ростом почти в два раза выше Миляги. В каждой руке у него было по
развевающемуся алому флагу. Скорость, с которой он несся, никак не
отражалась на громкости и высоте его воплей. За ним появился батальон
примерно так же вооруженных солдат - ни один из них не был ниже восьми
футов. И наконец показался экипаж, который явно был специально
сконструирован для того, чтобы подниматься и опускаться по крутым склонам
города с минимальными неудобствами для пассажиров. Колеса были ростом с
обладателя пронзительного голоса; посадка самого экипажа была довольно
низкой. Корпус его был темным и блестящим, окна - еще темнее. Между спицами
колеса попалась чайка. Она истекала кровью и билась, но не могла
высвободиться. Ее предсмертные крики были скорбным, но вполне уместным
дополнением к какофонии воплей и шума двигателей.
колесах не скрылся из виду, хотя ей и не угрожала никакая опасность. Она
подняла на него глаза - на лице ее сияла широкая улыбка - и спросила:
а потом поднеся пальцы ко рту и прижав костяшки мизинца и среднего к
ноздрям, а безымянным оттопырив нижнюю губу. Все это было проделано со
скоростью, говорившей о том, что она проделывает этот жест сотни раз на дню.
Потом она пошла вниз по улице, держась поближе к домам.
посмотреть, что там происходит.
действует враг.
ее вслед за эскортом Кезуар. Идти по такому следу было нетрудно. Повсюду,
где прошли войска, лица снова высовывались из окон и дверей, словно морские
анемоны, вновь показывающиеся после того, как их задела своим брюхом акула -
осторожные, готовые спрятаться обратно при малейшем признаке опасности.
Только пара малышей, еще не обученных науке страха, и троица чужаков
находились на самой середине улицы, где свет Кометы был ярче всего. Детей
быстро призвали под относительную безопасность домашнего крова, а троица
продолжила свой спуск с холма.
районе гораздо древнее, чем в Оке Ти-Нун или Карамессе, виднелась гавань.
Воздух был чистым и свежим, и они пошли быстрее. Через некоторое время жилые
дома уступили место портовым сооружениям: повсюду возвышались склады, краны
и башни. Местность никак нельзя было назвать пустынной. Здешних рабочих было
не так-то легко запугать, как обитателей верхнего Кеспарата, и многие из них
оторвались от своих дел, чтобы поглядеть, что там за суматоха. Они были
наиболее однородной группой из тех, что приходилось встречать Миляге.
Большинство из них были потомками сметанных браков Этаков и людей -
массивные, грубоватые люди, которые в достаточном количестве с легкостью
смогли бы разгромить батальон Кезуар. Когда они вступили в этот район,
Миляга поднял Хуззах и посадил ее себе на плечи из опасения, что ее могут
просто затоптать. Несколько докеров улыбнулись ей, а несколько заботливо
отошли в сторону, чтобы Дать ей возможность оседлать Милягу посреди толпы. К
тому времени, когда они вновь увидели войска, людская масса надежно скрыла
их.
пытались выполнить поставленное задание. Но число их было слишком мало, и
разбухающая толпа постепенно оттесняла кордон все ближе и ближе к месту
военных действий - складу в тридцати ярдах вниз по улице который явно был
недавно взят штурмом. Стены его были щербатыми от пуль, а из окон нижнего
этажа валил дым. Принимавшие участие в засаде войска, одетые в отличие от
щегольского эскорта Кезуар в однотонную форму, которую Миляга уже видел в
Л'Имби, в настоящий момент вытаскивали трупы из здания. Некоторые находились
на втором этаже и выбрасывали мертвецов из окон (а за компанию и парочку
тех, кто еще подавал признаки жизни) на быстро растущую внизу кровавую
груду. Миляга вспомнил Беатрикс. Какой смысл в этих погребальных пирамидах?
Что это - нечто вроде подписи Автарха?
снять ее с плеч. Но она держалась крепко, для надежности ухватив его обеими
руками за волосы.
раз.
предупредил Миляга.
Миляга допускает подобную возможность.
живых человека и швырнули его на землю перед экипажем Кезуар, двери и окна
которого по-прежнему были закрыты. Еще одна жертва, испуская яростные крики,
пыталась защититься от штыковых уколов окруживших ее солдат. Но все внезапно
замерло, когда на крыше склада появился человек в оборванных лохмотьях. Он
широко развел руки, словно приветствуя свой мученический удел, и заговорил.
внимательно приглядевшись, убедился в его правоте. Это действительно был
отец Афанасий. Его борода я волосы были длиннее, чем когда-либо. Руки, лоб и
бок были в крови.
постоянно поворачивался и к толпе. Но что бы он там ни выкрикивал -
обвинения, молитвы или призывы к оружию, - его слова все равно уносил ветер.
Его беззвучное выступление выглядело несколько абсурдным и уж без сомнения
самоубийственным. Снизу на него уже были нацелены винтовки.
поставили на колени перед экипажем Кезуар, сумел ускользнуть из-под стражи.
Захватившие его в плен солдаты, отвлеченные спектаклем отца Афанасия,
среагировали недостаточно быстро, а когда это все-таки случилось, их жертва,
презрев более краткие пути бегства, уже бежала навстречу толпе. При его
приближении толпа начала расступаться, но солдаты уже взяли его на мушку.
Поняв, что они собираются стрелять в направлении толпы, Миляга рухнул на
колени, умоляя Хуззах поскорее слезть. На этот раз она не заставила себя
упрашивать. В тот момент, когда она соскользнула с его плеч, раздалось
несколько выстрелов. Он поднял глаза и сквозь мешанину тел увидел, как отец
Афанасий упал, словно от удара, и тело его исчезло за парапетом вдоль края
крыши.
Хуззах и унести ее подальше, когда второй залп заставил его замереть на
месте.
к земле, прикрывал Хуззах. Докер рухнул, как срубленное дерево. Поднимаясь,
Миляга огляделся в поисках Пая. В сбежавшего Голодаря также попала пуля, но
он по-прежнему двигался вперед, с трудом ковыляя навстречу толпе, пришедшей
в полное смятение. Некоторые разбегались кто куда, некоторые, бросая вызов
войскам, остались стоять на месте. Кое-кто бросился на помощь поверженному
докеру.
вперед, его лицо, еще не знавшее бритвы, обмякло и было лишено всякого
выражения, а его светлые глаза подернулись поволокой. Еще одна пуля попала
ему в заднюю часть шеи и вылетела с другой стороны, где на горле у него были
вытатуированы три тонкие линии, средняя из которых рассекала пополам адамово
яблоко. Сила выстрела швырнула его вперед, и когда он упал, несколько людей,
стоявших между ним и Милягой, разбежались в разные стороны. Тело его упало
на землю лицом вниз в ярде от Миляги, его сотрясали предсмертные судороги,
но руки все еще продолжали двигаться вперед, целенаправленно пробираясь
сквозь грязь к ногам Миляги. Левая рука его обессилела, так и не достигнув
цели, но правая сумела-таки нашарить стертый носок туфли Миляги.
сторону, но он не мог оставить этого человека в последние секунды его жизни.
Он начал нагибаться, намереваясь сжать умирающие пальцы в своей руке, но
опоздал на пару секунд. Рука обессилела и безжизненно упала на землю.
несколько зрителей, и лица их были исполнены тревожного предчувствия,
удивления и уважения, смешанных с явным ожиданием от него каких-то слов,
какого-то напутствия. Ничего подобного Миляга не мог им предложить и только
развел руками. Зрители продолжали смотреть на него, не мигая, и он подумал
было, что они могут напасть на него, если он не заговорит, но в районе
склада снова раздалась пальба, и этот момент оказался в прошлом: люди
отвернулись от Миляги, а некоторые даже помотали головой, словно только что
очнувшись от транса. Второго пленного уже расстреляли у стены склада, и
теперь огонь велся по груде тел, чтобы добить затесавшегося туда раненого.
Несколько солдат появились на крыше, по-видимому, намереваясь сбросить вниз
тело отца Афанасия. Но этого удовольствия они были лишены. То ли он
притворился, что в него попала пуля, то ли действительно был ранен, он сумел
уползти в безопасное место, пока разыгрывалась драма внизу, но так или иначе
преследователи оказались с пустыми руками.
войска начали стрелять в толпу, теперь появились снова, чтобы забрать тело
неудачливого беглеца. Однако они столкнулись с сильным пассивным
сопротивлением: между ними и мертвым юношей тут же образовалась толпа,
принявшаяся оттирать солдат в сторону. Солдаты проложили себе путь силой,
Володихин Дмитрий
Трубников Александр
Березин Федор
Лукьяненко Сергей
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор