спускал с нее глаз. Иногда ему казалось, она больше не вдохнет. Ждать было
невыносимо. И вдруг опять пугающий громкий хрип. Пол снова поворошил угли
в камине. Ее нельзя беспокоить. Шли минуты.
он вовсе перестал что-либо чувствовать.
вошел в одних носках и в рубашке.
ужасом.
заметил, подвязки у него болтаются.
вернулся. Уолтер Морел, уже в рабочей одежде, снова поднялся в комнату
жены.
приглушенные снегом. На улице перекликались углекопы, группками шагавшие
на работу. Ужасные, долгие вздохи продолжались... грудь поднималась...
поднималась... поднималась; потом долгая тишина... потом ах... ах... х...
х! - выдох. Издалека донеслись гудки чугунолитейного завода. Гуденье и
рокот разносились над снегами, то далекие и едва слышные, то близкие, -
голоса угольных копей и литеен. Потом все стихло. Пол поворошил уголь в
камине. Глубокие вздохи нарушали тишину - выглядела мать все так же. Пол
приподнял штору, посмотрел в окно. Было еще темно. Пожалуй, тьма уже не
такая густая. Пожалуй, снег стал синей. Он совсем поднял штору и оделся.
Потом, вздрагивая, отпил коньяку прямо из бутылки, стоявшей на
умывальнике. Снег и правда синел. С улицы донеслось дребезжанье повозки.
Да, уже семь утра, становится светлей. На улице перекликались. Мир
просыпался. Над снегом занимался серый, мертвенно-бледный рассвет. Да, уже
видны дома. Он погасил лампу. Казалось, стало очень темно. Хриплое дыхание
все длилось, но Пол почти привык к нему. В сумраке он видел мать. Она была
все в том же состоянии. Он подумал, может, навалить на нее тяжелую одежу,
тогда и дышать станет тяжелей, и невыносимое дыхание остановится. Он
посмотрел на нее. Не она это... совсем не она. Если навалить одеяло и
тяжелые пальто...
брата.
без двадцати восемь. Скоро пришла Энни.
прошептала она.
спрашивали:
она редко, громко и страшно всхрапывала.
подумать, что она такое вынесет? Идите вниз, мистер Морел, идите вниз.
Энни тоже ушла вниз. Наверху были сестра милосердия и Артур. Пол сидел,
сжав голову руками. Вдруг через двор, как безумная, с криком прибежала
Энни:
калачиком, щека на ладони, и сестра утирала ей губы. Все отступили. А он
упал на колени, прижался лицом к ее лицу, обнял ее.
Любимая... любимая!
принялся ваксить башмаки.
доктор, посмотрел на покойницу и вздохнул.
часов в шесть за свидетельством о смерти.
сел. Минни захлопотала, подавая ему обед. Он устало выложил на стол черные
от въевшегося угля руки. На обед была его любимая репа. Знает ли он,
подумал Пол. Время шло, и никто не заговаривал. Наконец сын спросил:
и не случилось. Молча съел он репу. Потом умылся и пошел наверх
переодеваться. Дверь жениной комнаты была закрыта.
гробовщику, к священнику, к доктору, в магистратуру. Все эти дела
требовали времени. Вернулся он уже около восьми вечера. Скоро должен был
прийти гробовщик снять мерку для гроба. Дом был пуст, она оставалась одна.
Пол взял свечу и пошел наверх.
пузырьки, тарелки, все разбросанные по комнате больной мелочи уже убрали;
здесь было сейчас строго, сурово. Мать лежала приподнятая на кровати, и
так был тих пологий изгиб простыни от приподнятых ступней, точно волна
свежевыпавшего снега. Она лежала, будто спящая девушка, которой снится
возлюбленный. Рот чуть приоткрыт, словно дивится страданию, но лицо
молодое, лоб чистый и белый, словно жизнь еще не наложила на него свою
печать. Пол опять посмотрел на ее брови, на чуть неправильный носик. Она
опять стала молодой. Только в красиво зачесанных от висков вверх волосах
поблескивало серебро, и две лежащие на плечах незатейливые косички
походили на коричнево-серебристую филигрань. Она еще проснется. Она
поднимет веки. Она все еще с ним. Он нагнулся и страстно ее поцеловал. Но
рот был ледяной. Пол в ужасе закусил губу. Он смотрел на мать и
чувствовал: никогда, никогда он с ней не расстанется. Нет! Пол гладил ее
по голове от висков вверх. Голова тоже холодная. Так молчалив рот и
дивится боли. И сын скорчился на полу подле кровати, зашептал:
былые его одноклассники. Они касались покойницы почтительно, спокойно и
деловито. Они не смотрели на нее. Пол ревниво за ними следил. Энни и он
свирепо охраняли мать. Никого не пускали посмотреть на нее, и соседи
обижались.
Вернулся он в полночь. Едва он вошел, поднялся с дивана отец и жалобно
сказал:
страха, - решительно ничто его не пугало. И Пол вдруг понял, что отец
боялся лечь, когда он в доме один на один с покойницей. И пожалел старика.
остыло.
свою оставил открытой. Скоро сын тоже поднялся наверх. Он, как всегда,
зашел поцеловать мать, пожелать спокойной ночи. В комнате было темно и
холодно. Жаль, нельзя было оставить здесь гореть камин. Ей все снился ее
молодой сон. Но она все равно была бы холодная.
Спала она так красиво, и оттого ему полегчало. Он бесшумно притворил
дверь, чтобы не разбудить ее, и пошел спать.
через лестничную площадку, и это помогло ему собраться с духом. Он отворил
дверь жениной спальни и вошел в затемненную комнату. В полутьме он увидел