Не застрянем ли мы под этим городом? Если тут будут драться, как дрался
Гайир-хан в Отраре...
слову, я так и не посмотрел на грабителя моего каравана. Велите его
привести... Самарканд мы возьмем и без двадцати тысяч. Вам, Джэбэ и
Субэдэй-багатур, надлежит выступить ночью, чтобы врат не видели.
спиной, на обнаженной, когда-то бритой голове торчком стояли отросшие
волосы. Хана удивила молодость эмира. Он думал, что Гайир-хан муж зрелый,
умудренный жизнью, а этот...
установленное всеми... Переведи, Махмуд.
грабитель и преступник. Я сделал то, что повелевала мне моя совесть. А ты
крался, как вор...
знал тяжесть своего взгляда, заставляющего сгибаться и друзей и врагов.
Лицо Гайир-хана побледнело, покрылось испариной, но взгляда он не отвел -
крепок духом, негодник.
Пусть ее выпрашивают такие, как эти,- Гайир-хан показал на Махмуда и
Данишменда.
бесстрашному человеку, и в то же время Гайир-хан озлоблял его внутренней
неуступчивостью, хотелось увидеть на лице смятение.
тебе дело до того, понимаю я или не понимаю? Я умру сегодня и предстану
перед всевышним молодым. Таким и останусь вечно. Ты умрешь через несколько
лет сморщенным старикашкой, согнутым тяжестью содеянного....
целясь угодил в него. На мгновенье от ярости потемнело в глазах, стал
считать пальцы, и они подрагивали; глянул на свои руки, оплетенные
узловатыми жилами, на руки Гайир-хана - сильные, с гладкой темной кожей,
еще не утратившие округлости, не загрубевшие, резко дернул головой, давая
знак кешиктенам, чтобы эмира увели.
своим богом с тем, что сумел нахватать на этом свете.
казалось, что спор с Гайир-ханом остался неоконченным, оборванным па
полуслове, и это его угнетало. Ночью опять спал плохо. Засыпая, видел один
и тот же сон. Он, маленький мальчик, идет по краю обрыва, легко
переставляя босые ноги с камня на камень. Вдруг нога поскальзывается, и он
летит в бездну, сырую, холодную, сумрачную, падает, и нет конца этому
падению. Ужас леденит сердце, хочется крикнуть, позвать на помощь мать, но
голоса нет, из горла рвется едва слышное сипение.
В саду щелкали, пели, щебетали неведомые ему птицы, тихо плескалась в
арыке вода, запах цветения был еле уловим и потоку не казался неприятным.
откликнулась вторая, ударили барабаны, и умолкло пение птиц. День
предстоял горячий, и это обрадовало его. Он велел одному из караульных
принести холодной воды, намочил лысеющую голову, тряхнул седыми косичками,
вместе с каплями влаги сбрасывая с себя расслабленность.
они раззадорили защитников города. В распахнутые ворота на Тулуя хлынули
конные воины, пешие смельчаки из ремесленников и земледельцев. Они
дрались, не щадя живота своего. Тулуй отступал до тех пор, пока не завлек
храбрецов в засаду. Вернулись в город немногие. Вместе с ними в город
проникли Махмуд и Данишменд-хаджиб.
камнеметы. Началась осада.
шейх ал-ислам, казии и три имама. Вместе с ними был Махмуд Хорезми.
люди готовы открыть ворота города.
желает и слышать о покорности. Нам приходилось быть осторожными. У ворот
Намазгах мы поставили своих людей. На рассвете они впустят в город твоих
воинов.
людей?
того пожелаю. Не откроете ворота - я разобью стены и тогда уж никого не
оставлю в живых. Все. Идите.
пробиться сквозь ряды монголов и уйти, еще тысяча заперлась в мечети, но
ее подожгли. И воины сгорели заживо. Данишменд-хаджиб привел к хану больше
двадцати эмиров и хаджибов. Они готовы были служить хану.
на службу. Разместите их отдельно.
жителей хан отобрал тридцать тысяч ремесленников и раздал их своим
сыновьям и нойонам, столько же молодых самаркандцев взял в хашар.
провел ладонью по нахлестанным песчаным ветром воспаленным глазам. Ему все
еще плохо верилось, что он жив, и уж совсем не верилось, что в Гургандже
ничего не изменилось. У дворца стоят караульные в начищенных до блеска
шлемах, подъезжают и отъезжают неторопливые и важные, как сытые верблюды,
слуги повелительницы всех женщин мира... Тимур-Мелик только что пересек
пустыню. Ехал и шел пешком, держась за хвост утомленного коня. Из войска,
с которым он оборонял Ходженд, не осталось ни одного человека - полегли
бесстрашные воины от вражеских стрел, от ударов мечей и сабель.
Но так и не прислал. С теми силами, какие у него были, Тимур-Мелик долго
удерживать город не мог. Когда стало невмоготу, с тысячью оставшихся в
живых храбрецов покинул крепостные стены, переправился на островок, что
был чуть ниже Ходженда, Рукава реки Сейхун с той и с другой стороны
островка были довольно широки, стрелы его не достигали. Враги заставили
хашар перекрывать один рукав. Но Тимур-Мелик обтянул суда сырым войлоком,
обмазал сверху глиной, смешанной с уксусом, сделав их неуязвимыми ни для
стрел, ни для зажигательных снарядов. На этих судах приближался к берегу,
наносил врагам урон, разрушал плотину. Они ничего не могли с ним сделать:
суда, какие не мог взять с собой, заранее пожег. Но у него кончились
припасы. Нечем было кормить людей и лошадей. И он поплыл вниз. Враги
следовали за ним по обоим берегам. В одном месте они успели перекрыть
Сейхун железной цепью. Но суда прорвали се. Течение несло их к Дженду. А
он знал, что этот город занят врагами. И решился высадиться. При высадке
большинство воинов пало. С теми, что остались, он направился через пустыню
Каракумы. Враги неотступно преследовали его. Каждая стычка уносила воинов.
В песчаных барханах удалось скрыться ему одному...
толкавшиеся у дверей покоев Теркен-хатун, разговаривали вполголоса, словно
боялись, что их услышит монгольский хан. Они обступили Тимур-Мелика,
начали расспрашивать: что, как?
будто собиралась вскочить и бежать куда-то. Лицо ее пожелтело еще больше,
нос стал острее. Он начал было рассказывать о гибели своих воинов, но она
прервала его:
могут прийти сюда?
Махров Алексей
Круз Андрей
Мичурин Артем
Панов Вадим
Марко Джон
Лукьяненко Сергей