мертвой воды. Но, кажется, тут все обошлось без него. Соприкоснувшись с
настоянной на ненависти сталью гидровского меча, сам камень, рождавший
мертвую воду, превратился в огонь.
Не осталось ни одного самого маленького осколка, и не было больше Шагары...
Наверху огонь был слишком силен... Так силен, что не осталось ни клочка
одежды, ни рукояти меча.
Опираясь о стены, шатаясь, Глеб продвигался туда, где лежала бутыль с
эликсиром.
Замок содрогался все сильней от подземных ударов, пол то и дело уходил
из-под ног.
Добравшись до ниши, Глеб крепко сжал в руках скользкий сосуд, теперь ему
предстояло проделать обратный путь, к тому месту, где лежало разбитое тело
Крушинского.
Манфрейм несся по подземным коридорам, подгоняемый яростью и страхом, эти
чувства, не посещавшие его долгие тысячелетия, казалось, лишили Черного
рыцаря остатков рассудка.
Манфрейм так торопился, что, миновав голограмму стены, забыл повернуть
рукоятку, опускавшую сеть на логово Ламия, и голодная тридцатиметровая змея
с головой собаки дождалась своего часа.
Обед, который достался ей после долгих трехсот лет ожидания, оказался не
слишком вкусен.
Зато он казался достаточно объемным, и змею потянуло в сон, как это обычно
бывает со змеями, полностью набившими свой желудок...
Долгий сон продолжался, пока не закончилось действие эликсира и тело
Манфрейма не превратилось в пыль в ее желудке, но к тому времени многое
изменилось.
Мир продолжал свое смещение в красную область спектра, началась долгая
эпоха калиюги, но где-то там, на другом ее конце, на рубеже двадцать
первого века впервые появилась надежда.
ЭПИЛОГ
Ничего не изменилось в московской квартире - разве что прибавилось пыли на
полках да на том месте, где когда-то висела картина с Георгием
Победоносцем, квадрат светлых обоев напоминал о происшедшем.
Судя по календарю, он отсутствовал два дня. Глеб долго разглядывал в
зеркале свое лицо и думал о том, как это кстати, что у него не осталось
друзей. Не нужно будет ничего объяснять. Например, откуда седина в волосах.
Или этот ледяной блеск в глазах.
Соседям на него наплевать настолько, что они вряд ли заметят разницу, когда
он первый раз покажется им на глаза без коляски. В крайнем случае, придется
сказать, что лечился у экстрасенсов. Обычно подобное объяснение на
обывателей действует безотказно.
Оставалась последняя проблема. Впрочем, он почти не сомневался, что здесь
обо всем давно позаботились без него. Так оно и оказалось. На стене, в том
месте, куда ударила пуля из окна, появился аккуратный кусочек обоев. Стекло
вставлено, в комнате ни малейших следов таких далеких и уже почти забытых
событий.
Он все еще никак не мог привыкнуть к мысли, что с прошлым покончено.
Покончено раз и навсегда.
Начинался какой-то совершенно неизвестный для него кусок московской жизни.
Придется подыскивать работу, заводить новых друзей, но все это потом, в
неясном пока будущем.
Он порылся в столе, нашел остатки нерастраченной инвалидной пенсии и
усмехнулся: с этим тоже теперь покончено.
Предстоял длинный неопределенный день, и он совершенно не представлял, куда
себя деть. В конце концов, просто, чтобы убить время, он решил сходить в
Третьяковку, где не был уже лет пять, с тех пор как вернулся из
госпиталя...
В новом здании то и дело что-нибудь ломалось, но Глебу повезло, он попал в
промежуток между двумя ремонтами.
Официально ремонт еще не закончился, это было какое-то опробование
климатических установок, так сказать "неофициальное открытие", и потому в
залах оказалось мало народу.
У картины Врубеля стояла молодая женщина в модном дорогом платье. Она
стояла к Глебу в профиль, вся поглощенная созерцанием древней фрески.
Увидев ее лицо, еще не полностью, мельком, Глеб уже не мог отвести от него
взгляд.
Какая-то неземная, нечеловеческая красота завораживала, наверно, любого,
кто случайно взглянет на нее.
Казалось, это сама царица Тамара спустилась с полотна в зал... Но было
что-то еще, нечто такое, от чего у него перехватило дыхание и все поплыло
перед глазами. Сердце дало сбой и застучало в таком бешеном ритме, что он
вынужден был присесть на скамейку, и даже обрадовался, когда незнакомка
вышла, даже не заметив его.
Что с ним происходит? Что случилось? Почему в его памяти так реально,
словно это было вчера, встала галерея в княжеском тереме и девушка с русыми
волосами, с глазами цвета полевых васильков...
У этой глаза были зеленые, а волосы черные как смоль. Если так будет
продолжаться, если в каждой встречной незнакомке будет всплывать ее образ,
он попросту сойдет с ума.
Он сидел, обхватив голову руками, и впервые в жизни не услышал шагов у себя
за спиной. Тихий и бесконечно знакомый голос произнес:
- Здравствуй, Глеб. В каком, однако, странном городе ты живешь...
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Пехов Алексей
Зыков Виталий
Никитин Юрий