когда он, чувствуя на себе лабораторную пыль, попал в ее пышный дом и
нашел ее нежноголосой властительницей множества слуг. Дом ее был дворец, а
дворцы - от совсем маленького, как у Джойс, особняка на восемнадцать
комнат и до Букингемского дворца или громадного Фонтенебло - все
одинаковы: они задыхаются в преизбытке гордости, они так законченны, что
не запомнишь отдельных пленительных мелочей, их не отличить друг от друга,
так они все полны любезного и неуютного величия, и поэтому все они до
крайности скучны.
не была скучна. Возможно, ей доставляло удовольствие показывать Мартину,
что она собою представляет: появлялись без конца лакеи и все новые виды
бутербродов, а Джойс хвалилась: "О, когда я сажусь пить чай, я никогда не
знаю, что мне к нему подадут".
ведь я была хорошей кухаркой в богадельне - правда?
ней большого интереса. Она знала слишком много остроумных и
благовоспитанных людей, гладких, как слоновая кость, и со знанием дела
помогавших ей тратить те четыре или пять миллионов долларов, которыми она
была обременена. Но Мартин был одновременно и ученым, делавшим почти
интересными формулы осмотических давлений, быстрым и сильным человеком,
которого она легко могла вообразить бегущим или ласкающим женщину, и
одиноким юнцом, наивно полагавшим, что здесь, в мягком спокойствии своего
дома, она все еще та девочка, которая сидела с ним у лагуны, та смелая
женщина, что пришла к нему в его пьяную комнату в Блекуотере.
ей, чем собственному дарованию рассказчика, он сумел с живостью обрисовать
институт, его сотрудников, их распри и драматизм погони по следу научного
открытия.
опасностей Сент-Губерта, и Мартин радостно возбуждал ее своим презрением к
комфорту и наградам.
ее слугами, с наиболее умными - почти совсем умными - из ее друзей. Иные
из них ему нравились, и возможно, что он им нравился тоже. С одним ее
другом у Мартина шла скрытая война. То был Латам Айрленд, до омерзения
хорошо одетый мужчина лет пятидесяти, дельный адвокат, любивший стоять
перед камином и напускать на себя спокойно умный вид. Он очаровывал Джойс,
говоря ей, что она загадочная натура, а затем разъясняя, что в ней
загадочно.
просторный загородный дом, утонувший в цветах. Она почти извинялась за
роскошь этого дома; Мартин чувствовал себя вконец несчастным.
за пробирками в термостате; напускать на себя непринужденный вид в
лимузине, высланном за тобою на станцию, и обдумывать, кому из прислуги
дать на чай, и когда, и сколько, - для простого смертного это было пыткой.
Мартин почувствовал себя деревенщиной, когда выпалил: "Сию минуту, я
только пойду к себе распакую чемодан", а Джойс ласково сказала: "О, это
уже сделано".
взятый им небольшой запас белья и даже выдавил ему на зубную щетку
ленточку пасты.
убирая их в такие места, где их нельзя было разыскать, а потом с
угрожающим видом возникал на пороге, когда Мартин в напрасных поисках
рыскал по огромной комнате.
спорта Мартину был знаком только теннис, но он слишком давно не
тренировался, чтобы рискнуть играть со стрекочущими, неотличимыми друг от
друга людьми, которые заполняли дом и, по-видимому, вполне добровольно
трудились над гольфом и бриджем. Он мало с кем встречался из приятелей,
упоминаемых ими в разговоре. Они роняли: "Вы, конечно, знаете нашего
милого Р.Г.?" И он отвечал: "Конечно", хотя в жизни не видел их милого
Р.Г.
с глазу на глаз, и подыскала ему тощую девицу, игравшую в теннис еще хуже,
чем он, - но у нее было двадцать человек гостей, а к дневному воскресному
завтраку - даже сорок, - и Мартин оставил приятную надежду пройтись с нею
по тенистым аллеям и, может быть, обменявшись взволнованно несколькими
фразами, поцеловать ее. С нею вдвоем он пробыл только две-три минуты.
Когда он уезжал, она приказала: "Пойдите сюда, Мартин", и отвела его в
сторону.
людей, изящные манеры, люблю игру, но я понимаю, что после ночей в
лаборатории это все должно казаться пустым.
женщин - на вас. Но... черт возьми, Джойс, это не для меня. Я всю жизнь
был беден и занят по горло. Я не учился вашим играм.
вкладываете во все.
удовольствием напивался он, бывало, на обедах с бывшими однокурсниками! Но
я говорю серьезно: если б вы задались этой целью, вы научились бы играть в
бридж и в гольф и вести разговор лучше их всех. Если бы вы только знали,
до чего молода большая часть американской знати! И вам это пошло бы на
пользу, Мартин. Разве не лучше стали бы вы работать, если бы время от
времени отрывались от ваших логарифмических таблиц? И разве вы согласитесь
признаться, что есть на свете кое-что, чем вы не можете овладеть?
еще обсудим это. Хорошо?
Терри Уикета, Мартин был убежден, что любит Джойс Ленион и что хочет взять
штурмом искусство быть занимательным, как брал он штурмом физическую
химию. В тесном, затхлом пульмановском вагоне, поставив ноги на чемодан,
он с жаром и без тени юмора рисовал себе, как будет щеголять в клубе
изысканным галстуком (сперва придется обзавестись таким галстуком - да и
клубом), играть в гольф в полудлинных штанах, непринужденно беседовать о
нашем милом Р.Г. и с убийственным остроумием болтать о престарелом
"роллс-ройсе" нашего милого Латама Айрленда.
собственной хижине Терри у озера, среди дубов и кленов, и услышал новые
мысли Терри о разложении производных хинина.
свое поместье "Скворечником". Ему принадлежало пять акров леса в двух
милях от железнодорожной станции. Дом его представлял собою бревенчатую
хибарку на две комнаты с нарами вместо кроватей и клеенкой вместо
скатерти.
лабораторию и буду гнать деньгу - изготовлять сыворотки или что-нибудь
еще: поставлю дополнительно несколько строений на лужайке у озера, и будет
у меня совершенно независимое пристанище для научной работы: два часа в
день на коммерческие цели, часов, скажем, шесть на сон, два часа на еду и
похабные анекдоты. Остается - два плюс шесть, плюс два, равно десять, если
я что-нибудь смыслю в высшей математике, - остается четырнадцать часов в
день на исследования (кроме тех дней, когда навернется что-нибудь
экстренное), - и никакого директора, ни высокопоставленных покровителей и
попечителей, которым надо угождать, стряпая идиотские отчеты. Конечно,
придется отказаться от научных обедов с дамами, разодетыми, как на
конфетной коробке, но я полагаю, свинины будет у нас вдоволь; и без табаку
не останемся, и кровать твоя будет постлана безукоризненно - раз ты ее
постелишь сам. Не так ли? Ну, пошли купаться!
самым элегантным гольфером в Гринвиче и тушить говядину с Терри в
"Скворечнике".
воспоминания и природное непостоянство привели ее к чувству
неудовлетворенности роджеровым кругом любителей быстрой езды.
вовлечь ее в различные движения, которыми упивалась, как в семнадцатом
году упивалась своею энергичной и совершенно бесполезной военной работой,
ибо Джойс Ленион принадлежала в известной мере к устроительницам - эпитет,
изобретенный Терри Уикетом для Капитолы Мак-Герк.
Капитолой она не была; она не обмахивалась пышным веером, не говорила
нараспев и не разряжала в разговоре всю свою женскую страстность. Она была
красива, иногда великолепна, была хищницей, одинаково далекой как от стиля
раздушенных будуаров и черного белья, так и от воркующей косности