наверно, важное - иначе он не стал бы звонить ночью. Все равно, хорошо,
что я не разбудила Саню. Он крепко спал, одетый, на диване и, должно быть,
волновался во сне. Тень пробегала по лицу, губы сжимались.
горячие щеки. Это была чужая комната, и завтра здесь будут другие. Она
была похожа на тысячу таких же комнат: с диваном, обитым голубым репсом,
со шторами, обшитыми каймой с шариками, с маленьким письменным столом, на
котором лежало стекло, - все равно: это был наш первый дом, и я хотела
запомнить его навсегда.
только сейчас. Это играл тонкий рыжий мальчик, знаменитый скрипач, мне
показали его в вестибюле. Я знала, что он живет рядом с нами.
чувство, что Саня мой муж, а я его жена, - он играл наши прежние, молодые
встречи, как будто видел нас на балу в четвертой школе, когда Саня
поцеловал меня в первый раз...
показался мне таким некрасивым. - За горем приходит радость, за разлукой -
свидание. Помнишь, - ты приказала в душе, чтобы вы нашли его, - и вот он
стоит, седой, прямой, и можно сойти с ума от волненья и счастья. Завтра в
путь - и все будет так, как ты приказала. Все будет прекрасно, потому что
сказки, в которые мы верим, еще живут на земле".
ругала себя за эти глупые слезы. Но я так давно не плакала и всегда так
старательно притворялась, что не могу и даже не умею плакать...
глазом.
спросил, сколько тебе лет, и я сказал - восемнадцать.
и стал делать зарядку. Он и меня заставлял делать зарядку, но я начинала и
бросала, а он делал аккуратно - два раза в день, утром и вечером.
и снял трубку, хотя я сказала, что звонить В. еще рано. Я что-то делала:
кажется, разжигала спиртовку, ставила кофе. Саня назвал В. по имени и
отчеству. Потом каким-то странным голосом он спросил: "Что?" Я обернулась
и увидела, что полотенце соскользнуло с плеча, упало, и он не стал
поднимать его, а стоял, выпрямившись, и кровь отливала от его лица.
- В. ночью получил телеграмму, что поисковая партия отменена. Мне
приказано немедленно выехать в Москву, в Управление ГВФ, за новым
назначением.
вдруг крутой поворот, и начинаются "бочки" и "иммельманы". Но на этот раз
можно было сказать, что машина пошла в штопор.
заслонили все, чем мы жили, что радовало и огорчало нас до войны, кажется
странным то необычайное впечатление, которое произвела на Саню эта
неудача. Это было впечатление, которое отчасти даже изменило его взгляды
на жизнь.
экспедиция, "Святая Мария" - я больше не хочу слушать об этом. Все это
детские сказки, о которых давно пора забыть.
хотя была уверена в том, что он не забудет о них никогда.
отмены приказа. Но телеграмма, которую я получила от него уже не из
Москвы, а откуда-то по дороге в Саратов, убедила меня в обратном. Уже
самое назначение, которое он получил, как бы подчеркнуло полный провал
экспедиции. Он был переброшен в сельскохозяйственную авиацию - так
называемую авиацию спецприменения, и должен был теперь не больше не
меньше, как сеять пшеницу и опылять водоемы. "Отлично, я буду тем, за кого
меня принимают, - писал он в первом письме из какого-то колхоза, в котором
сидел уже вторую неделю, "согласовывая и увязывая" вопросы своей работы с
местными властями, - к черту иллюзии - ведь, право же, это были иллюзии!
Но Ч. был все-таки прав - если быть, так быть лучшим. Не думай, что я
сдался. Все еще впереди".
хотя бы за то, что она помогла нам найти и полюбить друг друга. Но я
уверен, что очень скоро эти старые личные счеты окажутся важными не только
для нас".
полезной роли "сеятеля злаков" и "неукротимого борца с саранчой". Но,
очевидно, он увлекся этой работой, потому что вскоре я получила от него
совсем другое письмо.
называемая парижская зелень, которую нужно распылять над озерами по
одиннадцати килограммов на километр. Для этого, представь себе, нужно
иметь класс, хотя бы потому, что эти озера маленькие, в лесу и похожи друг
на друга, как братья. Подходишь к такому озерку на полном ходу, сразу
резко пикируешь - и круто вверх. Интересно, да? Как ни странно, но совсем
другие, не сельскохозяйственные мысли одолевают меня, когда я пикирую над
этими озерками или на бреющем полете сею пшеницу. Сто двадцать пять
посадок в день - это пригодится, если парижскую зелень на моем самолете
придется заменить другим, более основательным грузом. Все к лучшему, я ни
о чем не жалею. Обнимаю тебя. Я вижу тебя с малышом на руках, ты ходишь и
поешь, а косы плохо подколоты и расплелись, и ты подходишь ко мне и
садишься на корточки, чтобы я подколол косы..."
ему все свободное время. Он менялся с каждым днем, и так интересно было
наблюдать, как он постепенно начинает различать меня, и Розалию Наумовну,
и няню; как в бессмысленных, еще младенческих глазах вдруг мелькают
удивление, внимание. Это может показаться невероятным, но ему еще не было
месяца, а он уже улыбался. Он смотрел на лампочку и плакал, когда ее
гасили. Первое время он пугался своих ручек, а потом подолгу смотрел на
них и не пугался. Другие ребята в его возрасте бывают сморщенные, кислые,
а он веселый, точно рад, что явился на свет. Мне казалось, что он похож на
Саню больше, чем в клинике, когда я видела его в первый раз. Он родился с
черными волосиками, но только на макушке, а теперь уже вся головка
заросла, и он стал очень хорошенький, аккуратный...
две-три недели, чтобы встретиться с Саней, чтобы остаться с ним, где бы он
ни был, и вот он снова был далеко от меня. Нежданно-негаданно у меня
оказалась семья - маленький Петя, и большой, и няня, о которых нужно было
заботиться и думать, причем никто не сомневался, что заботиться и думать
нужно было именно мне.
слово навсегда выкинуть Север из головы. С деньгами было плохо, и я взяла
скучную работу в Геологическом институте.
тысячу ваз больше, чем нужно. Но странное спокойствие вдруг овладело мной.
Точно вместе с "детскими сказками" я проводила свое самолюбие, гордость,
свою обиду на то, что все произошло не так, как я страстно желала. "Что же
делать, милый мой! - ответила я Сане, когда в одном письме он сетовал на
себя за то, что вытащил меня в Ленинград и бросил, да еще с целым
семейством. - Как говорит старый судья, в жизни не закажешь".
меняется маленький Петя, о том, как большой вдруг с жадностью накинулся на
работу, и проект памятника Пушкину выходит замечательно, превосходно...
"Гастрономе", на проспекте 25 Октября, я увидела за окном знакомую фигуру
в сером пальто и в мягкой шляпе, той самой, которая была куплена ради меня
и которая неловко стояла на квадратной большой голове...
бледный, немного наклонясь вперед, он медленно прошел мимо витрины и
затерялся в толпе.
Семенова Мария
Каргалов Вадим
Роллинс Джеймс
Верещагин Олег
Майер Стефани
Шилова Юлия