из стороны в сторону, словно баюкала младенца; потом мягко высвободилась,
положила руки ему на плечи и немного отстранилась.
это пришло так поздно, так странно, не удивительно, что я никак не могла
понять. Это и есть чистая романтическая любовь, она так нужна была мне в мои
далекие девичьи годы. Но никто не любил меня чистой, невинной любовью, а
если бы и полюбил, я бы уж так его высмеяла!.. И вот что с нами случилось.
Невинная любовь - самая мучительная, правда?
вам я причинил много вреда, а свою жизнь загубил...
забыла, какая она была до того. Так что из-за меня можете не казниться. И не
думайте, что я буду спать на голом полу и питаться только хлебом и водой,
этого не будет... это не в моем стиле. Мне это не идет. Какой-нибудь выход я
найду. А теперь... теперь, любовь моя, поцелуемся по-настоящему, средь бела
дня, и пожелаем друг другу всего доброго: пора прощаться.
рядом, чья черная тень упала на них обоих. - Смерть, - повторил он и со
страхом почувствовал: сердце вот-вот разорвется.
прихоти, - но это еще не сейчас!
к ней щекою. Доктора била дрожь, с трудом он написал обещанный рецепт и
записку. Открыл ее сумочку и вложил туда обе бумажки. Больше не сказано было
ни слова. Он проводил ее до сходней, подал ей маленький саквояж. Condesa так
и не подняла глаз. Он смотрел ей вслед, видел, как она села на пристани в
элегантную белую коляску, в которую заложена была отнюдь не элегантная
мохнатая лошаденка; и сейчас же какие-то двое, с виду серенькие,
неприметные, наняли первого попавшегося извозчика и, дав белой коляске
немного отъехать, неторопливо покатили следом.
сходней, по которым гуськом, вприскочку спускались студенты и хором во все
горло распевали "Кукарачу".
меня никаких планов. Я жду Дэвида.
где-нибудь на острове, выпьем все вместе.
походка, ни дать ни взять красавец актер на роли героев - едва выйдет на
сцену, сразу всех затмит. Он ловко свернул, пропуская встречных; вверх по
сходням брели гурьбой довольно оборванные и грязноватые люди - мужчины,
женщины, двое или трое детей - продавать пассажирам всякую всячину: куски
шелка и полотна, какие-то мелкие корявые вещички, на которые и смотреть-то
не стоило. Очень смуглая молодая цыганка шагнула к Дженни с таким видом,
будто давно ее разыскивала, чтобы сообщить добрую весть.
дыхания, звериным запахом немытого тела, чем-то затхлым - от широченных
цветастых красно-оранжевых юбок. Она взяла руку Дженни, повернула ладонью
кверху.
Но скоро приедешь в страну тебе по сердцу, и мужчину найдешь, какой тебе
сужден. Не горюй, будет еще у тебя счастливая любовь! Позолоти ручку!
и улыбалась, не разжимая зубов, будто скалилась.
знаешь. У тебя ограниченный умишко. Не хочу я никакого другого мужчины, от
одной мысли жуть берет. Предпочитаю старую мороку, она хоть привычна. У меня
в жизни еще много всего будет такого, что в сто раз интересней любого
мужчины, - с глубочайшей серьезностью заверила она цыганку, - вот про это я
бы с удовольствием послушала!
монету. Но теперь уже Дженни повернула цыганкину руку ладонью вверх и
внимательно ее изучала. И заговорила на сей раз по-испански:
человека...
родилась счастливой. - И вложила ей в руку бумажный доллар.
сказала цыганка и перекрестилась. Смуглые пальцы стиснули бумажку - и
мгновенно лицо преобразилось, вспыхнуло безмерным презрением, торжеством,
свирепая ненависть искривила губы, под налетом грязи проступила бледность.
Цыганка круто повернулась, взмахнула юбками так, что разлетелись несчетные
оборки, и через плечо бросила слово, которого Дженни не поняла бы, если бы
не тон и выражение цыганкина лица. И Дженни по-испански отчетливо, звонко и
вполне уверенно откликнулась:
вдруг возник рядом, точно некий дух из пустоты.
- Но я ей отплатила тем же.
любопытства. - И что же, выучилась у нее чему-нибудь новенькому?
дело.
Деткой, а за ними, чуть не по пятам, шли Эльза с родителями и чета
Баумгартнер с Гансом. Фрейтага уже не было видно; миссис Тредуэл, в черной
шляпе с широчайшими полями и ни больше ни меньше как с кружевным зонтиком,
села во вторую ожидавшую на пристани коляску, и та унесла ее, казалось,
навсегда. Студенты взгромоздились в экипаж более вместительный, из него во
все стороны торчали их руки и ноги, высовывались тесно сдвинутые головы, и
все это походило на крикливый птичий выводок в гнезде.
глядя по сторонам, лица у всех замкнутые, суровые. Рик и Рэк, все еще
изрядно помятые, угрюмо плелись сзади. На всех женщинах - черные шелковые,
расшитые цветами шали с длинной бахромой, на детях короткие курточки с
большими карманами, на мужчинах впервые за все время плавания самые
обыкновенные полотняные костюмы, только уж слишком в обтяжку. И все они без
малейших усилий кого угодно испугают своим разбойничьим видом. Сойдя на
пристань, они сомкнули ряды и зашагали по мостовой в город так быстро и
решительно, словно опаздывали на деловое свидание.
были на то свои причины), что даже столкнулись на сходнях.
Хансена.
рявкнул:
первым. Верзила швед наверняка охоч до драки, во всяком случае, сейчас с ним
лучше не связываться.
опередили беспорядочную толпу, уходящую с пристани, а к тому времени, когда
Дэнни и Хансен добрались до берега, они уже и вовсе скрылись из глаз.
теснились у борта и, облокотясь на перила, внимательно, но без зависти,
следили за своими недавними спутниками - за теми явились на пристань
какие-то чиновники, согнали в кучу, точно стадо, и пересчитывали заново. На
верхней палубе Иоганн подкатил дядю поближе к сходням, прислонил его кресло
к перилам, а сам, щурясь, с бьющимся сердцем вглядывался в стройные фигурки,
окутанные черными шалями, - они удаляются, грациозно покачиваясь, и Уже не
узнать, которая из них Конча. Из груди Иоганна вырвался тяжкий вздох, полный
такого отчаяния, что старик Графф встрепенулся.
поморщился, громко застонал, оглянулся, точно хотел призвать какого-нибудь
случайного прохожего в свидетели жестокости бессовестного племянника. Иоганн
тоже огляделся по сторонам, сказал негромко:
почти опустевшем корабле, - словно рухнула ограда, за которой они
чувствовали себя в безопасности. Тут подле них остановился доктор Шуман -
заложив руки за спину, он медленно, неохотно, чуть ли не со страхом шел к
себе в каюту.
это плаванье доставляет вам удовольствие.
старик. - А в море я или на суше - неважно.
врачей и лекарей на свете, ибо видел в них конкурентов, по некоему внушению