Чтение 99–й страницы книги ~Дело Локвудов~

- Я вижу, ты умираешь от любопытства. Прочти надпись.

Он повернул часики и вслух прочитал:

- "Тина, время уходит. П.Х." Те же слова он мог написать тебе и на
простой открытке, - сказал он, возвращая ей подарок. - А это - далеко не
простая открытка.

- Верно, не простая, - согласилась она, разглядывая часики.

- Не хочу ни о чем тебя спрашивать, Тина. Будь я проклят, если спрошу.

- А есть что спросить?

- Да, есть. Но я не стану.

- Он хочет, чтобы мы поженились до начала учебного года, - сказала она.

- И ты согласна?

- Кажется, да.

Он засмеялся.

- Кажется, да. А учебный год начинается уже через две-три недели.

- Точнее, через три, если считать от ближайшего вторника.

- Где же состоится бракосочетание, если ты на него согласишься?

- У мирового судьи. Пышной свадьбы в этом году уже не получится, да я и
не хотела.

- Могла бы сыграть скромную свадьбу в Шведской Гавани, в кругу двух
семей.

Она покачала головой.

- Женятся-то не семьи, папа, а только Прес и я.

- Меня там тоже не будет?

- Боюсь, что нет. Я не скрытничаю. Просто я сама еще ничего не решила.
Но когда решу - если решу, - то уеду отсюда. И в следующий раз когда увижу
тебя, буду уже замужем.

- И Престон тоже так хочет?

- Он-то как раз и хочет.

- А его родители?

- Родителям он еще ничего не сказал. Я познакомилась с ними со всеми,
кроме брата, который в Мексике. Они видели меня, так что, когда их
известят о браке, смогут сказать, что знают меня, знают, что я белая,
молодая и не такая уж безобразная.

- Я обещал не спрашивать тебя, а сам только и делаю, что спрашиваю, -
сказал Джордж. - Но вот единственный, в сущности, важный вопрос: почему ты
никак не можешь решиться?

- На этот вопрос столько ответов, что я не знаю, какой из них
правильный. Какой настоящий.

- Значит, я не так сформулировал свой вопрос. Ты его любишь?

- Нет.

- Потому что боишься полюбить?

- Возможно. Ты думаешь, меня смущает то, что случилось со мной за
границей?

- Я этого не сказал, Тина. Я лишь спросил, боишься ли ты полюбить его.

- Я не боюсь любви, папа. Я просто его не люблю.

- Тогда на чем же будет основан ваш брак?

Она помолчала.

- На общности взглядов. Дружбе. Товариществе. Чувстве солидарности.

- Так я и думал. Этого я как раз и боялся.

- Чего боялся?

- Ты сама знаешь, Тина. Давай говорить честно, нас никто не
подслушивает. Я целиком за этот брак, если ты его хочешь, но ты должна
звать точно, на что идешь.

Она улыбнулась с довольным видом, чего отец никак от нее не ожидал.

- Молодец, папа.

- Я - молодец?

- А он все гадал, помнишь ли ты. Оказывается, помнишь. Он так и думал,
но не был до конца уверен. Я была убеждена, что помнишь, потому что ты
никогда ничего не забываешь.

- Не задавай мне загадок, барышня.

- В первый раз, когда Прес был здесь, он рассказал тебе о своей дружбе
со школьным преподавателем физкультуры.

- Рассказал. Не мог же я этого забыть.

- И ты, естественно, решил, что это - не простая дружба.

- Да, решил.

- Ты был прав. Прес вступал в связь как с женщинами, так и с мужчинами.
Уже с мальчишеских лет. И Прес не знает, излечит ли его наш брак.

- Я могу сказать тебе, Тина. Не излечит, если ты имеешь в виду
гомосексуализм. Поэтому ты и боишься выходить за него? Или колеблешься?

- Нет. Наша дружба как раз на этом и зиждется. У него своя проблема, а
у меня была своя. Была и осталась.

- У тебя-то что за проблема? Ты же не лесбиянка.

- Нет. Назову ее деликатно: неразборчивость в связях.

- Один-два романа в Европе, - сказал отец.

- Ха-ха.

- Тебе же всего двадцать шесть лет. Не понимаю, что еще может означать
эта твоя "неразборчивость в связях".

- Не для разговора за завтраком, папа. За всю жизнь у меня был только
один настоящий роман - с путевым обходчиком. Единственная связь, длившаяся
достаточно долго, чтобы назвать ее романом. Вот почему я так расстроилась,
когда она порвалась. Думала, что нашла человека, который не даст мне
превратиться в шлюху, но я все равно превратилась, и он меня бросил.
Помнишь, я говорила тебе про оперную певицу, муж которой постоянно пьяный?
Так вот, меня застали с ним в постели. Причем я была почти уверена, что
застанут, и все-таки легла с ним. Если бы я находилась за границей, папа,
и жила среди этих людей, то была бы одной из многих. В Соединенных Штатах,
где меня, по всей вероятности, будут окружать люди иного сорта, я выгляжу
как женщина с клеймом.

- Женщина с клеймом, - повторил отец. - К тому же не с одним.

- Да, не с одним.

- Я не имел в виду только твой характер.

- Я тоже. На внуков от меня не рассчитывай, папа.

- У тебя был аборт?

- О, это бы еще ничего. Я схватила дурную болезнь, поэтому меня и
оперировали. Дядя Пен об этом знал, и тетя Уилма знала. Дядя оплатил все
расходы. Наверно, поэтому он и оставил мне эти деньги - наличными. Ты
ошеломлен. Я по лицу вижу, что ошеломлен. - Она протянула руку через стол
и коснулась его руки. - Отпусти меня за границу, папа.

Он покачал головой.

- Нет.

- Если скажешь "уезжай", то я уеду. Иначе выйду замуж за Преса.

- Он обо всем этом знает?

- Почти все. Самое худшее я ему сказала. Да ему и о себе было что
рассказать.

- Я думаю, - согласился отец.

- Большинство людей вступает в брак в надежде на что-то хорошее,
светлое. У нас же нет почти никаких надежд.

Он погладил ее по руке.

- Не заблуждайся насчет большинства. Бывают случаи и похуже.

- Ты уже не радуешься браку так, как несколько минут назад?

- Не знаю, - ответил он. - Не было времени подумать. Но отправлять тебя
за границу я, во всяком случае, не собираюсь. И не пытайся перекладывать
это на мои плечи. Тина. Будь твой дядя Пен сейчас жив, он бы знал, что
ответить. А я не знаю.

- Не обижайся на меня за то, что я обратилась тогда к дяде Пену.
Обратиться к тебе я не посмела. Полгода назад я бы сюда не приехала. Но
теперь я здесь и спрашиваю, что мне делать.

- Что бы я тебе ни посоветовал. Тина, ничто не пойдет на пользу, если
ты не захочешь серьезно пересмотреть свою жизнь. Можно, конечно,
обратиться к психологам и специалистам по психоанализу, но я не знаю,
много ли от них будет проку.

- С одним из них я спала. Отвратительный человек. Гном. Русский еврей с
длинными усами и намного меньше меня ростом. Единственный психоаналитик,
кого я знала, но он ничем мне не помог. Наоборот, я помогала ему - он сам
мне откровенно в этом признался.

- Вот видишь, Тина. Как я могу советовать тебе, что предпринять? Среди
твоих знакомых вдруг оказывается еще одна личность, о которой я впервые
слышу. - Он посмотрел на садовника, начавшего подстригать газон. - И все
же я могу сказать, откуда все это взялось. - Он взял ее за подбородок. -
Знаю, откуда эти глаза. Эти скулы. Форма твоей головы. - Он опустил руку.
- И совершенно точно знаю, откуда все остальное - и хорошее и плохое.
Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь еврей с длинными усами или безусый нееврей
способен был изменить тебя. Да я и не хочу, чтобы менял.

Она вдруг разразилась слезами и выскочила из-за стола. Они сказали друг
другу все, что в силах были сказать, и теперь она воспользовалась правом
женщины отдаться чувству более сложному, чем все ее прежние чувства.

Заведенный в доме порядок заявил о своих правах и не дал Джорджу
времени на размышления. Кухонная дверь распахнулась и впустила кухарку.

- Разве мисс Тина не будет завтракать? - спросила она.

- Пока нет, - ответил Джордж Локвуд.

- Я слышала, как она пошла наверх. Она любит поджаристый бекон, и я
могла бы приготовить его к тому времени, когда она вернется сюда. Вы не
знаете, какие она любит яички?

- Золотые, - ответил Джордж Локвуд.

- Золотые яички? Это что, то же самое, что, как вы говорите, солнечной
стороной кверху? Знаете, мистер Локвуд, вы не всегда понятно говорите,
Иногда я почти вас не понимаю. В вашей семье это - в порядке вещей.

- Иногда и я не совсем понимаю, что вы говорите, Мэй. Мисс Тина будет
завтракать тогда, когда пожелает. А когда она пожелает, я не знаю.

- Разве чашка кофе - завтрак для молодой здоровой девушки? Да и кофе-то