выхода. Но он не мог сдаться без боя, без попытки прорыва. Титановое ядро
Гиргеи! Тысячи миль базальта, гранита, свинцовой жижи, тысячи слоев и
ярусов, охрана, силовые поля! И все для того только, чтобы вызволить на
волюшку вольную одного разбойника Гуга с его прекрасной любовницей да двух
затравленных, скрученных судьбой в узел преступников - карлика Цая и Кешу
Мочилу? И все?! Иван заскрипел стиснутыми зубами. Нет, и этого немало! И
ради этого можно было лезть в свинцовый ад каторги.
- Ну, давай, уматывай! - прохрипел он Кеше. - Чего ждешь?!
- Боевые коды?
Иван чуть не хлопнул себя по лбу. Растяпа! Склеротик!
Он назвал семь трехзначных чисел ... и будто вспышка просветления озарила
его. Это удача! Огромная удача! Именно Кеше надо идти, они не дадут ему
погибнуть раньше времени, им нужен хороший материал, а такого второго не
скоро сыщешь! Ах, если бы он был на месте Кеши, он бы...
- Я все понял, Гуг, - снова осклабился ветеран аранайской войны. - Я
пошел. До скорой встречи, Ваня!
Иван резко повернул голову. Но Кеши уже не было в хрустальной клетке. Он
раскусил его? Или эти невидимки подсказали? Ну и плевать, пускай Кеша
знает, что это только оболочка Гугова, а внутри нее- другой. Воистину, все
они в лодке посреди океана, и все - в безумном угаре, не различают, где
явь, где сон.
- Тебе не стоит волноваться, - опять прозвучал голос, - всего лишь семь
земных суток, даже чуть меньше. И ты станешь выше всех тревог и забот, ты
позабудешь про тяготы и невзгоды. И не бойся, ты не растворишься в силовых
линиях неизвестных тебе полей. Ты войдешь в нашу энергетическую общность,
но останешься в телесной ободочке. Ты, как множество тебе подобных, как те,
кого ты называешь гиргейскими клыкастыми рыбинами, станешь нашими пальцами,
нашими руками ...
- Вашими щупальцами в чужом для вас мире?!
- Да. Именно так. Ты пригоден для этой сложной роли.
- Спасибо.
Череэ семь суток, даже чуть раньше он перестанет быть собою. Все земное
будет для него чуждым, нелепым, жалким. Его память перестанет быть его
памятью. И образы тех двоих, что были распяты на поручнях космолета в
черных безднах Вселенной, на самом ее краю, станут ему чужими, они не будут
мучить его, терзать, они перестанут являться ему во снах и наяву. Иди, и да
будь благословен!
Золотые Купола превратятся в бессмысленные и ненужные полусферы,
отражающие чужой свет чужого ненужного све-" типа. Не будет Великой России,
не будет Федерации, не будет Пристанища... будут объемы и плоскости
Вселенной, объемы, .имеющие свои координаты, и плоскости в этих объемах.
Будут цифры, числа, атомы, молекулы, гравитационные уровни, напряженности
полей, бесстрастие... Бесстрастие? И кровяные, пышущие лютой злобой
глазища?!
Нет, здесь что-то не так. Таких глаз не может быть у бесстрастных
созерцателей "этой жизни". Так может смотреть желающий зла или несущий зло
в своем существе. Они чего-то недоговаривают. Они лгут! А значит, они не
столь всесильны, как пытаются это представить! Ведь на самом деле
обладающему абсолютным всевластием нет нужды кривить душой, скрывать
что-то. Сильный может раздавить без всяких слов, может потешить свое
самолюбие, потолковать о том о сем, но унижаться до лжи он не станет.
Иван мог и ошибаться: Чуждый Разум- потемки.
А тем временем карлик Цай ван Дау, потомок императорской фамилии в
тридцать восьмом колене, плод любви землянина и инопланетянки, вовсе не
прохлаждался на Азорских островах, и даже не изнывал под ласковым гавайским
солнцем. Проклиная все на свете, карлик Цай цолз б грязи и пыли по восьмому
спиральному витку дельта-крюкера - "черная нить" была на редкость узкой,
тесной, вонючей ... но у нее было и положительное свойство, она не
значилась ни на одном плане, даже секретном. Об этой черной ниточке в
толщах гиргенита знали всего трос: сам ван Дау и еще двое из Синдиката.
Проклятый Синдикат! От него нет спасения нигде, от него нет укрытия!
Синдикат не любит ленивых и нерасторопных. Еще больше он не любит слишком
хитрых, которые норовят выскользнуть из-под его неусыпного ока. Карлик Цай
знал об этом лучше других - ему уже приходилось иметь дело с серыми
стражами из Синдиката. Он знал, что испытывает несчастный, которому через
позвоночный столб пропускают психотронные ку-разряды.
После той лихой забавы ему трижды меняли спинной мозг.
Серые, стражи были похлеще родного папаши имперского отпрыска Цая ван
Дау.
А папаша у бедолаги Цая был еще тот.
Звездный рейнджер Федерации, закованный в девятислойную броню Филипп
Гамогоза Жестокий - свирепый и беспощадный убийца, появился на Умаганге сто
два год& назад. Ничего подобного изнеженные и развращенные обитатели
дряхлеющей планеты созвездия Рогедора не видали.
В ослепительном сиянии тысячи ревущих солнц прямо к подножию
восьмисотметрового агатового императорского дворца, на верхнюю площадку
Сада Наслаждений, сокрушая тысячелетние древовидные цветы-арагавы, извергая
из чрева своего адский вой, визг, сип, клубы черного дыма и ядовитых газов,
сотрясая недра и раздирая трещинами поверхность, из лиловых заоблачных
высей опустился железный дракон. Не успели развеяться клубы черного дыма,
как дракон испустил из себя десять стальных птиц-убийц.
И началось! Не было ни переговоров, ни контактов, ни прочих сантиментов -
уничтожалось все движущееся: летящее, плывущее, идущее, прыгающее,
ползущее. Истреблялось беспощадно и безоговорочно. Филипп Гамогоза посвоему
проводил предварительный этан геизации новой планеты. Он всего лишь два
месяца как вырвался из ада Лазурного Эдема, полумыслящей планеты-садиста, и
потому мстил всем подряд, безразборно и тупо. В первые шесть дней было
уничтожено две трети аборигенов, превращена в пыль и руины почти половина
прекраснейших ажурных дворцов и ослепительно прекрасных хижин умаганской
нищеты. Нищета эта жила получше аравийских шейхов ... и все же в сравнении
с людьми знатными и подузнатными имперской планеты Умаганги нищета была
нищетой. Великолепие дворцор знати не поддавалось описанию. Равного
Имперскому Дворцу не было во всей Вселенной. Кое-что Филипп Жестокий
оставлял для себя. Его железные слуги были чужды прекрасного, но они
выполняли любой приказ геизатора. Сам Филипп не ведал, что знать зарылась
на километровые глубины в своих сказочных подземельях. Он был в жесточайшем
двухнедельном наркотическом запое, он видел сам себя со стороны
двенадцатикрылым и алмазноклювым разъяренным демоном, сметающим нечисть с
лица земли. Он почти ничего не соображал. Он был слаб, обессилен,
изнеможен. Но он был и бесконечно могуч в сравнении с этими несчастными.
Когда на седьмой день он, голый, безумный, изможденный выполз наружу из
боевой десантной капсулы, его мог бы придушить ребенок. Но слепой и
беспощадный террор сделал свое дело. Планета была парализована. Она лежала
беспомощной и жалкой в ногах у жалкого и беспомощного насильника.
Еще через трое суток большой мозг капсулы, повинуясь главному закону,
поставил неудачливого рейнджера на ноги - биореаниматор выкачал из Филиппа
всю отраву, накачал свежей здоровой кровью, прочистил мозги,' восстановил
сморщившуюся печень ." надо было отлежаться денекдругой, но Гамогоза,
трясущийся и похмельный несмотря на все усилия его верных слуг, вышея в
рубку, включил полную прозрачность ... и впервые увидал такое великолепие,
какое может только пригрезиться в волшебных грезахпутешествиях заядлому
наркоману. Он даже не поверил глазам. Но ведь приборы не врали. А Гамогоза
разбирался в них, помимо Школы второй ступени у него было три высшие
образбвания: Стаффорд, Беркли и Московский Университет. Он сразу понял, что
мстил не тому, кому надо, что мстил самому себе. В сопровождении двух
биоандроидов он обходил зал за залом Императорский Дворец. Там было от чего
сойти с ума - шестиметровая стена, выложенная из бриллиантов по восемьсот
каратов, не меньше, алмазные водопады, километровые новы из сапфира,
причудливые и изысканные хитросплетения золотого и серебрянного убранства
тончайшей работы, волшебные павлиньи пуховые ковры, невесомые многоцветные
шелка... это надо было видеть. Короче, Филипп Гамогоза Жестокий не выдержал
и двух суток. Новый запой был короток и страшен. В преданиях умагов
сохранился образ стального чудовища, ворвавшегося в царские покои в
сопровождении самих дьяволовслуг. Парализованная охрана пала ниц, выражая
свою покорность, накрыв свои тонкие шеи мечами-секирами, сотни жен-наложниц
застыли янтарными статуями, сбросив с себя богатые одежды и представ в
ослепительной наготе, будто уже отдаваясь новому господину. Застыл белым
изваянием на высоком троне сам император Агунган ван -Дау Бессмертный. Он
уже был мертв, сердце не выдержало. Нагота миниатюрных красавиц взбесила
Филиппа. Началась кровавая бойня. Алмазный меч-секира, подхваченный у
трона, не знал устали - головы слетали с плеч, тела падали, кровь била
фонтанами. И ни звука! Оцепенение лишило тысячи несчастных голоса, они не
могли издать даже писка, даже хрипа. Это было царство умерщвляемых теней. И
Гамогоза пировал в этом царстве. Императором теперь был он. И потому его
вырвал из наваждения именно звук - дикий, отчаянный вопль. Филипп даже
оторопел, он будто проснулся- он с ужасом смотрел на свои обуренные кровью
руки, на эти голые груди, ляжки, бедра, на обезглавленных желтых карликов с
большими, будто игрушечными головами. Эти существа были сказочно прекрасны
даже в смерти, в ужасе, в кошмаре, это были неземные существа, именно такие
и должны были обитать в волшебном царстве. Филипп обернулся на крик - у
раскрытой изумрудной дверцы, метрах в трехстах от него стояла крошечная,
словно выточенная из сяоиовьего бивня красавица, глаза ее были огромны и
лучезарвйл. Но как она кричала* Ушло прояснение или нет, он так и не повял
- он вепрем бросился к этой девочке, забыв про все на свете. Девятислойная
броня растворенной раковиной осталась позади. Биоандроиды встали
непристунной стеной, ограждая своего властелина ... хотя никто из умагов и
не пытался защитить принцессу - принцессу Умагаиги. Она была совсем крошкой
в сравнении с ним, огромным и сильным даже в запое звездным рейнджером. Но
он не пожалел ее. Уцелевшая знать и прислуга видели всю сцену варварского и
дикого насилия, лишь взъяренный, обуянный зверской похотью допотопный