сенсационное вроде недавно открывшегося ресторана "Москва". Это значило, что
Петр Николаевич получил гонорар за редактуру или статью. Короче говоря,
денег не было почти никогда, и не стоило спрашивать Лену, куда они уходят, -
у нее только смущенно "разъезжались" глаза, и, беспечно махнув рукой, она
заговаривала о чем-нибудь другом, "более интересном".
естественными удобствами, которые были связаны с нормальным финансовым
уровнем жизни. Напротив, в молодости у него так долго не было денег, что он
научился ценить их. Но он любил жену, и все, что она делала, казалось ему не
только правильным, но и великолепным.
добросовестно старался усвоить принципиальную разницу в тактике нападения
ЦДКА и "Динамо". Если матчей не было, они отправлялись или в Центральный
парк культуры и отдыха, или просто куда-нибудь, где много народу. Но были и
другие прекрасные дни, когда Лена нежданно-негаданно являлась к нам в
десятом часу утра и заявляла не без смущения, что "Петька выставил ее,
потому что ему нужно работать".
углублявшееся с годами. У Рубакиных не было детей, а между тем оба они не
просто любили, но обожали детей, особенно Лена. Я советовала ей взять
ребенка на воспитание, но она колебалась, раздумывала. "Это никогда не
поздно!" А время шло, и случилось, что, взглянув на ее бледное лицо с широко
расставленными глазами и седеющей прядью над чистым, высоким лбом (она рано
начала седеть), я думала: "Не поздно, но пора". А потом стало не то что
поздно, а не очень и нужно, потому что по соседству с Рубакиными, через
площадку, поселился какой-то военный. У него была трехлетняя дочка Катя,
румяная, толстенькая, с прямыми смешными волосиками, заколотыми круглой
гребенкой. Лицо у нее было доверчивое, доброе, глаза голубые. Мать ее
умерла. У Рубакиных Катя чувствовала себя как дома. "Ты куда ходила?", "А
больше не пойдешь?", "А это новое платье?" - то и дело слышалось теперь в
комнате Рубакиных. Лена очень привязалась к девочке, часто рассказывала о
ней, и мне всегда казалось, что в эти минуты она не только внешне, но
внутренне хорошеет.
Валентину Сергеевичу, который любил - так было заведено - на каждую новую
диссертацию взглянуть своими глазами.
чьим руководством была выполнена работа. На первом месте стояла его фамилия,
и, как ни странно, мне показалось, что это весьма обыкновенное
обстоятельство заставило проясниться его усталое в этот день лицо с мешками
под глазами и бледными щечками, свисавшими на подкрахмаленный воротник. Он
насторожился, взяв в руки диссертацию, а теперь снова стал
вежливо-равнодушен.
придется убираться на печку. Подумывали об оппонентах?
диссертацию Догадову (Догадов был секретарем Ученого совета). Он доложит,
назначим день - и, как говорится, с богом. Кстати, Татьяна Петровна...
ЗАЩИТА
рождения. Отец - в прошлом матрос, радиотелеграфист, служил на Балтийском
флоте, теперь - мастер обмоточного цеха завода номер сто шесть. Мать -
домашняя хозяйка. Окончив среднюю школу...
старается помешать нашему чинному заседанию - то весело играет на
металлическом письменном приборе, стоящем перед секретарем, то дрожащей
светлой полосой ложится на зеленое сукно стола, за которым сидят члены
Ученого совета, то, осмелев, подкрадывается к самому директору и ударяет
прямо в его пенсне. Зайчики пробегают по зеркальному мрамору камина. Нервно
зажмурившись, директор протирает пенсне.
руководителя, потом к отзыву комсомольской организации. Первый, как и
полагается, краток и сдержан, второй стремится не только сообщить, но и
убедить, что Виктор Мерзляков всегда был передовым комсомольцем,
ответственно относившимся к каждому общественному делу.
среди седеющих и лысеющих членов Ученого совета, Виктор подходит к доске, на
которой развешаны его диаграммы. Доклад начинается - двадцатиминутный, а
хочется объяснить, рассказать, доказать так много! Обходя полемическую
сторону вопроса (на этом настоял Лавров), не вдаваясь в подробности,
любопытные, но уводящие от основных положений (так посоветовал Коломнин), он
говорит - и бледное, тонкое лицо розовеет с каждой минутой.
и прошла, - думаю я, - и вторая, и третья. Как он похудел, бедняга! Прежде я
не замечала, что он так похудел!"
столом, сгорбившись и неопределенно глядя прямо перед собой выпуклыми,
совиными глазами. - До последних дней медлил с отзывом. И что же! Ни одного
серьезного возражения. Ну, этот-то, наверное, проголосует против. А
впрочем... Кто это называл его "человеком-зеркалом"? Валентин Сергеевич
проголосует "за" - и то же самое, не задумываясь, сделает его "отражение".
думать в то время, как Виктор, подняв указку, как шпагу, подходит к доске,
на которой висят его диаграммы. - Он слишком умен, чтобы принять бой на
рядовой кандидатской защите. Как-никак диссертация-то из "его" института. Не
станет! Вероятнее всего, сделает вид, что ничего не случилось".
подходящий к концу. - Ведь если одним взглядом оценить весь наш Ученый
совет, сразу станет ясно, что граница, которая разделяет людей, идет от
Крамова и определяется, главным образом, тем или другим отношением к нему.
Одни - Крупенский, Догадов, Дилигентов, Бельская, Картузова из Городского
института - устремлены к нему и даже сидят, повернувшись в его сторону
вполоборота. Другие - Коломнин, Рубакин, Лавров - сидят прямо или даже
слегка отвернувшись от него, хотя для этого нет, кажется, никаких оснований.
Он и отношение к нему занимают слишком много места в сознании, во всяком
случае больше, чем это требуется интересами дела. Он не объединяет, а
разъединяет людей, - странно, что я не замечала этого прежде. Мешает ли это
работать? Разумеется, да!"
он же председатель Ученого совета, Валентин Сергеевич Крамов, который не
любит - это широко известно, - чтобы доклад диссертанта продолжался больше,
чем двадцать минут. Как всегда, прекрасно, даже щегольски одетый, в новом
черном костюме, он слушает внимательно, с интересом. По-видимому - как это
ни странно, - работа Виктора нравится ему. Он записывает что-то, потом
бросает карандаш и с благодушным выражением проводит маленькой рукой по
лысеющей голове.
посоветовала ему приготовить сжатую концовку и спокойно прочитать ее, если
окажется, что положенных минут не хватает. Не нужно! Договаривая, он
откидывает со лба волосы запачканной мелом рукой. Бессознательным от
волнения жестом он прислоняет указку к доске. Указка падает. Он растерянно
поднимает ее и кладет на уголок стола, за которым сидят члены Ученого
совета. Председатель улыбается. Вслед за ним улыбаются Догадов, Крупенский и
другие.
получает первый оппонент - профессор Крупенский, потом второй - Василий
Федорович Лавров.
Никому. Председатель предлагает избрать счетную комиссию. Она избирается.
Секретарь раздает бюллетени. Достоин ли Мерзляков Виктор Алексеевич ученой
степени кандидата наук? Зачеркните - "согласен" или "не согласен". Да или
нет?
трудные минуты. Я подхожу к Виктору.
открывается, члены комиссии занимают места за столом Совета.
постановления СНК от двадцатого марта тысяча девятьсот тридцать седьмого
года, диссертационную работу на тему...
ровным, ничего не выражающим взглядом. Потом на Виктора, который слушает,
подняв голову, сжав губы так крепко, что проступает упрямая, побелевшая
челюсть.
кандидата медицинских наук" - ответили...
болезненно отдается в сердце. Неужели...