Чтение 99–й страницы книги ~Искушение Фраги~

Дмитрий Емец

НЕВЕСТА ГРАФА

(пародия на дамский роман)

После того, как мой бедный папочка оставил сей бренный мир, я осталась без
средств к существованию и должна была наняться гувернанткой к племяннице графа
П.

Наемная карета довезла меня до роскошного загородного дома, принадлежащего
графу. Я подошла к парадной двери из мореного дуба, на которой был герб графа
П. - вставший на дыбы слон на синем фоне - и постучала. Дверь мне открыл
высокий, стройный, элегантный мужчина, на красивом мускулистом лице которого
читалось глубокое, хорошо скрываемое страдание. Я сразу поняла, что это сам
граф П.

Граф скользнул по мне величественным взглядом, и в его прекрасных синих
глазах мелькнул огонек неподдельного интереса.

- С кем имею честь? - спросил он глубоким, хорошо поставленным баритоном.

- Миссис Джен Добкинс, ваша новая гувернатка, - я склонила свой стройный
стан в реверансе и застенчиво одернула бархатную юбку на своих красивых ногах.
\К слову сказать, ноги мои так хороши, что я часами могу любоваться ими в
зеркало.\ Одета я была просто и изящно. Моя бедная мама была француженкой, и
от нее мне передалось то неподражаемое обаяние, от которого любой мужчина
теряет голову \если она у него есть\ в две минуты.

Разумеется, граф влюбился в меня с первого взгляда. Он дарил мне все, что
попадалось под руку: цветы, бриллианты, столовое серебро.

Но я была непреклонна, и из всех подарков принимала только бриллианты.

- Я честная девушка! - неизменно отвечала я ему в ответ на все его
признания и одергивала юбку на своих красивых ногах. Лицо графа бледнело от
страсти, и он до крови прокусывал себе нижнюю губу.

Однажды вечером, когда я уже была в постели, и шелковые простыни ласкали
мое тело (следует подробное описание тела на две страницы), в дверь раздался
властный стук и не дожидаясь ответа в комнату ворвался граф. Он был в розовых
пижамных штанах, сквозь которые проглядывала его мускулистая волосатая грудь.
Граф был небрит, и его синие глаза покраснели от слез. Мне даже стало немного
жаль его, когда я подумала, что все это произошло от любви ко мне.

- Я люблю тебя! И ты будешь моей! - взвыл он своим хорошо поставленным
голосом.

- Я честная девушка! - гордо сказала я, заворачиваясь в простыню. Но как
не поспешила я это сделать, граф успел-таки увидеть мою прекрастную белую
ножку. На лице у графа П. отразились противоречивые чувства.

- Будь моей! Или я пущу себе пулю в лоб! - взмолился он.

- Ни за что! - отвечала я. Но тут - о небо! - одеяло соскользнуло с моего
прекрасного белого плеча.

В тот же миг в глазах у графа П. появилось нечто демоническое. Я
вскрикнула, вскочила с постели и бросилась в коридор. Граф П. бегал за мной из
комнаты в комнату и норовил прижать к своей мускулистой волосатой груди.
Наконец он стиснул меня в объятиях так сильно, что во мне что-то хрустнуло и я
упала без чувств.

В себя я пришла оттого, что кто-то бережно водил по моему лбу мокрым
полотенцем. Я открыла глаза и увидела склоненного над собой графа П.

- О, ты жива! Я хотел пустить себе пулю в лоб, но мой пистолет дал осечку.
После же выяснилось, что он вообще был не заряжен, - сказал граф и опять
попытался прижать меня к своей груди.

- Ни за что! - прохрипела я, тщетно вырываясь из его страстных объятий, -
Я честная девушка!

Граф П. демонически расхохотался.

- Не надо было падать в обморок! - произнес он замогильным голосом.

Я вскрикнула и в порыве безотчетной страсти упала ему на грудь...

- Я женюсь на тебе, - пообещал граф, нежно похлопывая меня по спине. - Я
обязательно на тебе женюсь.

Именно в это самое мгновение я поняла, что всегда любила графа П.

Через два дня была наша свадьба. Во время свадебной церемонии мне
показалось, что священник смотрит на нас как-то странно.

- Наверное, тоже в меня влюблен, - подумала я, осознавая неотразимость
своих чар.

Наш медовый месяц был как один непрерывный сон. Но потом я стала вдруг
замечать в глазах моего супруга какую-то непонятную грусть, которая с каждым
днем все усиливалась.

- Поведай мне все! О, я все пойму! Клянусь, вс„! - взмолилась я однажды,
вставая перед ним на колени и заламывая руки.

Мой супруг с тоской повернул ко мне лицо:

- Дорогая, меня тяготит ужасная тайна. Я хотел рассказать тебе обо всем
еще до свадьбы, но не решился, - сказал он. - Дело в том, что я не тот, за
кого ты меня принимаешь. Я не граф П., а его дворецкий. Граф П. с племянницей
отдыхает на водах в Ницце, а меня оставил присматривать за домом.

Небо обрушилось в моих глазах мелкими осколками.

- Как? Ты не граф? - воскликнула я.

Загорелое мускулистое лицо моего супруга покраснело. Он потупился.

- Завтра граф возвращается в свой замок, - произнес он через силу. - Не
могла бы ты вернуть бриллианты, которые я тебе подарил? Я украл их в столе у
графа.

- Мерзавец! Так обмануть скромную беззащитную девушку! - закричала я, как
только смысл его слов дошел до меня. - Прощай, несчастный! Я ухожу от тебя! Но
не думай, ничтожество, что я верну тебе бриллианты!

Дорогой читатель, если вы бездетный, неженатый граф и если вам
зачем-нибудь нужна гувернантка, стройная, красивая и привлекательная, то не
забудьте обо мне, умоляю вас. Но помните, черт возьми, что я честная
девушка!!!

Дмитрий ЕМЕЦ

СВ. АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ

ОГНЕМ И МЕЧОМ

Никогда прежде в шведской гавани Сигтуна не собиралось в одно время
столько кораблей. Двухмачтовые, крутобокие, не страшащиеся бурь и ветров, они
близко подходили к каменистому берегу и спускали сходни, по которым
поднимались закованные в броню войска. Настроение у воинов было приподнятое:
рассчитывали на большую поживу.

У прямых мачт лесом выстраивались длинные копья. Блестящие щиты за
теснотой вешали на борта. Груженые ладьи поднимали паруса и тяжело отходили от
берега, уступая место следующим.

Огромное войско, собранное не только в Швеции, но и по всей Европе,
собиралось в поход на Русь.

Нарядные епископы, сверкая драгоценными перстнями на пальцах, высоко
поднимали кипарисовые кресты и распевно повторяли слова латинских молитв.
Кроме того, среди рыцарей было немало монахов всевозможных военных и
полувоенных орденов, которыми в те годы буквально кишела воинственная Европа.
Многие из монахов носили под строгими одеяниями брони и кольчуги. Блестели на
поясах тяжелые прямые мечи.

Над самой большой, богато изукрашенной ладьей, развевался стяг с
изображением желтого льва на синем фоне. В лапах у вытканного льва был зажат
меч. Это было знамя самого ярла Биргера, грозного покорителя чуди и грозы
славян. Сам Биргер, плечистый, рыжеусый, стоял на носу ладьи, наблюдая, как
грузятся войска.

Ярл хмурился и нетерпеливо переминался на месте, одолеваемый честолюбивыми
мыслями. Мысли были примерно такие:

Его тесть, король Эрик Эриксон-Лепсе, болен и слаб. Трон под ним не
прочен. Если он, Биргер, его зять, вернется с победой, покорив обширные земли
славян, то имя нового шведского короля - преемника Эрика - будет определено.
Им станет он - ярл Биргер.

Рука рыжеусого военачальника сомкнулась на рукояти меча. Если понадобится
- он уничтожит сотни, тысячи росов, заставив остальных дрожать при одном звуке
его имени. Он покорит их, затопит кровью их города и села и заставит уцелевших
перейти в католичество, заслужив тем одобрение папы римского. Это одобрение
впоследствии понадобится, чтобы надежнее утвердиться на шведском престоле.

- Теодорих, подгони их! Они толпятся на сходнях как бараны! Пускай
пошевеливаются! - нетерпеливо крикнул Биргер почтительно вытянувшемуся
оруженосцу.

Спеша передать приказ ярла, узкоплечий, длиннорукий Теодорих метнулся к
мосткам и неловко, точно кукла, руки и ноги которой дергают за нитки, побежал
по берегу.

Вся прибрежная часть Сигтуна была запружена войсками и провожавшими их
зеваками. Отовсюду слышалась разноплеменная речь - финская, шведская,
немецкая, датская, английская. Зажатый в толпе, оруженосец Теодорих случайно
стал свидетелем спора багроволицего немецкого рыцаря и молодого бритого
монаха, с узким, точно сдавленным лицом.

- Жалкие еретики... Упрямцы, отказывающиеся признать над собой нашу
власть... Подними копье, брат Мартин! Хочешь выколоть глаз моей лошади? -
раздраженно гудел рыцарь.

- Не сердитесь, брат мой Ганц! Грешно сердиться в этот великий час. Папа