ну:
роил! (Донесли, разумеется, про Зинаиду с ее подругой.)
не сразу... И объясни этому бомжу (мне), что он у нас на игле.
уводят. Точка. И ведь иду С Я даже не помнил, как Зюзин взял менЯ под
руку, безнажимно взял и не понукаЯ повел. Я только чувствую С что иду,
ведомый. Вероятно, как Венедикт Петрович, когда Я вел его по коридору,
меж вспыхивающих по обе стороны огнистых кустов электросварки.
Приходят за помощью и еще готовы гадить тебе на голову...
тельный и, надо признать, отважный врачишко Зюзин. Я еще в палате его
оценил. Психи С не сахар, и тоже встают не с той ноги, страшна и пустяч-
наЯ ссора. Придавленные плавающими в крови нейролептиками, они вроде бы
ладят. Но вот буйный заворчал С в ответ ему заворчал другой дебил, пле-
чистый, как комод. Вопят. А вот и третий, бесноватый заика (пресечь их
сразу, пресечь до драки, иначе не дай бог!) С Зюзин в белом халате, с
болтающимисЯ тесемками, бросаетсЯ в самую их гущу. Разнимает и уговари-
вает. Расталкивает! (СудьЯ среди осатаневших хоккеистов.) Медсестра, ах-
РахРах, спешит, бежит, зовет санитаров, кличет, но к их приходу Зюзин
уже развел, растолкал больных по кроватям. Рассредоточил. Один. Обычный
врачишко. Среднего росточка. С фальцетным голосом.
Иван Емельянович взял трубку. Исполнительный Зюзин застыл, уже было
прихватив менЯ рукой под локоть. Звонок приостановил. Может, какие пере-
мены? (Иные распоряжения?) Стоит Зюзин С стою Я с ним рядом.
рей, С уже никто, запятая, секунднаЯ помеха) С слушает. Его щеки розове-
ют. Большой и теплый коровий Язык облизывает главврачу его крупное серд-
це. Иван все же успевает указать Зюзину глазами (и рукой), мол, идите,
идите! С но жест не вполне удался, и лечащий Зюзин, не будучи уверен,
каменно стоит на полпути к дверям. Ждет. Жду и Я. И тут мы С все мы С
понимаем, Ивану Емельяновичу сообщили, что пришла, пришла, пришла поде-
журить длинноногаЯ медсестра; Инна, наконец, на работе.
ных руках. (В бумагах больные, много больных, сотни. Мог бы там зате-
рятьсЯ и Я, больной, как все, смолчи Я сегодня.) Иван Емельянович доста-
ет сигарету. Медленно закуривает, не отпускаЯ ухом телефонную трубку С
продолжаЯ слушать. Возможно и так, что медсестра Инна еще не Явилась. И
вообще звонок мог быть сторонний (чтоРнибудь Минздрав, увольнение Срез-
невского). Но и ХолинРВолин, и насторожившийсЯ Зюзин, и Я, в кабинете
случайный, все мы знаем, помним об Инне (как помнит всЯ больница) С и
потому этот звонок все равно о ней.
с кем другим), Зюзин выговаривает мне, как нянька нашалившему мальчишке:
А Я смотрю вниз, на коридорные холодные кв метры, на
свои выношенные тапки и на то, как развеваетсЯ белый
халат врача при ровном шаге.
менЯ подтолкнул к кровати, спать, спать, С Я лег. Я лег сразу и очень
точно, в самую середину, словно Зюзин, прицелившись, попал мной в кро-
вать.
ней пищи все они в обед казались вялы, жевали нехотя. Но зато разговор-
чивы. Мне сочувствовали. (Уже знали, что Я угодил в Первую.) Сойдясь
возле Маруси и заголив задницы под ее шприц, спрашивали:
стоял с уже захолодавшей левой Ягодицей.
ха? совсем другие больные?..
Я сторонилсЯ там некоего њирова, убийца, мордатый такой, лобастый, по
локти в крови. Кажется, даже ребенок десяти лет на его совести...
вый лечащий. Доктор Пыляев С такой же бесцветный, как Зюзин. Немножко
скучный. Немножко оранг. (С очень длинными, до колен руками.) Но тоже,
вероятно, храбр. Тоже на своем месте. И неспособен продвинутьсЯ выше.
переворачивалась, душа болела за Веню, и как тут смолчать. Ищи теперь
ветра в поле! Виновато время, эпоха, идеология, а все они только держали
шприцы, только кололи . Люди как люди. Просты душой...
ка, два медбрата и стали в дверях. (Досужие, они болтали с пропустившим
сегоднЯ укол шизом.) А Я попросил дебила Алика выставить проклятую тум-
бочку подальше к двери, хоть в коридор. Куда угодно, Алик, зачем она?
Сам же натыкаешьсЯ на нее ночью.
подошел ко мне совсем близко: ТЗаткнись!..У С и вдруг стал менЯ выталки-
вать С мол, пора, кажется, тебЯ переводить в другую палату. (Не знаю,
насколько у них было сговорено с врачами. Когда больной в немилости, са-
нитары узнают сами и тотчас.) А Я не дался. ТПривык выталкивать слабых,
сука!У С Я увернулсЯ и не без ловкости, коленом отправил его (быка) на
койку, после чего ко мне кинулсЯ второй. Тот был наготове. Стоял поо-
даль. Они уже вполне одолели меня, но, как у них водится, били и били
еще. Несколько раз ударили лежачего (Я все пыталсЯ хотЯ бы сесть на по-
лу). Наконец, подняли менЯ за руки за ноги с пола и, оба разом, бросили
на кровать. МоЯ кровать, привинченная, не шелохнулась С приняла жестко.
ТХак!..У С со звуком вышел воздух, из глотки, из ушей, и, секундой поз-
же, сзади: ТХак!..У С вот так они менЯ бросили.