сакьяской секты; меховую выкрашенную в оранжевый цвет чубу он набросил
прямо на голое тело. Римпочен ясно видел темную впадину живота, резко
обозначенные ключицы и ребра. Они не шевелились: отшельник не дышал.
Римпочен стал на колени и пополз к железной нищенской чаше. Он уже
собрался опустить туда кусок серебра в семь ланов весом, но рука его
замерла в воздухе. В чаше мокли красноватые высокогорные мухоморы,
издававшие тонкий запах мускуса и брожения. Римпочен отполз от чаши и,
оставив свое приношение возле молитвенной мельницы, благоговейно
растянулся на земле. Он знал, что только самые святые и всемогущие ламы
пьют настой из ядовитых грибов, который придает им божественную
прозорливость и вдохновение. Заклинатель остался недвижимым, как изваяние.
Тибетец прошептал молитву и отполз к выходу. Сквозь слезы смотрел он на
темную бронзу высохших рук, которые сухой лозой оплетали тугие черные
жилы. Он не знал, жив святой или дух его давно уже отлетел от пустой
оболочки, покинул ее, как бабочка кокон.
спиной потемнело, и мохнатые снежинки заплясали в нем, как пыль в луче.
высохших губ.
помоги!
твердыми, как дерево, пальцами. - Думай о том, чего просишь. - Он позвонил
в серебряный колокольчик. - Закрой глаза.
каменными сводами, и думал, думал о бедах злополучной своей деревеньки. Он
вспоминал опустошительные набеги голоков, беспощадных китайцев,
помешанного Памзана с искалеченными руками, скорбных односельчан и
маленький монастырь на скале, с которой ламы выпускают на ветер красных
коников счастья.
это всегда страдание. Источник ваших мучений один: желание. Чтобы не
страдать, надо от него отрешиться, надо не жить. - Он потянулся за хурдэ,
молитвенной мельницей, и раскрутил ее. - Разве поблизости от вашей деревни
нет монастыря?
заложенных в ней заклинаний.
семья отдает туда самого смышленого мальчика. Но кто-то ведь должен и в
миру трудиться: носить добрым ламам рис и цзамбу, овощи и молоко, собирать
аргал для печек и таскать воду. Он хотел сказать, что они бы давно
покинули деревню, если бы не монастырь на каменной круче, где нет ни воды,
ни травинки, но только закрыл глаза и уронил голову на грудь. От голода
его опять стало мутить. Он беззвучно пошевелил губами и все вдруг забыл:
потерял сознание или же просто заснул.
жирного буйволиного масла, и кружка горячего подсоленного чая. Отшельник
сидел все в том же положении и вертел хурдэ.
от всевозможных желаний. Ты не ел каких-нибудь три-четыре дня и уже
впадаешь в забытье. Не привязывайтесь сердцем к вашим детям, не копите
добро и не сожалейте о нем, когда придут ваши притеснители. Научитесь
видеть в них благодетелей, которые освобождают вас от желаний, отравляющих
бытие. Другого не дано, но разве можете вы следовать по пути спасения? Вы
слишком слабы.
- Мы слишком для этого слабы. Нет ли возможности умилостивить ваших
врагов?
нельзя, но можно купить. У вас в деревне наберется пятьсот или даже тысяча
ланов, чтобы заплатить амбаню?
Римпочен сокрушенно покачал головой. - Мы бедные люди.
желать. Вы духом бедны.
вылизал чашку и молитвенно сложил руки, - помочь землякам. Это все, что
мне хочется.
разжимая губ. Его скрипучий размеренный голос долетал до Римпочена как бы
с разных сторон. - Одно желание неизбежно влечет за собой другое, часто
противоречивое и разрушительное. Это порочный губительный круг, из
которого нет выхода.
порядок вещей. Я же, которому открыты концы и начала, вижу, как одно
заблуждение цепляется за другое. Где же мне нарушить течение неизбежности?
В каком месте сделать попытку остановить то, чему все равно предстоит
неизбежно свершиться? Нет, я не могу ухудшить свою карму такой
ответственностью. - Сричжанг оставил хурдэ и отпил немного из железной
чаши с настоем мухоморов. Стеклянистый блеск его желтых белков усилился, а
зрачки расширились настолько, что поглотили радужку. - Возьми свое
серебро, накорпа*, и уходи.
поежился под пристальным полубезумным взглядом отшельника.
него. Может быть, впервые в жизни он перестал бояться.
фигуру Хэваджры, имя которого не произносят. У ног Темного Властелина
лежали зеленый барабанчик - дамару, связка сухой золотистой травы и ярко
раскрашенный бубен. Разглядев на нем круторогих баранов, луну и зубастых
духов, Римпочен догадался, что, несмотря на красную камилавку сакьяской
секты, сричжанг привержен еще и к древнему черношапочному шаманству
бон-по. Встреча с таким дугпой* всегда опасна, даже если тот и соглашается
помочь. Сейчас он напророчил ему, Римпочену, гибель. Что ж, можно и
умереть. Авось в последующем рождении вечный строитель возведет для него
более счастливый дом. Хорошо бы ему возродиться богатым купцом, который
следует по жизни великим шелковым путем. Римпочен поклонился и попятился к
выходу.
платок. Где ему, простому крестьянину, было понять могущественного
колдуна? С раннего детства он только и знал, что работать и повиноваться.
Его научили почитать будд и юдамов, лам* и князей, солдат и отшельников.
Он отдавал им все, что дарила скупая, обильно политая потом земля, и
благодарил, когда они брали. А брали почти всегда. Князь и солдаты
требовали еще и еще, боги равнодушно принимали подношение и молчали, ламы
вели себя, как боги. Но случалось, что ламы отвергали дары. Иногда, чтобы
накормить голодных, даже раздавали посвященные буддам жертвы. Не оттого ли
Шакьямуни вознес их превыше всего, поставил над самими богами.
щедрость. Но страх навсегда оставил его сердце. Кроткий, почтительный и
суеверный крестьянин отныне никого и ничего не боялся. Он готовил себя к
великому празднику перерождения. Как знать, может быть, и ему суждено
когда-нибудь сделаться мудрецом, перед которым открыты концы и начала,
кому дано вязать и разрешать?
Чего мне еще желать? - Римпочен задумался. - Не оставляй нашу деревню, -
попросил он. - А если подвернется случай, пошли землякам мудрый совет.
зажужжало хурдэ, вознося в небеса миллионы непроизнесенных мани. - Потому
что случайностей не бывает.
свою карму ответственностью. Ты согласишься, староста?
берешь на себя ответственность, не доискиваясь до ее сути, которую все
равно невозможно постичь, я помогу вам.
холодный камень пещеры средний палец правой руки. - Клянись.
уха золотой алун* с камнем, который налился в пыльных световых струях
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Херберт Фрэнк
Глуховский Дмитрий