read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


И вот среди лошадей, давно снятых балетных сцен и фигур министр увидел
голые женские ножки. Дивные ножки на дивном снимке. Очень целомудренном,
кстати, и "ракурс-то" взят всего чуть выше колен, однако министр снова
затопал ногами: "Развращение! ПохабствоСоветский народ! Лучшую в мире
молодежь портите!"
Но бывший танцовщик и нынешний фотограф не из робких был, резко заметил
министру, что ножки эти во время первых, грандиозных гастролей по Америке
вытанцевали нашей державе целый нефтеперерабатывающий завод.
-- Как это? -- не усек министр.
Министру на ушко, так, мол, и так, ваше сиятельство, наш балет и прежде
всего прима-балерина не только потрясли Америку, но заработали много валюты,
и хватило той валюты аж на целый до зарезу нам необходимый завод, поскольку
тюменскую нефть открыли, забурили и льют в тундру, в Обь, в озера --
неожиданная нефть-то, не готовы мы к ее приему, как оказалось, не готовы и к
приему целинного хлеба, сожгли, сгноили его...
-- Ну ладно, хорошо, -- недовольно пробурчал министр. -- Однако ж не
всякий разврат снимать, да еще и на стенки вешать...
Эх министр! Министр! Сказал, брякнул и удалился, не думая о дурных
последствиях для себя.
Буквально через недели две открылось, что борец этот за целомудрие
советских граждан, и за нравственность, и за чистоту рядов самой передовой в
мире молодежи содержал в Подмосковье платный бардачок для себя и для своих
приближенных. Хрущев Никита ногами топал на министра, крыл его, не подбирая
выражений, и с работы выгнал.
Ну выгнал бы и выгнал. Не первый министр и не последний.
Гнев наших вождей не только грозен, но и целителен. Моли Бога, что
живым ноги унес.
А тут буря грохнула, борьба за идейную чистоту наших рядов покатилась
по стране, волна борьбы за нравственность взнялась. Каждый областной деятель
самолично спешил доложить на верха и на низа, что под его руководством
вычищается духовная грязь, особенно яростно вычищается она из рядов партии.
Бардаков никаких нету, есть резиденции для приемов почетных гостей, но там
официантками работают доброволки-комсомолки идейно выдержанные, всеми
проверенные, и они ни-ни...
На Урале вон повальный гомосексуализм в хореографичес- ком училище
открылся, перетряхнули училище и театр. Концы в редакцию областной газеты
потянулись -- педераста там изловили, так на восемь лет его, злодея, в леса
упрятали.
Наш поэт тем временем в тубдиспансере басенки сочинял и ничего про
министра и очистительную кампанию не ведал. Наловчился змей-пиит и в
тубдиспансере гонораришко вымарщивать -- про кого стих составит, с того
пол-литра, ежели же из персонала кто в строку угодил -- с того мензурка
спирта.
Однажды в недобрую минуту и говорит нашему поэту дежурная медсестра,
которую тоже Настасьей звали: "А чей-то вы все про всех сочиняете, а про
меня дак нет? " -- "Так ведь я и хохмы сочиняю, слова в них всякие
попадаются, еще обидишься?" -- "Ничего я не обижусь. Я понятливая. Десять
классов и курсы медсестер кончила". -- "Ну ладно, коли так, к завтрему заказ
будет готов..."
Прибегла назавтра Настасья в тубдиспансер и сразу к поэту. Поэт
говорит, все готово, слушай: "В палату каждый день с утра приходит
Настя-медсестра, больного жмет она в углу и тычет в задницу иглу, вливает
грамм стрептомицина -- ну хули сделашь? Ме-ди-цин-на!"
Тут же, немедленно, за оскорбление самой гуманной в мире медицины
вылетел наш поэт из тубдиспансера. Идти домой он боялся, там Настасья-жена,
похлеще этой медицинской стрикулистки. И пошел поэт по городу долю искать и
забрался к знакомому художнику в мастерскую. Напились они там, голубчики, с
горя до того, что художник пал на дырявую кушетку, поэт же поплелся дальше.
Может, и с намерением попасть домой. Но не дотянул до дому, свалился в самом
центре города, прямо напротив редакции областной газеты, того ни сном ни
духом не ведая, что по городу бдительные партищейки рыщут, морально
разложившихся ищут и... вот он, голубчик, лежитСам! Пришел! И лег!..
Решили нашего поэта из партии исключить. А вступил он в партию еще
тогда, когда кузнецом был, и понимал, что надо каяться. И каялся, горячо
каялся. Беспартийные творческие массы тем временем в приемной переживали, на
всякой случай за поллитрой сбегали.
Вышел идейно-порочный тип в приемную весь красный, лицо от слез мокрое,
носище отчего-то набок своротился, хотя кулаками его никто и не бил. "Ну
как?" -- бросились к нему сочувствующие творческие массы.
Поэт прикрыл мокрые глаза, пошатался, утвердился среди приемной на
ногах и продекламировал: "Нас бьют, работников литературы, всыпают крепко
мудакам за то, что сам министр культуры ходил по тайным бардакам".
...Брошенный и забытый всеми, в том числе женой и дочерью,
провинциальный поэт умер от модной среди российских писателей болезни и
несколько суток, пока не запахло, валялся в своей квартирке.
Как кончил свои дни министр нашей замечательной культуры, не знаю, не
ведаю, а то бы дальше писал.
Печален лик поэта
Итальянец, он поет как бы сердясь. Что за жизнь такая?! Крутом песни! В
сердце песни, в небе, в воздухе, в воде, в вине, в женщинах, и не хочешь --
все равно запоешь. Ешь макароны и пой, раз ты итальянец. Вот и поет о пьяном
солдате, о море, о солнце, о Мари и вообще обо всем, что глаз его горящий и
озорной видит. Поет все выше, все душевнее, все неистовей и доведет
слушателя до того, что плюнет он, покачает головой и скажет: "А пропади ты
пропадом!", и самому запеть захочется либо обнять кого-нибудь и сказать:
"Брат! Не пропадем, значит, покудова..."
Итальянец, пусть и не всякий, слышал, конечно, что где-то на краю земли
живут русские люди, тоже петь гораздые, но петь им некогда, особенно в
последнее время -- они все ждут хорошего царя, который подарит им хорошую
жизнь, и на всякий случай ура кричат, аплодируют каждому встречному и
поперечному, потом проклинают ими же вознесенного царя, кипят, кулаками
машут в воздухе, ищут виноватого. Отпелись, голубчики, оттого, что цари
часто меняются и надо их всех обсудить, осудить, анафеме предать, которых
даже из могилы вынуть да на свалку снесть...
До песен ли тут?! Напившись по случаю свадьбы, поминок, Троицы иль
женского Международного дня, взревут что-то, по телевизору слышанное, совсем
новое: "В понедельник в полвторого я уеду в Комарово..." или: "Помогите
кенгуру, помогите кенгуру, потому что поутру кенгуру в своем кармане
обнаружила дыру...". Молодые в это время в прихожей, если деревенские -- во
дворе, пободаются, повихляются под магнитофон и уединяются для "кайфа" --
так это нынче называется. По российским селам и раньше это дело тоже коротко
звалось, но гораздо выразительней.
Другое дело украинцы! Эти посмотрят на тебя, на округу, на свет белый,
глаза их вдруг отдалятся, лицо сделается строго и печально, весь лик, в
особенности жиночий, выдает долгий и далекий внутренний стон: "А, люди
добры! Ну як же нэ заспиваты? А чим ж вас утешить? Чим душу мою гирку
высказать, як любовь мою до земли, до нэба, до вас донэсты?.."
И "ой" -- обязательно это "ой" -- в каждой песне выдох этот, причем в
озорной, в искрометной он чаще бывает, чем в печальной, истомной, той
пространственной, душу переворачи- вающей песне, которую еще на Украине
только и услышишь, да и то не везде, там, где живо еще материнское дыхание,
жизнь не загажена отходами современной культуры и гибельного прогресса: "Ой,
на гори, тай жинцы жнуть.."; "Ой, кумэ, нэ журысь..."; "Ой, казала ж мэни
маты, щей наказувала...".
И вдруг это, сразу за душу берущее, будто нет на тебе ни лопотины, ни
кожи, ни ребер, никакой плоти, будто само собой оголилось сердце для боли,
восторга, любви: "Ой, на го-ори, в зэлэний дубрави..."
Мощно, сразу во весь голос начала женщина, так обычно начинает свою
песню самец в дикой тайге, во время дикого гона, презрев опасность, страх
схватки, смерть, буйно кипящей кровью ослепленный и оглохший от старости, но
особенно все ясно зрящий, настроенный на один только нежный, едва слышный
призыв, скорее лепет тихой и нежной самки, весь, всеми силами вытянутый,
готовый сразиться, умереть ради продления рода своего...



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 [ 99 ] 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.