Чтение 98–й страницы книги ~Слово и дело~

И вот теперь, снова оказавшись на площади, Шетарди должен решить: к кому
ему ехать? Если услужать императрице и ее немецкой партии, то со вторым визи-
том надо быть у семейства Брауншвейгского. Но не ради немцев, а ради русских
прибыл он сюда... И, нежась в шубе, он повелел:

- Везите меня к принцессе Елизавете!

Кортеж посла завернул от дворца на Миллионную, где Шетарди показали дом
Густава Бирона, брата временщика, который был женат на дочери некогда все-
сильного князя Меншикова, уже умершей.

- Это самый лучший дом в Петербурге, - сказали послу. - А значит, и самый
лучший дворец в империи.

Дом был красив, украшен черными колоннами. Потом мелькнула вывеска казен-
ной аптеки, распахнулся простор Марсова поля, где с угла стоял дом Елизаветы
Петровны<6>. Здесь было все проще, а дворец цесаревны напоминал частный дом. В
подъезде припахивало кошками. Шетарди встретили люди из штата Елизаветы - мо-
лодые, расторопные люди, Шуваловы и Воронцовы. Посол отметил их разумную
скромность, бедноватые кафтаны, простые офицерские шпаги.

Елизавета ожидала посла посреди комнаты; яркое зимнее солнце освещало це-
саревну через широкие окна. Шетарди только сейчас начал волноваться. По сути
дела, ради этой женщины он и послан в Петербург, чтобы возвести ее на прес-
тол. Маркиз увидел перед собой дивное фарфоровое лицо с зелеными глазами. На
один лишь миг Елизавета обернулась в профиль, и все очарование сразу исчезло.
Цесаревна в профиль была похожа на простую курносую девку, каких уже немало
встретил Шетарди на улицах Петербурга. Но более Елизавета в профиль не обора-
чивалась (она хорошо изучила себя и учитывала свой недостаток). За плечами
цесаревны, молчаливы и сосредоточенны, стояли Шуваловы с Воронцовыми, и Ше-
тарди сразу понял, что женщина станет сейчас говорить лишь то, что внушают ей
эти мрачные молодые люди с дешевыми шпагами.

Елизавета сказала с улыбкой очаровательной:

- Я не забыла, что была невестою вашего короля, и Франция всегда была мила
сердцу моему. Я дочь Петра, который долго добивался русско-французской друж-
бы. И с пеленок еще знаю, что России все дано, дабы стоять в первом ранге се-
редь государств прочих. Жаль, что политики ваши России сторонятся, а Версалю
с Петербургом в согласии все равно бывать!

Она покраснела и замолкла, очаровывая посла влажными глазами. Шетарди от-
вечал, изгибаясь перед ней в поклонах:

- Ваше высочество, я восхищен... вами и речью вашей. Вы рождены для Верса-
ля! Вы способны повелевать мужчинами всего мира! Я ваш покорный слуга отныне,
и я... я у ваших ног!

Он опустился на колени, целуя ей руку. Потом коснулся платья цесаревны и,
слегка притянув его к себе, облобызал подол, пахнущий мускусом. Воронцовы и
Шуваловы посматривали косо. За тонкими ширмами слышался тонкий писк: это
разглядывали посла кухонные девки, портнихи и приживалки. Визит к цесаревне
ничего не дал Шетарди, кроме приятного знакомства, но кое-что стало уже по-
нятно.

Теперь он ехал к Анне Леопольдовне и мужу ее, принцу Антону Брауншвейгеко-
му. Здесь двором заправляла фрейлина Юлиана Менгден, и маркиз отнесся к ней с
полным вниманием, как к родственнице фельдмаршала Миниха. Супруги мекленбур-
гобрауншвейгские только что, судя по всему, завершили очередной семейный
скандал. К приезду посла они прихорошились, но лучше от этого никак не стали.

Напрасно трещал маркиз Шетарди, как заведенный, желая вызвать молодоженов
на беседу. Немка по рождению, русская по воспитанию, Анна Леопольдовна взяла
от жизни в России самое худшее - барскую лень. И даже сейчас ей было скучно.
Шетарди заметил зевок принцессы, неумело ею скрытый. На столике лежала недо-
читанная принцессой книга о похождениях парижских ловеласов. Две шустрые со-
бачки с деловитым видом пробежали через комнаты, попутно обнюхав чулки марки-
за. Между супругами, словно столб, рубежи разделяющий, высилась Юлиана Менг-
ден.

Принц Антон оказался гораздо живее своей жены. Натянутость в нем не исчез-
ла, но зато он оживился при известии о берлинской жизни. Здоровье короля
Пруссии его настораживало: в Европе надо ждать две смерти - в Вене и в Берли-
не, после чего возможна война за дележ "Австрийского наследства"...

- Говорят, - любезно справился он, - у прусского кронпринца Фридриха чу-
десный повар Дюваль?

- Дюваль неплох, - охотно согласился Шетарди. - Но, ваше высочество, Дю-
валь лишь ученик моего Баридо...

От этого "малого" двора Шетарди испытал ощущение такое, будто ему подсуну-
ли на завтраке протухшую устрицу. Он завернулся в шубу, упал спиной на диваны
кареты:

- Ну а теперь... теперь к герцогу!

Бирон принимал посла в своем манеже, убранство которого соперничало с рос-
кошью дворца царицы. Желто-черные штандарты висли со стен, запахи пота лоша-
диного перемешались с ароматами духов. Бирон гулял с послом по манежу, бесе-
дуя откровенно о кознях венских политиков... Потом сказал начистоту:

- Маркиз, у меня к вам деловое предложение. Я могу послать во Францию для
продажи большую кипу русских мехов. А также китайские ткани и шелка персидс-
кие... Составьте мне комиссию. Сколько вы пожелаете иметь с этого дела про-
центов?

Шетарди сразу понял, что перед ним барышник.

- Благодарю за доверие, ваша светлость, - отвечал он герцогу с поклоном. -
Но я не хотел бы закончить свою карьеру в Бастилии, куда принято сажать всех
контрабандистов...

Но когда Щетарди пожелал купить русские меха для себя, то выяснилось, что
мехов в России нигде не купишь! Все лучшие меха в стране императрица забирала
для себя. В подвал. В сундук. И - на замок. А доступ к ним имел один лишь Би-
рон.

Вскоре "Санкт- Петербургские ведомости" оповестили:

"...изволил его высококняжеская светлость герцог

Курляндский к обретающемуся при здешнем импера-

торском дворе чрезвычайному послу его христианней-

шего величества, превосходительному господину мар-

ки де ла Шетарди для отдания обратной визиты с

пребогатою церемонией ездить".

Шетарди стал держать открытый стол. Однако он напрасно ожидал, что в по-
сольство французское хлынут гости. Россия - это не Европа, и тайная инквизи-
ция стойко дежурила возле ворот "марки", чтобы уловить дерзкого.

"Слово и дело" задавило в русских искушение впервые в жизни отведать шам-
панского. Вдохновенный гений Баридо напрасно колдовал над плитами посольской
кухни. Шетарди к такому одиночеству приучен не был. Сначала он удивился. По-
том вознегодовал.

Он послан был сюда, чтобы вынюхивать, шпионить, красть секреты, заговоры
устраивать. Но в пустыне переворота не произведешь.

Шетарди отправился к Остерману.

- Я прошу вас, - сказал он первому министру, - объявите всем придворным,
что мой дом открыт для них ежедневно.

- Хорошо, - был ответ. - Я посоветую императрице, чтобы она приказала пер-
сонам навещать вас!

Появились в посольстве какие-то личности. На придворных мало похожи. По
распорядку, с каким они являлись в гости, ровно чередуясь, Шетарди понял, что
это сыщики Тайной канцелярии Ушакова, приставленные к нему. С испуганным ви-
дом они поглощали шампанское, от которого безбожно потом рыгали, ловко скра-
дывали со стола посольства вилки и апельсины. А принцессу Елизавету маркиз
мог повидать лишь на торжествах по случаю Белградского мира...

Шетарди скучнел. Баридо не был оценен.

Мороз крепчал.

ЭПИЛОГ

Ох, и зима! С мостовых поднимали замерзших на лету птиц. Неву сковало
плотно. Однако шуб солдатам в караулах наружных не давали; придет смена, а
часовой стоит дубком: тронь его - звенит, толкни - валится, к ружью примерз-
нув. В полку лейб-гвардии Преображенском драка случилась. Бились секретарь
полка Иван Булгаков и полковник Альбрехт, владелец усадьбы "Котлы", получен-
ной за доносы еще в 1730 году. Победил на кулаках русский, но худо обошлась
ему победа над немцем. Альбрехт предрек ему смерть.

- Эдак моих добрых слуг убивать станут! - решила Анна Иоанновна и повелела
отрубить Булгакову голову.

На льду Невы был помост сколочен, выведены в строй полки гвардии. В день
казни вдруг растеплело разом, будто чудо какое, и даже птицы зачирикали.
Войска на льду невском в тот день по колено в воде стояли. Анна Иоанновна де-
журила у окна, чтобы казнь видеть. Капель билась о стекла, повеяло вдруг вес-
ною, и дрогнуло ее жестокое сердце:

- Казнить не надобно. Наказать телесно и в деревню сослать. Альбрехту же
за поругание денег дать...

Волынский накануне подал императрице еще одну записку, которую прежде об-
судил с конфидентами. Давал он ее и некоторым немцам прочитывать, которые во
вражде с Остерманом находились. Все записку его хвалили, один только Кубанец
сказал Волынскому.

- Эту записку в руки ея величества давать никак не следует. Послушайтесь
раба своего верного, иначе худо вам станется...

В черном цвете, красок не жалея, разрисовал Артемий Петрович бедственное
положение истины, которая давно погублена и попрана людьми карьерными. Анна
Иоанновна призвала Волынского к себе. Как только отменила она казнь Булгако-
ва, так морозы опять схватили природу в ледяной плен. Во дворце жарко пылали
печи. Через покои императрицы, тихо скуля, проползла на кухни убогая
Дарья-безножка.

- Вот она убогая, - сказала Анна Иоанновна, - с нее и спрос короток. А с
тебя будет велик спрос... Отвечай по совести: противу кого восстаешь ты? Кого
в сердце держал, пиша мне?