а поодаль поднимался над морем фундамент исполинского маяка, заложенного
на Фаросе. Город не был египетским. Таис нашла в нем много сходства с
Афинами, возможно, намеренного, а не случайного. Даже стена, подобная
Керамику, отделяла амафонтскую часть города от домишек Ракотиса. Здесь
тоже писали приглашения известным гетерам, как в Афинах, Коринфе и
Клазоменах. Мусей и Библиотеку Птолемей строил быстрее других сооружений,
и они возвышались над крышами, привлекая взор белизной камня и величавой
простотой архитектуры. Пальмы, кедры, кипарисы и платаны поднялись в садах
и вокруг домов, розовые кусты заполнили откосы возвышенной части города. А
прекраснее всего было сияющее синевой море! В просторе его шумящих волн
развеивалась усталость однообразия последних лет и тревога, порожденная
неопределенностью будущей жизни. Теперь она никогда не расстанется с
морем! Сдерживая желание тут же броситься в зеленую у берега воду, она
пошла прочь от моря к холму с усыпальницей Александра. Таис сняла все
знаки царского достоинства, и все же прохожие оглядывались на невысокую
женщину с необыкновенно чистым и гладким лицом, правильность черт которого
удивляла даже здесь, в стране, где свойственные древним народам Востока и
Эллады чеканные красивые лица не были редкими. Что-то в походке,
медноцветном загаре, глубине огромных глаз, фигуре, очерчивающейся сквозь
хитон тончайшего египетского льна, заставляло прохожих провожать ее
глазами. За ней немного позади прихрамывал Ройкос, плечом к плечу со
старшим сыном, вооруженные и бдительные, поклявшиеся Эрис не зевать по
сторонам.
морской гальки, скрепленной известью, обложенному плитами серого сиенского
гранита. В портике из массивных глыб помещалась стража из декеархов с
сотником (лохагосом) во главе. Бронзовые двери выдержали бы удар самой
сильной осадной машины. В прошлое посещение Птолемей показывал Таис хитрое
устройство. Стоило только выбить крепления, и огромная масса гальки
обрушилась бы сверху, скрыв могилу. Залить ее известью на яичном белке и
прикрыть заранее заготовленными плитами можно за одну ночь. Таис показала
лохагосу перстень с царской печатью, и он низко поклонился ей. Десять
воинов приоткрыли бронзовую дверь, зажгли светильники. В центре склепа
стоял золотой, украшенный барельефами саркофаг, хорошо знакомый афинянке.
Сердце ее, как и прежде, стеснилось тоской. Она взяла кувшин с черным
вином и флакон с драгоценным маслом, принесенные Ройкосом, совершила
возлияние тени великого полководца и застыла в странном, похожем на сон
оцепенении. Ей слышался шелест крыльев быстро летящих птиц, плеск волн,
глухой гром, будто отдаленный топот тысячи коней. В этих призрачных звуках
Таис показалось, что властный, слышный лишь сердцу голос Александра сказал
единственное слово: "Возвращайся!"
Александрию? Золото саркофага отзывалось холодом на прикосновение.
Сосредоточиться на прошлом не удавалось. Она бросила прощальный взгляд на
золотые фигуры барельефов, вышла и спустилась с холма, ни разу не
обернувшись. Чувство освобождения, впервые испытанное в храме Эриду,
закрепилось окончательно. Она исполнила последнее, что мучило ее сознанием
незавершенности.
Птолемея после того, как она отказалась жить во дворце. В полном царском
облачении афинянка поехала в колеснице с Эрис к величественному дому
Птолемея. Таис прежде всего потребовала свидания наедине. Царь, готовивший
праздничную встречу и пир, подчинился с неохотой. Однако, когда нубийский
невольник внес и распечатал кожаный сверток с золотой уздечкой, Птолемей
забыл о недовольстве.
рабом, - сказала Таис.
которого пал Боанергос и моя жизнь стала на край пропасти Тартара. Я давно
бы была уже там, если бы не она, - афинянка показала на Эрис.
голос разнесся по дворцу. Забегали, бряцая оружием, воины.
тебе. Но прислал это человек из твоего окружения, не сомневайся!
еще - ты назначил наследником сына Береники, а не своего старшего сына -
Птолемея Молнию. И не моего Леонтиска. За это благодарю тебя; мальчик не
умрет от рук убийцы. Но мать Птолемея Молнии сошла в Аид, а я еще жива и
царствую...
смертельную рану.
Таис подала табличку с именем.
не причастна к мерзкому делу.
собой растрепанную Беренику, очевидно одевавшуюся для пира. Ее тонкое,
смертельно бледное лицо исказилось страхом, а черные глаза перебегали с
Таис на мужа.
прочитав, упала к его ногам.
мраком Аменти...
титула, - мы знаем невиновность твою.
маленькой перед мемфисской царицей.
металлический диск.
покушения. Но ты его запомни, царь! - почти с угрозой сказала Таис и
отошла от Береники, повелительным жестом отослав прибежавших на зов слуг.
- Я отменяю празднество! Сегодня я буду говорить с моим мужем наедине!
Никто не узнал, о чем разговаривали царь и царица. На рассвете Таис
положила перед Птолемеем священный уреос, сняла многоцветные царские бусы
и египетскую одежду, надела любимую желтую эксомиду и ожерелье из когтей
черного грифа.
расцвеченное розовым взглядом Эос.
две тонкие чаши, выточенные из горного хрусталя еще при первых фараонах
Египта.
славных делах твоих - строителя и собирателя! - Таис подняла чашу,
плеснула в направлении моря и выпила.
я мучительно расстаюсь с тобой.
индийского единорогого зверя баснословной ценности.
выбрал! О чем горевать?
была с нами в Месопотамии.
корабль?
охраной. Через два-три дня ты сможешь отплыть, только скажи, куда
направить кормчего.
со свежей могилой отравившегося Демосфена? Нет, пока вы вместе с
Кассандром, Селевком и Лисимахом не кончите войны против Антигона, я не
поеду туда. Ты, разумеется, знаешь, что военачальник Кассандра в Аргосе
сжег живьем пятьсот человек, а в ответ стратег Антигона полностью разорил
и опустошил священный Коринф?
позволить себе на земле Эллады такое, чего не смели и чужеземцы. Если все
пойдет так, я не жду хорошего для Эллады!
Они называют себя стоиками.
равенства людей. Счастья им!
весь мир низвести до рабского состояния. Почему-то они особенно ненавидят
евреев. Римляне подражают эллинам в искусствах, но в своем существе они