велосипедные рефлекторы, маркирующие поворот на Сорок вторую дорогу, когда
пошел град. Большие куски белого льда сыпались с неба, барабанили по крыше,
словно тяжелые пальцы, отлетали от капота. Начали скапливаться в зазоре
между ветровым стеклом и капотом, в котором "прятались" дворники.
слетели с моих губ, как градина размером с небольшой лимон ударилась о мою
сторону ветрового стекла и отлетела рикошетом, оставив после себя белую
выбоину с побежавшими во все стороны трещинками. Неужели Джон и Джордж
Кеннеди по-прежнему лежат под открытым небом? Я попытался мысленно
дотянуться до них, но ничего не почувствовал.
я ничего перед собой не видел. Колеи засыпало льдом. Правда, под деревьями
он сразу таял. Я включил фары. Яркий свет прорезал белую пелену.
мне пришлось отвести взгляд от бокового зеркала, чтобы не ослепнуть. Кира
закричала. Я оглянулся и увидел огромную старую ель, медленно валившуюся
поперек дороги. Ее комель уже горел. Падая, ель оборвала провода.
Хорошо это или плохо, но мы здесь.
исключением того места, где она выходила к Лугу Тидуэлл. Град бомбардировал
лес, как шрапнель, сшибая с деревьев ветки. Давно уже в этой части света не
было такого страшного града. Падал он с четверть часа, не больше, но этого
вполне хватило, чтобы уничтожить на полях почти весь урожай.
за которым гнался шарик поменьше. Летели они сквозь деревья слева от нас,
поджигая верхние ветви. Когда же мы добрались до Луга Тидуэлл, град сменился
стеной дождя. Я бы не смог вести машину, если б мы тут же не нырнули под
деревья. Под ними я все-таки мог продвигаться вперед, согнувшись над рулем и
чуть ли не тычась носом в ветровое стекло: пытался хоть что-нибудь
разглядеть в подсвеченной фарами водной стихии. Гром гремел без перерыва, а
тут еще поднялся ветер и завыл меж верхушек деревьев. Перед "шеви" на дорогу
свалилась толстая ветвь. Я переехал ее, слушая, как она скребет по днищу
автомобиля.
Пожалуйста, позволь мне доехать до дому. Позволь нам укрыться в доме.
ураганного. Деревья гнуло чуть ли не до земли, дождь лил как из ведра.
Подъездная дорожка превратилась в реку, но я без малейшего колебания
крутанул руль - на Сорок второй дороге мы оставаться не могли: если бы на
автомобиль упало большое дерево, нас с Кирой раздавило бы, как двух букашек.
вода утянула бы его, и нас вместе с ним, в озеро. Поэтому я включил первую
передачу и не мешал потоку тянуть нас вниз по подъездной дорожке к едва
проглядывающему сквозь водную стену бревенчатому коттеджу. Невероятно, но в
доме кое-где горел свет, и окна напоминали иллюминаторы погрузившегося на
девять футов батискафа. Автономный генератор работал.., во всяком случае,
пока.
воды, по краю обрамленную белыми бурунами волн. Одна из столетних сосен, что
еще недавно высилась слева от тропы-лестницы, переломилась пополам и упала
верхушкой в озеро. Где-то позади нас с громким треском рухнуло на землю еще
одно дерево. Кира закрыла уши руками.
приехали.
день превратился в ночь. Попытался открыть дверцу. Поначалу ничего не вышло.
Я толкнул дверцу сильнее, и ее буквально вырвало из моей руки. Я вылез из
кабины и в яркой вспышке молнии увидел, как Кира ползет ко мне по сиденью, с
побледневшим от ужаса лицом, с круглыми глазами. Дверь качнуло назад, и она
с силой ударила меня по заду, но я этого просто не заметил. Я наклонился,
взял Киру на руки, вновь выпрямился. Холодный дождь мгновенно вымочил нас до
нитки. Впрочем, какой дождь? Мы словно стояли под водопадом.
расслышал ее. Зато я видел ее лицо и пухлые пальчики, которые ничего не
сжимали. - Стикен! Я уйонила Стикена!
подъездной дорожки мимо крыльца. Еще чуть-чуть, и вода увлекла бы его вниз
по склону. Возможно, Стрикленд мог зацепиться за какой-нибудь корешок, но с
тем же успехом мог оказаться и в озере.
собачка значила для нас больше всего на свете. Я бросился за ней с Ки на
руках, забыв о проливном дожде, ветре и ярких вспышках молний. И тем не
менее игрушка должна была добраться до склона быстрее меня - водный поток
мчался слишком стремительно.
которые немилосердно трепал ветер. Они то поднимались, то клонились к земле,
словно истово отбивали поклоны Господу нашему: "Да, Иисус! Благодарим Тебя,
Господи!" Подсолнухи показались мне знакомыми. Не могли это быть те самые
подсолнухи, что проросли сквозь доски крыльца в моем сне (и на фотографии,
которую прислал мне Билл Дин), и все-таки это были они: безусловно, они. Три
подсолнуха, как три ведьмы в "Макбете", три подсолнуха с головками, как
прожектора. Я вернулся в "Сару-Хохотушку": я находился в трансе; я вернулся
в свой сон и на этот раз растворился в нем.
Майк!
упал на одно колено, схватил маленькую набивную собачку. Кира вырвала ее у
меня и принялась неистово целовать. Я поднялся на ноги под очередной раскат
грома, резкий, как удар хлыста. Я смотрел на подсолнухи, они - на меня, как
бы говоря: Привет, Ирландец, давно не виделись, правда? Потом, поудобнее
посадив Киру на руку, повернулся и направился к крыльцу. Каждый шаг давался
с трудом: вода доходила до колен, поток тащил еще не растаявшие градины.
Оторванная ветром ветка пролетела мимо и упала на то место, где я только что
опускался на колено, чтобы поднять игрушку.
саване, но, разумеется, никто на крыльце меня не встретил. А вокруг
продолжала бушевать стихия. Так что страхов хватало и без Твари.
грязи Стрикленд из серого стал черным. Ведь набивную собачку именно такого
цвета я видел в своем сне. Но отступать было поздно. От урагана мы могли
укрыться только в "Саре-Хохотушке". Я открыл дверь и с Ки на руках
переступил Порог.
***
лет и повидала много ураганов. Тот, что обрушился на озерный край в этот
июльский день, был скорее всего самым мощным, но едва я вошел в дом (мы с Ки
жадно хватали ртами воздух, словно люди, которые едва не утонули), как
понял: коттедж выстоит. Толстенные бревенчатые стены создавали ощущение, что
мы в банковском сейфе. Рев ветра и гром изрядно поутихли и уже не наводили
ужас. Изредка на крышу с громким стуком падала ветка. Где-то - как я
предположил, в подвале - хлопала открывающаяся и закрывающаяся дверь. Звук
этот напоминал выстрел стартового пистолета. Маленькая ель, упав, выдавила
кухонное стекло. Теперь вершинка зависла над плитой, отбрасывая тень на
разделочный столик и горелки. Я хотел отломать ее, но передумал: пусть и
дальше затыкает дыру в окне.
черным небом. В непрерывных вспышках молний мы видели, как ветер гнет к
земле растущие по берегам деревья. И коттедж жалобно стонал, отчаянно
сопротивляясь желанию ветра оторвать его от фундамента и сбросить вниз, в
черную воду.
огляделась.
Мэтти. А какая уж радость без Мэтти... Над нашими головами что-то огромное
рухнуло на крышу, лампы замерцали, Кира вновь начала плакать.
плачь. Не плачь, милая, не надо.
Киру, как, по моему разумению, укачивают детей, у которых разболелся
животик. Для трехлетней крохи она слишком многое понимала, а потому я не
знал, сможет ли она выдержать те ужасные страдания, что выпали на ее долю.
Вот я и держал ее на руках и укачивал. Шортики ее намокли от мочи и дождя,
горячие ручонки обнимали шею, на щечках смешались копоть и слезы, волосы
висели мокрыми слипшимися прядями, из-под пальцев, сжимающих промокшую
насквозь набивную собачку текла грязная вода. Я кружил и кружил по гостиной
"Сары-Хохотушки", под единственной горящей тусклым светом лампочкой.
Генератор не может обеспечить постоянного напряжения, вот и лампочка то
становилась чуть ярче, то притухала. То и дело позвякивал колокольчик
Бантера, словно музыка, доносящаяся из мира, который мы иногда чувствуем, но
Лондон Джек
Посняков Андрей
Курылев Олег
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Шилова Юлия