Чтение 99–й страницы книги ~Анж Питу~

придут сюда, их будет уже пятнадцать или двадцать тысяч.

- И что они собираются здесь делать?

- Они хотят есть, ваше величество, они идут просить хлеба у короля.

Королева посмотрела на Шарни.

- Увы, ваше величество, - сказал граф, - мое предвидение сбылось.

- Что же делать? - спросила Мария-Антуанетта.

- Прежде всего предупредить короля, - сказал Жильбер.

Королева резко обернулась.

- Короля! О, нет! - воскликнула она, - зачем волновать его?

Это был крик души. В нем проявилось мужество королевы: себя она считала
сильной, но в муже боялась встретить слабость и не хотела, чтобы ее видели
посторонние люди.

Но был ли посторонним Шарни? Был ли посторонним Жильбер?

Нет, напротив, само Провидение послало одного из них защищать королеву,
другого - защищать короля.

Шарни ответил разом королеве и Жильберу; поступившись гордостью, он вновь
обретал всю свою власть.

- Ваше величество, - сказал он, - господин Жильбер прав, нужно
предупредить короля. Короля любят, король выйдет к женщинам, обратится к ним
с речью, и это их обезоружит.

- Но кто возьмется предупредить короля? - спросила королева. - Дорога
несомненно перекрыта, и это опасное предприятие.

- Король в Медонском лесу?

- Да, и если, что весьма вероятно, дороги...

- Я солдат вашего величества... - просто прервал Шарни. - А солдат на то
и солдат, чтобы быть убитым.

Он не стал дожидаться ответа. Он не услышал, как королева вздохнула; он
быстро сбежал по лестнице, вскочил на лошадь и вместе с двумя другими
всадниками поскакал в Медон.

Как только он скрылся из виду, в последний раз помахав Андре, которая,
стоя у окна, провожала его взглядом, внимание королевы привлек далекий шум,
похожий на рев волн в бурю. Казалось, шум этот поднимается от самых дальних
деревьев парижской дороги, которая просматривалась в тумане до самой окраины
Версаля.

Вскоре горизонт стал так же страшен для глаза, как и для уха; серый туман
прорезали белые частые полосы дождя.

И все же, несмотря на грозное небо, Версаль наполнялся народом.

К замку спешили гонцы. Они несли весть о многочисленной колонне, идущей
из Парижа. При мысли о радостных и легких победах минувших дней одни
чувствовали угрызения совести, другие ужас.

Встревоженные солдаты переглядывались и не торопились браться за оружие.
Похожие на пьяных, которые стараются стряхнуть хмель, офицеры,
обескураженные явным замешательством солдат и ропотом толпы, не знали, на
что решиться. От предчувствия несчастий, в которых их обвинят, у них
перехватывало дыхание.

Гвардейцы охраны, а их было почти триста человек, не растерялись. Они
хладнокровно седлали лошадей, испытывая лишь ту нерешительность, которая
овладевает солдатом перед сражением с незнакомым противником.

Как бороться против этих женщин, которые пустились в путь с грозным
оружием в руках, но достигли цели без оружия, не в силах поднять руку от
усталости и голода!

Однако на всякий случай гвардейцы охраны строятся, вынимают сабли и ждут.

Наконец женщины появляются. На полпути они разделились и шли двумя
дорогами, одни через Сен-Клу, другие через Севр.

Прежде чем расстаться, они разделили восемь хлебов: это было все, что
нашлось в Севре.

Тридцать два фунта хлеба на семь тысяч человек!

Добравшись до Версаля, они едва волочили ноги: три четверти женщин
бросили свое оружие по дороге. Майяру удалось уговорить последнюю четверть
оставить оружие в домах, стоящих у городских ворот.

Когда они вошли в город, Майяр предложил:

- Чтобы никто не сомневался в нашей преданности королевской власти,
давайте запоем: "Да здравствует Генрих IV!"

И умирающим голосом, в котором едва хватало силы, чтобы попросить хлеба,
женщины затянули песню.

Поэтому велико было удивление всех, кто находился во дворце, когда вместо
криков и угроз они услышали песню, и особенно когда увидели едва держащихся
на ногах певиц, которые, шатаясь от голода, как пьяные, прилипли своими
истощенными, несчастными, мертвенными, грязными, мокрыми от воды и пота
лицами к решетке, когда увидели тысячи страшных лиц в обрамлении множества
рук, сжимавших золоченые прутья решетки Позже из этой фантастической толпы
стали раздаваться мрачные завывания; в центре ее вспыхивали молнии.

Кроме того, время от времени все эти корчащиеся в предсмертных судорогах
люди отпускали поддерживавшую их решетку и протягивали руки между прутьями.

Одни, раскрыв дрожащие ладони, молили о милости.

Другие, сжав кулаки, грозили местью.

О, то была мрачная картина.

Наверху дождь, внизу грязь.

Среди осаждающих - голод и угроза.

Среди осажденных - жалость и сомнение.

Пока все ждали Людовика XVI, королева, полная лихорадочной решимости,
приказала готовиться к обороне: постепенно вокруг нее собрались придворные,
офицеры, крупные чиновники.

Среди них она заметила г-на де Сен-При, министра.

- Ступайте спросите, чего хотят эти люди, - сказала она.

Господин де Сен-При спускается вниз, пересекает двор и подходит к
решетке.

- Чего вы хотите? - спрашивает он у женщин.

- Хлеба! Хлеба! Хлеба! - наперебой закричали они.

- Хлеба! - сердито отвечает г-н де Сен-При. - Когда у вас был только один
господин, у вас было вдоволь хлеба, а теперь их у вас больше тысячи - и вот
к чему это привело.

С этими словами г-н де Сен-При удаляется под крики голодных женщин,
приказывая не открывать ворота.

Но тут вперед выходит депутация, перед ней ворота все же приходится
открыть.

Майяр от имени женщин обратился к Национальному собранию; он добился
того, что его председатель вместе с депутацией из двенадцати женщин
отправился к королю.

В то мгновение, когда депутация во главе с Мунье выходит из Национального
собрания, король галопом въезжает в задний двор замка.

Шарни отыскал его в Медонских лесах.

- А, это вы, сударь, - удивился король. - Вы меня искали?

- Да, ваше величество.

- Что случилось? Я вижу, вы мчались во весь опор?

- Ваше величество, в Версале сейчас находятся десять тысяч женщин, они
пришли из Парижа просить хлеба.

Король пожал плечами, но Не столько с презрением, сколько с жалостью.

- Увы, - сказал он, - будь у меня хлеб, я не стал бы ждать, чтобы они
приходили за ним в Версаль.

И все же, воздержавшись от других замечаний и бросив грустный взгляд
вслед удаляющейся охоте, которую ему приходилось покидать, он сказал:

- Ну что ж, поехали в Версаль. И он повернул в Версаль.

Король, как мы уже сказали, только что вернулся, когда на Оружейной
площади раздались громкие крики.

- Что там такое? - спросил Людовик XVI. Вошел бледный, как смерть,
Жильбер.

- Ваше величество, - сказал он, - охрана под предводительством г-на Жоржа
де Шарни напала на председателя Национального собрания и депутацию, которую
он к вам ведет.

- Не может быть! - восклицает король.

- Вы слышите - это кричат те, кого убивают. Глядите, глядите, все
разбегаются.

- Откройте ворота! - приказывает король. - Я приму депутацию.

- Но, ваше величество! - останавливает его королева.

- Откройте ворота, - повторяет Людовик XVI. - Королевские дворцы искони
служат убежищем.

- Увы! - говорит королева. - Кому угодно, только не королям.

Глава 53

ВЕЧЕР 5 ОКТЯБРЯ

Шарни и Жильбер устремляются вниз по ступенькам.

- Именем короля! - кричит один.

- Именем королевы! - кричит другой. И в один голос добавляют:

- Откройте ворота!

Но прежде чем этот приказ был выполнен, председателя Национального
собрания уже успели сбить с ног посреди двора.

Рядом с ним на земле лежат две раненые женщины.

Жильбер и Шарни бросаются на помощь; пути этих двух людей, один из
которых принадлежит к высшему обществу, другой вышел из низов, пересеклись.

Один хочет спасти королеву из любви к королеве, другой хочет спасти
короля из любви к королевской власти.

Когда ворота распахнулись, женщины хлынули во двор; они кинулись к
охране, к солдатам Фландрского полка; они грозят, они просят, они осыпают
ласками. Нелегко сопротивляться женщинам, которые умоляют мужчин именем их
матерей и сестер!

- Пропустите, господа, пропустите депутацию! - кричит Жильбер.

И все расступаются, чтобы пропустить Мунье и несчастных женщин к королю.