Чтение 99–й страницы книги ~По следам дикого зубра~

широкую ногу. А пока... Поезжай-ка ты, Андрей, в Москву, чтобы узаконить
заповедник в Совнаркоме!

- Если посылать, то лучше Шапошникова. У него старые знакомые в
академических кругах.

- Ну что ж, резонно. Пошлем Шапошникова.

В тот вечер мы засиделись допоздна. Мишанька уснул. В печи потрескивали
дрова, уютный свет разливался по столу. Пили чай, Данута вспомнила нашу
женитьбу, петербургские встречи. На час-другой мы позабыли заботы, не
ворошили драматических событий последних лет. Мы отдыхали. Расстались за
полночь.

Через неделю проводили Кухаревичей в дальнюю инспекторскую поездку по
предгорным станицам. Саша проверял школы, уговаривал старых учителей
вернуться на работу, создавал детские дома для сирот и беспризорных. Катя
занималась больницами, фельдшерскими пунктами, гасила тифозные вспышки.

А еще дней через десять страшное известие потрясло нас и весь город: на
дороге между станицами Каладжинской и Ахметовской банда бело-зеленых
подкараулила и зверски убила наших друзей и четырех бойцов их охраны.

Вот когда мы с Данутой почувствовали, как одиноко вдруг стало на земле.

"4"

...Посыльный пришел в середине дня, когда я только что закончил
инструкцию для наблюдателей заповедника и перечитывал ее. У нас было полтора
десятка егерей, были деньги на оплату их труда. Все это появилось после
возвращения Христофора Георгиевича из Москвы. Поездка его, встречи с давними
друзьями Кавказа, с работниками отдела по охране памятников старины и
природы Наркомпроса не прошли даром. Мы стали сильней.

Я взял у посыльного бумагу. Шапошников писал: "Как можно скорей приходи
в управление. Есть новость".

Шла весна. Подувал резкий ветер, но солнце грело уже хорошо. В такие
дни зубры выбирают укрытые от ветра места и лежат на припеке, блаженно
прикрыв глаза. Греются. Уже отправился на Кишу Кожевников. Собирались на
свои кордоны остальные егеря.

Еще издали я заметил у дома Шапошникова красноармейца с непокрытой
головой. Он сидел на крыльце и вроде бы ждал меня. Вскочил, одернул
гимнастерку и пошел навстречу. Мы сошлись, и я не поверил глазам своим.

- Боже мой, Задоров! Ты ли это?

- Эт-точно я, Андрей Михайлович.

Мы обнялись. Отстранившись, я продолжал рассматривать его. Да, Борис
Артамонович, наголо стриженный, круглоголовый, похудевший, во фронтовой
гимнастерке.

Открылась дверь, Шапошников вышел и спросил:

- Берем этого егеря?

- Еще бы! Вот не думал не гадал!.. Где пропадал?

- Все очень просто, Андрей Михайлович. Тифозный обоз, больница в
Пятигорске, а как поднялся и винтовку смог держать, так с первым эшелоном
красных - в Царицын, оттуда в Самару, по Сибири, то за Колчаком, то за
атаманом Семеновым. Воевал, был ранен, опять воевал. Из Иркутска теперь. По
чистой - после второго ранения. Где Василий Васильевич, как остальные наши?

- Скоро увидишь своего Василия Васильевича, зубров, Кишу. Поедешь со
мной. Ну, ты молодец!

Задоров прожил у нас до вторника. С согласия Дануты я подарил ему
Кунака, а сам решил вновь поездить на Кунице. Под шепот весеннего дождя мы
поехали в горы.

Кишинский кордон стоял пустой, но с теплой печью.

Уже разместившись для отдыха, я обратил внимание на свежие отщепы с
внутренней стороны двери. Такие отметины делает только пуля. Внимательно
осмотрев стены, я и там нашел до десятка таких же примет.

Борис Артамонович враз утерял наивную восторженность в которой пребывал
эти дни. Вот она, суровая обстановка. Он вышел, смотрю, вывел коней из сарая
и пустил неспутанными на луг: не очень-то дадутся чужим. Огня мы не
зажигали, на ночь устроились в сараюшке, откуда был выход прямо в лес.

Утром мы сделали круговой обход, ничего опасного не заметили. И тогда
поехали наверх, к зубровым пастбищам.

Задоров весь ушел в созерцание близких хребтов и зеленого леса. Как
чисто и светло сияли его глаза! Какую радость излучал он, даже дышал так,
словно пил целебный воздух. Не будь опасности, которая требует тишины, запел
бы в полный голос.

- Все время Кавказ во сне видел. Такая тоска, хоть беги без разрешения!
Мечтал. И вот... - Он привстал на стременах, руки разбросал, будто обнять
хотел эти тихие поляны и светлые хребты над ними.

Когда и как пристроился нам в хвост Кожевников, как выследил - мы не
заметили. Обернулись - и ахнули! Бородач улыбался колдовской улыбкой. А уж
обрадовался Задорову!.. Подвел коня бок о бок, и так, не сходя с седел,
обнялись, словно отец с сыном встретились, плачут оба и слез своих не
стесняются.

Дальше мы не поехали. Поставили костер, и пошел, пошел бесконечный
разговор.

- Нашел себе благость - тишину, а? - Кожевников любовно смотрел на
Задорова.

- Когда идет революция, о тишине и покое говорить смешно, - быстро
сказал Борис Артамонович. - Чистейший идеализм.

- Смотри, как заговорил! Агитатор!

- Здесь ведь тоже покоя нет, - сказал Борис. - Эт я усвоил. И пулевые
отметины на кордоне разглядел.

- Было, было, - коротко отозвался Кожевников.

- Давно? - спросил я.

- Не-е... Три ночи кряду обстреливали. Ну, и я не молчал. То с одного
места стрельну, то с другого. Чтобы думали, будто нас много. Кажись,
подстрелил кого-то, крик слышал. Убрались.

- Кто, как думаешь?

- Эти самые. Бело-зеленые. Похоже, заблудились. Пуганые. Они с востока
приходили, вряд ли близко живут. А все же за зверя боязно.

- Видел зубров?

- Трех видал. Да еще волками обглоданного подранка нашел. Мартовской
погибели. Выходит, и зимой охотились за ими. Но надоть еще посмотреть,
думается, на Пшекише, на Сенной поляне и повыше должны быть другие.

Говорил и все на Задорова посматривал, хотел понять, каков он теперь,
его крестник. Боялся, уж не другим ли стал за трудные годы. Спросил вдруг:

- Рука твоя тверда али как? Жизня у нас опасливая.

- Винтовку держать могу, огни и воды прошел - не убоялся. Так что
по-старому, плечом к плечу с тобой воевать за Кавказ... И за зубров.

И так они друг на друга посмотрели, что и тени не осталось в их давней
мужской дружбе.

Четыре дня мы лазили по хребтам и ущельям, высматривая зверя на полянах
и опушках, благо верхний лес еще не закрылся зеленым листом. И за четыре
этих дня обнаружили семь зубров. Только взрослые особи. Согнутые, с
неряшливой шкурой, они от любого шороха вскидывали хвост и бежали сломя
голову. Даже издали можно было почувствовать их болезненную возбудимость.
Так долго зубры не проживут. Эти звери нуждаются в покое.

Задоров легко узнавал некоторых старых знакомцев. Разглядывая зубров в
бинокль, он весело говорил:

- А вот и мой Рыжий. Левей его Бойкая. Ишь как линяет, вся в клочьях.
Постарела... Неужто у нее бычка или телочки не было?..

Так, с остановками, мы добрались до устья реки Шиши. Здесь я хотел
оставить друзей и пробраться на Умпырь. А их попросил поехать западнее, на
Молчепу. Но егеря не пустили меня одного. Еще три дня мы путешествовали по
высокогорью, прежде чем спуститься к Умпырю. Долго высматривали с горы:
спокойно ли там? К радости своей, обнаружили на склоне горы трех зубров, а
над избушкой вскоре увидели дымок. Уже на заходе солнца опознали Телеусова.
Снова встреча, неторопливый разговор у печурки, ощущение братства.

- Сколько? - спросил я у Алексея Власовича.

- Покамест семерых отыскали. Ребята Никотины на Алоус отправились,
вернутся к завтрему. А эти зубры - на Мастакане.

- Банды не беспокоили?

- Не было. Зато волков развелось, Михайлыч!.. Прямо до избы являются,
такие храбрые.

Рано утром Кожевников и Задоров перешли на тропу, что вела к перевалам.
Я остался с Алексеем Власовичем.

"5"

Осень двадцать второго года.

Мы оставили Умпырь. В начале октября от Большой Лабы сюда проникло
более сотни бело-зеленых. Приходили они группами по десять - пятнадцать
человек, хорошо вооруженные, даже при пулеметах на вьюках. Наши отпугивающие
выстрелы вызвали шквал ответного огня. Мы потребовали из Лабинска воинскую
часть, но кто-то предупредил банду, начались стычки. Были немалые потери, и
бойцы, опасаясь зимы, отошли к Псебаю. Бандам отступать было некуда,
остались в Умпыре.

Одиннадцать зубров очутились в опасном соседстве. Звери привыкли
спускаться в долину. Что их ожидало?!

Мы ушли старой егерской тропой на верхнюю Кишу, а оттуда и на кордон.
Можно представить себе, с каким настроением покидали мы долину.

Первые дни жизни на Кише мы ходили подавленные и настороженные. Удастся
ли удержаться нам здесь? Правда, зима с буранами в октябре закрыла все
пути-дороги, но и для нас не оставила никакого маневра.

Василий Васильевич, а потом и Задоров успели поставить несколько