вопящего так что слышно было в Пидруде. Он видел Доминика Барджазеда,
прибитого к дереву определенными стрелами. Он видел Доминика Барджазеда,
падающего под громадой камней. Он видел...
обществе не снимает заживо кожу с врага, никто не поворачивает свою злобу
на насилие - даже над Домиником Барджазедом. Как, думал Валентин, я могу
права требовать управления миром, если не могу справиться со своими
собственными эмоциями. Он знал, что пока в его душе кипит эта злоба, он
так же не пригоден править миром, как и сам Доминик Барджазед. Нужно
бороться с этими чувствами. Биение крови в висках, дикая жажда мести - все
это должно очиститься, прежде чем он сделает хоть одно движение к Доминику
Барджазеду.
вдохнул холодный воздух, и постепенно напряжение ушло из тела. Он нашел то
место в своей душе, куда так неожиданно вошло горячее вожделение мести, и
очистил это место в своей душе и задержаться в нем, и чувствовать, что в
Замке только двое - он и Доминик Барджазед, и дверь - единственный барьер
между ними.
последовать.
врагу.
слишком дешево, слишком легко. Он послал нежный сон - сон любви и дружбы и
печали о том, что случилось. Такое послание могло только удивить Доминика
Барджазеда. Валентин показал ему головокружительный и прекрасный город
развлечений Верхний Морпин, и их двоих, идущих рядом по авеню Облаков,
дружески разговаривающих, улыбающихся, спорящих о различиях между ними,
пытающихся сгладить расхождения и опасения. Это был рискованный путь, он
мог подвергнуть Валентина насмешками и презрению, если Доминик Барджазед
не поймет мотивов Валентина. Но и действовать на него угрозами и яростью
тоже было безнадежно. Может, мягкий путь приведет к победе. Такое послание
требовало больших резервов души, поскольку наивно было бы предполагать,
что Доминика Барджазеда можно обольстить ложью, и если бы любовь Валентина
не была искренней, и это не было бы видно, передача была бы глупостью.
Валентин не знал, сможет ли он найти в себе любовь к человеку, сделавшему
столько зла, однако же нашел и послал ее.
ждать какого-нибудь знака изнутри.
пугающей, переполняющий, вылетел из имперских комнат, подобно яростному,
горячему суврейльскому ветру. Валентин почувствовал опаляющий взрыв
глумливого отказа Доминика Барджазеда. Тот не нуждался ни в любви, ни в
дружбе. Он послал недоверие, ненависть, злобу, презрение, воинственность -
декларацию продолжающейся войны.
способен на послания. Наверняка тут действовала какая-то машина его отца,
какое-то колдовство Короля Снов. Вообще-то Валентин и ожидал чего-нибудь в
этом роде. Но это было неважно: Валентин крепко сказал в иссушающей силе
энергии, посланной ему Домиником Барджазедом.
насколько послание Доминика было грубым и враждебным. Он послал сон
прощения, полного забвения. Он показал Доминику Барджазеду гавань,
флотилию суврейльских кораблей, ожидающую его возвращения его возвращения
в земли отца, большой церемонии отплытия, стоят на набережной, смеются,
прощаются - два добрых врага, имевших полную власть и теперь расстающихся
по-хорошему.
нему ядовитой грязи. В третий раз собрал силы Валентин, он стал готовить
опять послание. он не хотел опуститься до уровня Барджазеда и все еще
надеялся победить его теплом и добротой, хотя любой сказал бы, что глупо
даже пытаться. Валентин закрыл глаза и сосредоточился на серебряном
обруче.
Валентина, как раз когда он входил в транс.
несвойственной ему злостью. Он был так потрясен неожиданностью, что не
сразу узнал голос Карабеллы. Она испуганно попятилась.
к себе Карабеллу и сказал:
коврами. Она шла с уверенностью, удивительной для того, кто никогда не
бывал здесь раньше. Они пришли к той части имперских комнат, которой
Валентин не помнил - к служебному входу где-то за тронным залом,
маленькому скромному помещению. Слит, стоя на плечах Залзана Кавола,
всунулся до половины в фрамугу и производил какие-то манипуляции на
внутренней стороне двери. Карабелла сказала:
минутку...
довольный собой.
ждать его, Милорд?
святотатственных слов.
помощи. Отойдите назад. Я приказываю не входить, пока не позову.
запнулась и закрыла рот. Залзан Кавол рыкнул и беспомощно развел руками
всеми сразу. Валентин толкнул дверь и вошел в какой-то вестибюль, видимо,
кухонный проход, едва ли знакомый Короналю. Он осторожно прошел через него
и очутился в зале, обитым парчой - комнаты для одевания. Позади была
Часовня Деккерта, а дальше - судейский зал Лорда Престимиона, громадная
сводчатая комната с великолепными окнами матового стекла и канделябрами
работы лучших мастеров Ни-мойи. А за ним был Тронный зал с громадным
троном Конфалума. Где-то в этих апартаментах Валентину предстояло найти
Доминика Барджазеда.
пользовались несколько месяцев. Каменная арка в Часовню Деккерта не была
занавешена. Валентин прошел туда, никого не увидел и пошел дальше по
короткому изогнутому коридору с ярким, зеленым с золотым мозаичным
орнаментом, к судейскому залу. Глубоко вздохнув он открыл дверь.
только один из больших канделябров, и то в дальнем конце, тускло освещая
зал. Валентин посмотрел направо и налево, по рядам деревянных полированных
скамей, по занавешенным альковам, в которых позволялось скрываться принцам
и герцогам, пока над ними вершился суд, на высокий трон Короналя...
у подножия трона.
стоять меньше чем в сотне футов от человека с бывшим его, Валентина лицом.
До этого Валентин дважды видел поддельного Короналя во время фестиваля в
Пидруде и чувствовал тогда, сам не зная почему, что взгляд Короналя
пачкает его и вытягивает из него энергию. Но это было до того, как
Валентин снова обрел память. Теперь он видел в слабом свете высокого,
сильного чернобородого мужчину с жесткими глазами, одетого как принц и
вовсе не съежившегося, бормочущего с страхе, а встретившего его с холодным
спокойствием и угрозой.
ледяным, недоступным? Но потом подумал, что за время, пока Доминик владел
его телом, чернота души узурпатора поступила на его лице и изменила черты
Короналя выражением болезненной ненависти. Валентин начал начал привыкнуть
к своему новому, жизнерадостному и добродушному лицу и теперь, глядя на
свое бывшее лицо не ощущая получить его обратно.
хмуришься, Доминик? Это лицо более известно улыбкой.
слишком мягким, слишком легкой души, чтобы править.
жонглером.