в честь этой знаменательной даты дают завтрак, потому что
званый обед должного размаха можно было бы дать только в несуществующем
роскошном особняке, который возбуждает такую бешеную зависть у их знакомых.
И вот Твемлоу, по-стариковски семеня ногами, выходит на Пикадилли и
вспоминает, что раньше его фигура отличалась большей статностью, а его жизнь
не подвергалась такой опасности среди быстро мчащихся экипажей. Впрочем, это
было в те дни, когда он еще надеялся получить от грозного Снигсворта
разрешение заняться чем-нибудь и стать кем-нибудь в жизни; это было еще до
того, как этот величественный самодур издал рескрипт: "Поскольку он,
Твемлоу, не сможет отличиться ни на каком поприще, пусть будет неимущим
джентльменом-пенсионером, и пусть живет отныне на пенсию, получаемую от
меня".
мысли теснятся сегодня в твоей голове о ней, о Мечте - назовем прежним
именем ту, что ранила твое сердце в ту пору, когда оно была у тебя еще
совсем юное и когда волосы у тебя были каштановые. Поведай нам, что хуже,
что мучительнее - верить в свою Мечту по сей день или знать, что она
превратилась в алчного, закованного в броню крокодила, который не способен
ни представить себе, какое нежное, мягкое, чувствительное местечко таится у
тебя под жилетом, ни пронзить это местечко вязальной спицей. Поведай нам
также, милый Твемлоу, что лучше - быть бедным родственником могущественной
особы или стоять у извозчичьей биржи в зимнюю слякоть и поить лошадей из
мелкой колоды, - той самой, в которую ты сейчас сослепу чуть не угодил
ногой? Но Твемлоу оставляет эти вопросы без ответа и молча продолжает свой
путь.
маленькая одноконная карета; в ней восседает божественная Типпинз. Опустив
стекло, Типпинз, настроенная весьма игриво, превозносит кавалера, который
будто бы только затем сюда и пришел, чтобы помочь ей выйти из экипажа.
Твемлоу помогает ей выйти с такой учтивостью и серьезностью, точно Типпинз и
вправду существо вполне реальное. Поднимаясь об руку с ним вверх по
лестнице, Типпинз с трудом ступает заплетающимися ногами и делает вид, будто
непроизвольные подрыгивания ее ненадежных конечностей объясняются
свойственной им от природы живостью.
уезжаете за копченым окороком в это... ну, как его? поместье графа
Уорвикского - Дан-Кау, что ли? Ах, вот он, Мортимер, имя которого навсегда
вычеркнуто из списка моих поклонников в отместку, во-первых, за его
непостоянство и, во-вторых, за презренное отступничество. Ну, здравствуйте,
негодник! Как, и мистер Рэйберн здесь? А он зачем пожаловал? Ведь мы заранее
знаем, что из него слова не вытянешь! Ч. П. Вениринг! Ну, как дела в палате?
И когда вы изгоните оттуда эту мерзкую оппозицию? Миссис Вениринг, душенька,
неужели правда, что вы каждый вечер ходите туда, сидите в духоте и слушаете
эти нудные речи? Кстати, Вениринг, почему мы не слышим ваших речей? Ведь вы
в палате рта не открыли за все это время? А нам так хочется вас послушать!
Мисс Подснеп, милочка! Папа тоже здесь? Ах, вот как! И мамы нет? А-а, мистер
Бутс! Прелестно! Мистер Бруэр! Все в сборе! - Так щебечет Типпинз, наводя
свой золотой монокль на Фледжби, на "чужаков" и как девочка-резвушка порхая
Шилова Юлия
Березин Федор
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Плотников Александр
Орловский Гай Юлий