закону. По здешнему закону его изувечили бы. Либо ослепили, либо обрезали
нос и отрубили руку. Сегодня в моей сумке много золота. Срежь он ее - для
меня большая потеря. Тогда сгоряча я, может быть, и отдал бы его на
бесчеловечную казнь. Греческого закона я тоже не нарушил. По договору
империи с Русью мы, русские, имеем право жаловаться на обиды от греков, но
не обязаны жаловаться. И сыщик знает.
заметил, что прохожие будто слепые? Ни один не подошел ни к нам, ни к
сыщику. Здесь люди отучены соваться в чужое дело. За себя постоит. Коль
мятеж - себя не жалеют и действуют скопом. Но так, попросту, вора брать?
Не его дело. К тому же сыщиков они ненавидят.
в рукаве что было?
ящичками резной работы, ларцами. Кивнув хозяину, как знакомому, Шимон
прошел в глубину. Там в открытом ларе лежал по виду хлам. Быстро и умело
поискав, Шимон остановил свой выбор на трех тонких обломках, связанных
пеньковой ниткой. Распустив узел, Шимон сложил обломки - получилась
дощечка, не то крышка, не то боковина малого ларца с выступающими
фигурками. Достав две медные монеты, Шимон предложил их хозяину, который
принял цену с поклоном.
будет что-либо новое. Мне обещали.
копия, сделанная мастером по заказу какого-либо сановника по случаю брака
базилевса Романа Четвертого и базилиссы Евдокии. Подобную работу я видел
из слоновой кости, целую - дорога она слишком. Да и не нужна мне. О
страшной судьбе Романа и Евдокии ты слышал? Дела недавние. Евдокия, вдова
Константина Десятого Дуки, мать шести малолетних детей, стала регентшей по
смерти мужа. Вскоре она влюбилась в тридцатилетнего полководца Романа и
сделала его базилевсом, вступив с ним в брак. На моей сломанной дощечке,
как и на слоновой кости, - Христос, благословляющий их брак. По
дьявольской злобе Роман изображен с лицом мальчика... После того как
погубили Романа и постригли Евдокию, владелец выкинул вещь.
материал. К таким купцам ходят мастера-художники, ищут лом и бой для
образцов. Но нам пора, - прервал себя Шимон.
узкими улицами, сжатыми высокими домами, в три, в четыре этажа, с крутыми
лестницами, пристроенными к домам без плана, с единственной целью
доставить многочисленным жильцам возможность поскорее спуститься и так же
подняться. Безобразный ряд доходных домов внезапно прерывался стеной с
глухо закрытыми воротами из толстых досок, обитых медными листами со
шляпками громадных и нарочито грубо выкованных гвоздей. Близ ворот -
железная дверца-калитка. За стеной виднелись крыши, большие деревья высоко
поднимали кроны, и толстая ветвь, протянувшаяся до половины улицы,
вызывала воспоминания о сказочном лесе, замкнутом для людей, которые не
знали слова. Это было владенье какого-нибудь сановника или просто богатого
человека. Такие заранее устраивали себе крепость на случай частых
волнений.
пекарней, чадом кузнечного угля, красильни поражали обоняние острой вонью
красок и смрадом гнилых раковин-пурпурниц. Встречались красильщики с
багрово-синими руками, с пятнами краски на лице. Тяжело тащился кузнец в
кожаном фартуке, согнувшись под кулем с железом, гвоздями, углем. На
тележках, запряженных ослами, везли камень, известь, дрова, туши говядины,
облепленные мухами, мешки с мукой, соленую рыбу, - там, на главных улицах
и площадях, жила, стояла, гордясь, поражая и угрожая, великая Византия,
империя Востока, Второй Рим; здесь - задворки, кухня и кишечник, плата за
пышность, оборотная сторона златотканой на мешковине парчи.
похожие на ограду владений сановных людей, но с приметным отличием: над
воротами - крест, гвозди в воротах образуют тоже кресты, тот же крест на
двери калитки. Шимон постучал кулаком в гулкое железо калитки, выждал и
сказал:
явившийся в окошечке, неслышно открытом изнутри. Глаз исчез, послышалось
бряцание железной цепи, грохот засова, и дверь открылась ровно настолько,
чтобы мог пройти один человек. Русские вошли и оказались в нешироком,
крытом помещенье монастырской привратницкой. Высокий широкоплечий монах
прилаживал на место засовы и цепь. Андрей заметил дубину с окованным
железом концом, которая стояла в углу. Тут же на стене висел тяжелый меч в
черных потертых ножнах. Управившись с дверью, монах-богатырь, повернувшись
к посетителям, приветствовал их:
отца-привратника:
закончив с обязательным ритуалом, монах сказал:
спросить. С епископом, с преосвященным Ионой уехал к вам монашек один,
служка его Матфей. Не видал ли его? И тебя, господин, - обратился
привратник к Андрею, - о том же прошу.
Как же не встретить Матфея? Он видный собой.
империи. Так-то. Иона проехал в Новгород. Туда от Киева будет подальше,
чем отсюда до Рима.
из белой, коричневатой от времени, ткани, вошел, прихрамывая, и смиренно в
пояс поклонился посетителям. Русские ответили тем же низким поклоном. Не
произнеся ни слова, отец Марк таким же поклоном и слабым жестом сухой руки
пригласил посетителей следовать за ним.
вошли в узкую дверь первого этажа. Пахнуло маслом, бобами и еще чем-то
съестным: кухня и трапезная близко. Отец Марк повернул влево - к церкви,
сообразил Андрей, - и после узкого перехода они оказались в кладовой.
Дверь в глубине ее, очевидно, сообщалась с храмом. На длинных полках
стояли кадильницы, фляги с церковным вином, потиры, дароносицы, ковчежцы.
Лежали богослужебные книги в роскошных переплетах, с тяжелыми застежками,
кресты, свернутые епитрахили, фелони, золоченые домики - хранилища просфор
с колонками и сводами или в виде голубей, с цепочкой для подвески над
алтарем, светильники для масла в форме завитого рога, кораблика, дельфина,
кита, в память о чуде с пророком Ионой.
стояла большая крестильная купель. Из-под облезшего накладного серебра яро
зеленела медь, - как видно, купелью не пользовались долгие годы. Сильно
пахло смесью воска, застоявшегося ладана, меди, старой одежды, пыли и
чем-то неуловимым и неповторимым - так пахнет в храмах, в монастырях. Не
хорошо и не плохо, а особенно и незабываемо для того, кто слышал этот
запах хоть однажды.
кладовая, меньшая, освещенная маленьким окном, забранным толстой решеткой.
Здесь пахло плесенью и тоже особенным, тоже неповторимым запахом
пергамента и египетской бумаги из листьев тростника - папируса. На полу
лежало десятка три больших тюков и свертков, надежно, густо перевязанных
веревками. Книги в переплетах из кожи и без переплетов, свитки разной
толщины и ширины, от пальца и до отрезка бревна, просто листы бумаги,
папируса, пергамента, подобранные по размеру, чтобы получился тюк.
Высовывались рваные, будто объеденные, концы листов, светлых, желтых или
почти черных.
Все, что я видел, что осматривал? - переспросил Шимон и получил немое
подтверждение, - Я обдумал, сравнил, - сказал Шимон. - Я могу заплатить
пятнадцать номизм. Полновесных, непорченых, старых, одним словом.
Марк нарушил свое молчанье:
все дольше. Последняя цена в двадцать три номизмы, предложенная Шимоном
как окончательная, была наконец принята после особенно долгого отсутствия.
развязался язык:
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий
Лукьяненко Сергей
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Шилова Юлия