традиционным и прогрессивным. Разделение и противоположение между этими
двумя производителями истинной жизни - между основанием и тем, что на нем
основывается, между корнем и тем, что должно из него вырасти, - одинаково
нелепо и одинаково убийственно для обеих сторон. Если старое, хорошее
довлеет себе и не есть уже действительное основание для нового, лучшего, то,
зна чит, это старое потеряло жизненную силу; признавая его как что-то
поконченное и поклоняясь ему в атом виде как внешнему предмету, мы делаем из
религии только реликвию - мертвую, но не чудотворную. Это есть коренной грех
ходячего консерватизма, который ст ремится заменить живые плоды духа
искусственными консервами. Поскольку он выражается в воспитании, этот
лжеконсерватизм плодит людей равнодушных и враждебных к религии. Вера не
может получиться вследствие такого воспитания, когда ее уже нет в причине.
Яс но, в самом деле, что исключительная ревность о консервировании веры
может происходить только от маловерия самих ревнителей: им некогда и незачем
было бы так сокрушаться и хлопотать о вере, если б они жили верою.
традиционная правильность понятия о Христе сохраняется безусловно, но
присутствие Самого Христа и Духа Его не чувствуется), там религиозная жизнь
невозможна, и всякие усилия искусственно ее вы зывать только яснее обличают
роковую потерю.
Если действительно распалась связь времен, то что значит прогресс? Кто
прогрессирует? Разве дерево могло бы действительно расти, если б его корни и
ствол существовали только мысленно
останавливаясь пока на логических несообразностях такой точки зрения,
ограничимся этическою стороною дела. Человек как нравственное существо имеет
безусловное значение; его настоящая действ ительность, в отдельности взятая,
этому значению не соответствует (не адекватна); отсюда нравственная задача -
не отделять себя, свою личность и свою наличность от безусловного добра,
пребывающего как единое во всем. Поскольку нравственное существо внутр енно
связано со всем, оно действительно имеет безусловное значение, или
удовлетворяет своему достоинству. В порядке времени то "все", от которого мы
не должны себя отделять, с которым мы должны внутренно соединяться, является
с двух сторон, ближайшим обр азом, как наше прошедшее и наше будущее, как
предки и потомки. Чтобы осуществить наше нравственное достоинство во
времени, мы должны стать духовно тем, чем мы уже являемся физически, -
звеном соединения и посредства между теми и другими, а для этого мы д олжны
признать за отшедшими пребывающую действительность, признать за предками
безусловную будущность. Скончавшихся мы не должны считать поконченными - они
носители безусловного начала, которое и для них должно иметь полноту
осуществления. Отшедшие, пред ки, вместе со своим бытием в памяти прошлого
имеют тайное существование и в настоящем и получат явное в будущем: они
обладают и действительностью и будущностью.
будущности наших предков, в силу чего будем мы заботиться о будущности
нового поколения? Если мы не можем иметь безусловной нравственной
солидарности с теми, которые умерли, то отк уда возьмется такая солидарность
с теми, которые непременно умрут? Поскольку воспитание существенно состоит в
передаче нравственной обязанности от одного поколения другому, спрашивается:
какая же обязанность и по отношению к кому передается нами нашим пр
еемникам, если наша собственная связь с предками порвана? Обязанность
двигать вперед человечество? Но это только игра словами, ибо ни "вперед", ни
"человечество" не имеют здесь никакого реального смысла. "Вперед" должно
значить к Добру, но откуда же оно
зло неблагодарности к отцам, примирение с их исчезновением, спокойное
отделение и отчуждение от них? И где же то человечество, которое наши
воспитанники и преемники должны двигать в перед? Разве прошлогодние листья,
развеянные ветром и сгнившие в земле, составляют вместе с новою листвой одно
дерево? Никакого человечества с этой точки зрения вовсе не существует, а
есть только отдельные поколения людей, сменяющие друг друга.
существенною и пребывающею связью нравственною, то, очевидно, это должно
быть сделано в обе стороны. Форма времени, нравственно безразличная сама по
себе, не может по существу определять на ших нравственных отношений. Тут
невозможна никакая сделка - двух безусловных принципов жизни быть не может.
Мы должны окончательно и бесповоротно решить для себя вопрос: признаем ли мы
безусловное значение за временным порядком явлений или же за нравстве нным
порядком, за внутреннею связью существ? При первом решении - с исчезновением
действительного единства в человечестве, как неисцельно раздробленном во
времени, не может быть и общей задачи, а следовательно, не может быть и
обязанности воспитывать буд ущие поколения для дальнейшего исполнения такой
задачи. А при втором решении - воспитание неразрывно связано с почитанием
прошедшего, составляет его естественное восполнение. Этим традиционным
элементом воспитания обусловлен и его прогрессивный элемент,
исполнении тех обязанностей, которые вытекают из предания.
быть носителем вечной жизни и причастником божественной полноты бытия),
которое мы религиозно чтим в отшедших, мы нравственно воспитываем в грядущем
поколении, утверждая его связь с те ми как проявляющуюся чрез торжество над
временем и смертью. Частные вопросы, техника воспитания, принадлежат к
особой специальной области, в которую мы не входим. Но если педагогия желает
иметь общий положительный принцип, бесспорный в нравственном смысл е и
сообщающий безусловное достоинство ее стремлениям, то она найдет его только
в одном: нерасторжимая связь поколений, поддерживающих друг друга в
прогрессивном исполнении одного общего дела - приготовления к явному Царству
Божию и к воскресению всех.
безнравственную рознь и восстановляют нравственную солидарность людей в
порядке времени, или последовательности бытия. Это есть победа добра над
единичным эгоизмом - утверждение личности как положительного элемента в
пребывающем, несмотря на смерть и время, союзе семейном. Но этот союз, чтобы
быть основою нравственной и, следовательно, всеобщей организации, чтобы быть
начальною формой безусловного и, следовательно, всеобъемлющего добра, не
может быть себедовлеющим, замкнутым и исключительным. Семья есть ближайшее
восстановление нравственной целости в одном основном отношении -
преемственности поколений. Но эта целость должна быть также восстановлена и
в порядке сосуществования.
лишь в другом, более широком целом, как и геометрическая линия реализуется
только как предел плоскости, которая для линии есть то же, что сама линия
для точки. И если нравственная точк а - единственное лицо - имеет настоящую
действительность только как носитель родового преемства, то и вся линия
этого преемства получает реальное содержание бытия ближайшим образом лишь в
связи со множеством собирательно сосуществующих семей, составляющи х народ.
Если мы все наше физическое и духовное достояние получили от отцов, то отцы
имели его только чрез отечество. Семейные предания суть дробь преданий
народных, и будущность семьи нераздельна с будущностью народа. Поэтому
необходимо почитание отцов
примыкает к воспитанию национальному.
подлежащему нравственных отношений, единичному, а также и собирательному,
собственное внутреннее достоинство и безусловное значение. Поэтому
нравственная связь и нравственная организа ция существенно отличаются от
всякой другой тем, что здесь каждое подлежащее низшего или, точнее, более
тесного порядка, становясь подчиненным членом высшего или более широкого
целого, не только не поглощается им, не только сохраняет свою особенность,
но находит в этом своем подчинении и внутренние условия, и внешнюю среду для
реализации своего высшего достоинства. Как семья не упраздняет своих
единичных членов, а дает им в известной сфере полноту жизни, живет не только
ими, но и в них и для них, так то чно и народ не поглощает ни семьи, ни
личности, а наполняет их жизненным содержанием в определенной национальной
форме. Эта определенная форма, составляющая собственный смысл или
положительное качество народа, представляется прежде всего языком. Язык как
определенное выражение, особая качественность всемирного разума, соединяя
тех, которые говорят этим языком, не разобщает их, однако, с теми, которые
говорят на другом языке, так как все языки суть лишь особые качественности
всеединого слова, все соизмер имы в нем между собою или понятны друг для
друга.
нормальное, не менее чем множественность грамматических элементов и форм в
каждом из этих языков. Ненормально только взаимное непонимание и
происходящее отсюда разобщение. В священном сказани и о вавилонском
столпе202 небесною карой (и вместе с тем естественным следствием) за
стремление к внешнему и безбожному единству представляется потеря
внутреннего единства и солидарности, выражающаяся во взаимно непонятных
говорах (что возможно и при тож дественном лексическом составе). Если бы
внутреннее нравственное единство не было потеряно, то различие языков не
было бы бедою: им можно было бы научиться и незачем было бы рассеиваться по
лицу земли. Но дело было не в творческом возникновении языков, а в их
смешении. "Сойдем и смешаем (набла) там говор их (сафатам), чтобы не понимал
каждый говора ближнего своего. И рассеял Превечный их оттуда по лицу всей
земли, и перестали строить город; потому называется имя его Бабель
(смешение), ибо там смешал Пре вечный говоры всей земли, и оттуда рассеял их
Превечный по лицу всей земли" (Быт. XI 7 - 9). Ясно, что это сказание вовсе
не относится к происхождению множественных языков, так как для того, чтобы
Василенко Иван
Корнев Павел
Мурич Виктор
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Каменистый Артем