скажите мне, разве мало ваших знакомых называют себя по имени местнос-
тей, которыми они никогда не владели?
Франц.
бойники не грабители, а просто беглецы, которых родовая месть изгнала из
родного города или родной деревни; в их обществе можно находиться без
ущерба для своей чести. Что касается меня, то я заявляю, что если мне
когда-нибудь придется побывать на Корсике, то раньше, чем представиться
губернатору и префекту, я попрошу познакомить меня с разбойниками Колом-
бы, если только удастся разыскать их; я нахожу, что они обворожительны.
ники, которые просто грабят; против этого, надеюсь, вы не станете спо-
рить. Что вы скажете о влиянии графа на такого рода людей?
я обязан жизнью, то мне не пристало быть слишком придирчивым. Поэтому я
не намерен, подобно вам, вменять его графу в преступление, и вы уж раз-
решите мне простить нашего соседа за то, что он если и не спас мне
жизнь, - это, возможно, было бы преувеличением, - то во всяком случае
сберег мне четыре тысячи пиастров; это на наши деньги составляет не бо-
лее и не менее, как двадцать четыре тысячи франков - в такую сумму меня
во Франции едва ли бы оценили, что доказывает, - прибавил Альбер, сме-
ясь, - что нет пророка в своем отечестве.
На какие средства он живет? Откуда взялись его несметные богатства? Ка-
кова была первая половина его таинственной, неведомой жизни, которая на-
бросила на вторую половину мрачную тень мизантропии? Вот что на вашем
месте я постарался бы узнать.
увидели, что мы нуждаемся в графе, вы пошли и сказали ему: "Мой друг
Альбер де Морсер в опасности; помогите мне выручить его". Так?
имя? Откуда взялось его состояние? На какие средства он живет? Где его
отечество? Где он родился? Скажите, спрашивал он вас об этом?
несмотря на мой, как вы говорите, чрезвычайно непринужденный вид, я
чувствовал себя, по правде сказать, отвратительно. И вот когда за подоб-
ную услугу он просит меня сделать то, что делаешь изо дня в день для лю-
бого русского или итальянского князя, приезжающего в Париж, то есть про-
сит меня познакомить его с парижским обществом, то вы хотели бы, чтобы я
ему отказал в этом! Полноте, Франц, вы сошли с ума!
на стороне Альбера.
Франц. - Все, "что вы говорите, очень убедительно; и все же граф Мон-
те-Кристо - странный человек.
Париж; так вот: для того, чтобы стать соискателем Монтионовской премии;
и если, чтобы получить ее, ему нужен мой голос и содействие того плюга-
вого человечка, от которого зависит ее присуждение, то первое я ему даю,
а за второе ручаюсь. На этом, друг мой, мы закончим наш разговор и сядем
за стол, а потом поедем в последний раз взглянуть на собор святого Пет-
ра.
пополудни, друзья расстались. Альбер де Морсер возвратился в Париж, а
Франц д'Эпине уехал на две недели в Венецию.
нии, что, садясь в экипаж, вручил слуге для передачи графу Монте-Кристо
визитную карточку, на которой под словами "Виконт Альбер де Морсер" при-
писал карандашом:
свидание графу Монте-Кристо, утром 21 мая шли приготовления к тому, что-
бы достойно принять гостей.
ния, где помещались службы. Только два окна флигеля выходили на улицу;
три других были обращены во двор, а остальные два - в сад.
и графини де Морсер, выстроенное в дурном вкусе наполеоновских времен.
зами с цветами и прорезанная посредине большими воротами из золоченых
копий, служившими для парадных выездов; маленькая калитка, рядом с поме-
щением привратника, предназначалась для служащих, а также для хозяев,
когда они выходили из дому или возвращались домой пешком.
рительность матери, не желающей разлучаться с сыном, но понимающей, од-
нако, что молодой человек его возраста нуждается в полной свободе. С
другой стороны, здесь сказывался и трезвый эгоизм виконта, любившего ту
вольную праздную жизнь, которую ведут сыновья богатых родителей и кото-
рую ему золотили, как птице клетку.
ведь молодым людям необходимо, чтобы на их горизонте всегда мелькали хо-
рошенькие женщины, хотя бы этот горизонт был всего только улицей. Затем,
если предмет требовал более глубокого исследования, Альбер де Морсер мог
выйти через дверь, которая соответствовала калитке рядом с помещением
привратника и заслуживает особого упоминания.
ли навсегда: так она была незаметна и запылена; но ее замок и петли, за-
ботливо смазанные, указывали на то, что ею часто и таинственно пользова-
лись. Эта скрытая дверь соперничала с двумя остальными входами и посмеи-
валась над привратником, ускользая от его бдительного ока и отворяясь,
как пещера из "Тысячи и одной ночи", как волшебный "Сезам" Али-Бабы, с
помощью двух-трех каббалистических слов, произнесенных нежнейшим голос-
ком, или условного стука, производимого самыми тоненькими пальчиками на
свете.
шего как бы прихожей, находились: справа - столовая Альбера, окнами во
двор, а слева - его маленькая гостиная, окнами в сад. Заросли кустов и
ползучих растений, расположенные веером перед окнами, скрывали от неск-
ромных взоров внутренность этих двух комнат, единственных, куда можно
было бы заглянуть со двора и из сада, потому что они находились в нижнем
этаже.
ложенная над коридором. Тут помещались гостиная, спальня и будуар.
ванной и предназначалась для курильщиков.
него прямо на лестницу. Словом, все меры предосторожности были приняты.
не то денди. Там сваливались в кучу и нагромождались одна на другую раз-
нообразнейшие причуды Альбера: охотничьи рога, контрабасы, флейты, целый
оркестр, ибо Альбер одно время чувствовал если не влечение, то некоторую
охоту к музыке; мольберты, палитры, сухие краски, ибо любитель музыки
вскоре возомнил себя художником; наконец, рапиры, перчатки для бокса,
эспадроны и всевозможные палицы, ибо, следуя традициям светской молодежи
той эпохи, о которой мы повествуем, Альбер де Морсер с несравненно
большим упорством, нежели музыкой и живописью, занимался тремя ис-
кусствами, завершающими воспитание светского льва, а именно - фехтовани-
ем, боксом и владением палицей, и по очереди принимал в этой студии,
предназначенной для всякого рода физических упражнений, Гризье, Кукса и
Шарля Лебуше.
времен Франциска I, уставленные китайским фарфором, японскими вазами,
фаянсами Лукка делла Роббиа и тарелками Бернара де Палисси; кресла, в
которых, быть может, сиживал Генрих IV или Сюлли, Людовик XIII или Ри-
шелье, ибо два из этих кресел, украшенные резным гербом, где на лазоре-
вом поле сияли три французских лилии, увенчанные королевской короной,
несомненно вышли из кладовых Лувра или во всяком случае какого-нибудь
другого королевского дворца. На этих строгих и темных креслах были бес-
порядочно разбросаны богатые ткани ярких цветов, напоенные солнцем Пер-
сии или расцветшие под руками калькуттских или чандернагорских женщин.
Для чего здесь лежали эти ткани, никто бы не мог сказать: услаждая взо-
ры, они дожидались назначения, неведомого даже их обладателю, а тем вре-
менем озаряли комнату своим золотом и шелковистым блеском.
Бланше, подходящий по размерам к нашим лилипутовым гостиным, но все же
вмещающий в своих тесных и звучных недрах целый оркестр и стонущий под
бременем шедевров Бетховена, Вебера, Моцарта, Гайдна, Гретри и Порпоры.
палицы, топоры, доспехи, золоченые, вороненые, с насечкой; гербарии,
глыбы минералов, чучела птиц, распластавшие в недвижном полете свои ог-
Громыко Ольга
Контровский Владимир
Русанов Владислав
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Шилова Юлия