ощутит цифры - сбудется; гладкая поверхность - считай дело пропавшим.
Ключи звенели, неловко, черт побери; затаился, стал чуть заметно двигать
головой в такт музыке, выражая этим сопереживание чувствам русского гения,
которые столь талантливо передавал Юджин Орманди.
прокатился в Колумбию. Вы правы: мы на грани того, чтобы потерять эту
страну. Там нужен спектакль, подобный тому, какой начал раскручивать
Джозеф'. Только это позволит нам привести к власти нужных людей. Если дело
оставить без внимания, левые возьмут верх на выборах, в этом нет сомнения.
_______________
сколько бы принес пользы науке! - просчитал, что Штирлиц, связанный с
Роумэном, является фигурой, в высшей мере выгодной для того шоу, которое
нужно тщательно отрепетировать и сыграть в самый подходящий момент.
допросов Эйслера и Брехта. "Обвинение - ребенку понятно - построено на
песке, - думал Даллес, - но пресса работает отменно, страсти накаляются,
тем более что привлекают людей не американского происхождения, - ату их,
все беды от чужих! Это с ъ е д я т, такое угодно толпе! Сломать Брехта и
Эйслера на Роумэне не удастся, слишком уж все шито белыми нитками. Тем не
менее, судя по всему, блок Штирлиц - Роумэн оформился как данность, и это
прекрасно, такое надо г р о х н у т ь в н у ж н ы й момент, и ударить
это должно в конечном-то счете не по кому-нибудь, а по Белому дому. То
разведывательное сообщество, которое будет создано и которое он возглавит,
должно заявить себя не картонной (как Эйслер или Брехт) декорацией
заговора, а серьезной конспирацией, - а она вполне доказуема. Конечно,
Макайром потом придется пожертвовать, но без того, чтобы посвятить его в
проблему, дела не сделаешь. В конечном счете он вполне вписывается в
возможную схему дела: Роумэн - Макайр - нацисты - Штирлиц. Почему нет?
Можно и нужно вспомнить того гитлеровского агента, которого Макайр пустил
в Штаты; пусть докажет, что это не случайность; поначалу важно облить
грязью, пусть потом отмывается. Как раз Макайр станет говорить - во время
шоу - то, что ему напишут в сценарии, его так или иначе погубит жадность.
Он и труслив оттого, что жаден. Гувер не зря познакомил меня с записью
бесед Макайра с женой, когда они планировали покупки; ужасно; совершенно
бабий характер. Интересно, отчего мужчины с рыцарскими, словно бы
рублеными лицами так женственны? Все-таки природа справедлива: одно
компенсируется другим... За деньги и обещание оправдательного вердикта
Макайр скажет в комиссии все, что будет соответствовать необходимости того
момента, который настанет. Полковник Бэн внесет на его счет деньги, нет
проблем... Роумэн с его округлой, детской физиономией - несмотря на
седину, в нем много детского, как это прекрасно, действительно, отменный
человек, - истинный мужчина, а Макайр наделен женским характером, поэтому
так осторожничает в разговоре, а ведь лицо голливудского супермена...
профессора-сухаря, каков твой характер?"
достал потрепанный томик китайской поэзии; любопытно, конкретика
эйслеровских песен во многом идет от китайцев: при всей внешней мягкости -
жесткая твердость духа и абсолютная последовательность позиции.
тахте, возле книжного шкафа с наиболее любимыми книгами, - он вдруг ощутил
острое, как в детстве, чувство счастья: какое же это высокое и тайное
блаженство конструировать мир, оставаясь при этом в тени! "Юноши завидуют
кинозвездам, появляющимся на экране. Глупые, завидовать надо режиссеру,
которого никто не видит, но он так строит мизансцену, что будущая лента -
а ведь это новый мир - делается подвластной ему, и зрители начинают
и г р а т ь в этот выдуманный мир, подражать героям и делать то, что было
угодно тому, кто придумал слово и коллизию..."
семь дней после похорон тот, кто был с ним в д е л е, дал прочесть запись
беседы министра финансов Моргентау с президентом. Будучи другом и старым
соратником, Моргентау был приглашен Рузвельтом в коттедж, куда он уехал на
каникулы из Белого дома: "Двадцатого апреля я отправлюсь из Вашингтона в
Сан-Франциско, Генри, чтобы выступить на церемонии создания Организации
Объединенных Наций. В три часа дня появлюсь на сцене и скажу то, что
должен сказать, а первого мая вернусь в Гайд-парк". "Мистер президент, -
как обычно, гнул свое Моргентау, - ситуация с Германией чрезвычайно
сложна, вопрос стоит крайне остро... Я хочу успеть сделать книгу по
Германии, одна из глав которой должна быть посвящена тому, как шестьдесят
миллионов немцев сами, без чьей-либо помощи, должны прокормить себя... Как
страстно я сражался за наше вступление в войну против наци, так же
страстно я намерен сражаться за то, чтобы земля получила мир, а Германия
никогда впредь не смогла развязать новую бойню". "Генри, - ответил
президент, - я поддерживаю вас на сто процентов". "Тогда вы должны быть
готовы к тому, что у меня появится множество новых врагов, причем весьма
могущественных, из числа наших реакционеров с юга". "Я понимаю". "Очень
многие в этой стране предпримут все возможное, чтобы сорвать мой план по
Германии. Уверяю вас, они сделают все возможное, чтобы не допустить работы
Рура на Англию, Францию и Бельгию. Они захотят вернуть его Германии, чтобы
та вновь начала строить пушки. Уверяю вас, они предпримут все, чтобы
сорвать мое предложение о разрушении всех без исключения военных заводов
Германии. Наши реакционеры слишком тесно связаны с германской
промышленностью, чтобы разрешить моему плану сделаться фактом истории".
"Но мы с ними поборемся. Генри, - улыбнулся президент, - у нас есть силы,
чтобы одолеть одержимых". "Мистер президент, п р а в а я болезнь в Штатах
загнана вглубь, но не уничтожена. Очаги гниения существуют, они пока что
сокрыты от наших глаз, но они невероятно злокачественны. Я не убежден, что
эти люди согласятся заставить Германию выплатить двадцать миллиардов
контрибуции, они заинтересованы в том, чтобы Германия снова сделалась
могущественной промышленной державой правого толка". "Не позволим, -
ответил президент, - не позволим. Генри".
были приглашены им на ужин...
почувствовал, какие у него сейчас глаза. Ему нравилось, когда дочь
Тосканини, единственная женщина, которую он любил, говорила: "Моя
льдышечка". "Они у меня сейчас серо-ледяные, - подумал Даллес, - они
особенно хороши, когда я ношу очки, стекла увеличивают их, они доминируют
в лице, а это прекрасно, когда лицо человека определяют глаза..."
правых - уничтожил Моргентау: тот был вынужден уйти в отставку уже в июне,
еще до Потсдама. "Все, конец "жесткому курсу" против Германии; не суйся,
Моргентау! Ты был нужен безногому идеалисту, но ты совсем не нужен нам,
суетливый еврей! Не замахивайся на то, в чем не смыслишь! Дело есть дело,
оно диктует свои неумолимые законы, каждый, кто попробует стать против
них, - обречен на уничтожение..."
Макайру главного: работа комиссии по расследованию антиамериканской
деятельности была последним и самым решающим залпом, задуманным им и его
командой, по Рузвельту и его политике. "Тот же Моргентау посмел сказать,
что коммунизм в Америку не был занесен извне, но родился как чисто
американское рабочее движение, возмущенное безумием финансовой олигархии,
ростом безработицы и инфляцией. Ишь! Маккарти докажет, как дважды два, что
коммунизм сюда принесли русские и только русские - насильственно и
коварно. Придет время, и он же докажет, что безработицу провоцировал
Кремль, инфляция - работа специального отдела ГПУ, кому она выгодна, как
не Москве?!"
Трумэном и его командой, сказал министру иностранных дел Франции Бидо:
"Меня очень беспокоит работа нашей комиссии по главным немецким военным
преступникам... Наша странная медлительность позволит СС и гестапо
организованно закончить перевод своих членов в глубоко законспирированное
подполье... Я говорю вам об этом лишь потому, что вижу главную цель своей
жизни в том, чтобы дать Европе сто лет мира - хотя бы..."
Президент поморщился, когда Моргентау, формально остававшийся еще членом
его кабинета, сказал ему об этом же; ответил: "Не надо драматизировать
события, зачем вы уподобляетесь англичанам, которые алчут крови немцев?
Даже Сталин согласился с тем, что к суду над ними следует основательно
подготовиться".
он привез в Вашингтон генерала Гелена и держал его на конспиративной
квартире, дав инструкцию охране, чтобы г о с т я возили в Пентагон в
машине со специальными зеленоватыми стеклами типа "я тебя вижу, ты меня -
нет". Если бы Моргентау тогда прослышал об этом, как бы взвилась
рузвельтовская команда, какой бы она подняла гвалт!
так, что переговоры с Геленом проводились не в з д а н и и, а в маленьком
коттедже. Ни один человек, кроме п о с в я щ е н н ы х, не имел права
знать о его, Даллеса, плане. "Эта сенсация может оказаться подарком для
одержимых левых; нужно время, чтобы вымести их на свалку; постепенность,
да здравствует постепенность!"