теперь что, все преступления по Москве на себя вешать?
Гаврилов, чертыхнувшись, снял трубку. И сразу же побелел лицом.
нечленораздельной брани, несущейся из трубки.- До моего приезда ничего не
предпринимай. Очень прошу. У меня важные сведения. Да... Да... Минут
пятнадцать... Все, еду!
всегда, ценные подарки - им, а нам, чернорабочим, все остальное на букву "пэ".
раскуренной сигареты, надсадно закашлялся.
душегуб, с тобой поговорим , после. Дуй на дачу и сиди там тихо. Дров ты уже
наломал на год вперед.
отгребает непосредственный начальник, а потом уже рассыпает подчиненным. А я,
дурак, думал, мне премия полагается.
пистолет Максимова, уронил ее на колени.- Короче, вали на дачу. Отдыхай. Да, с
Журавлевым особо не трепись.
подробности подавай, а я от усталости лыка уже не вяжу.
что-нибудь снотворное. Он свое отработал, вот пусть и отсыпается.
обсуждать операцию. Пусть ждет, я буду к обеду.
его-то амбициями!
я, еще не забыл?!
пора понять, я тупой, но исполнительный. Что мне говорят, то и делаю. Сказали
передать векселя, я и передал. Не мешали бы, не пришлось бы применять силу.
- Какие к тебе претензии... Душегуб он и есть душегуб.
напряжение.
руль, достал рацию.
пистолет.
очухается.
взревел мотор машины Гаврилова. Она пронеслась мимо, ударив по ногам жидкой
кашицей, вылетевшей из-под колес. Из темноты вырвался микроавтобус, пристроился
в хвост Гаврилову.
сигареты, закурил. И долго стоял посреди пустынной темной улочки, подставив
лицо злым ударам ветра.
Самвел вытер трясущимися пальцами испарину со лба и благословил господа, [
пославшего ему этот десяток минут. Хватило, чтобы успокоиться и взять себя в
руки.
а другие - удалью, он заслужил уважение неспешностью и рассудительностью, за
которыми, тем не менее, скрывалась нечеловеческая жестокость.
сегодня кушать не будем. О деле поговорим.
павильончика гуляли сквозняки. Место было тихим, Кутузовский проспект шумел
чуть дальше, за непрерывным рядом высотных домов.
угодив ногой в разорванный до половины мешок цемента.
прицела. Гаврилов охнул, когда ярко-красная точка проползла по животу и
замерла, чуть вздрагивая, на левом кармане куртки. Второй лучик, шедший из угла
справа, кольнул глаз и уперся в висок.
рынок. Ребята там сейчас мясо на утро рубят. Я уже договорился, тушу одного
барана они для меня разделают и на шашлык нашинкуют. Завтра всех бомжей в
округе тобой накормлю. Или не веришь?
намеренно, давая возможность Гаврилову до дрожи в поджилках представить скорую
смерть.
пластмассовом стульчике.- За стрелков не беспокойся, они по-русски не понимают.
голосом:
будет до фени, но шашлык из меня сделать не удастся. Или поезжай прямо на дачу,
ты же это решил, да? Всунь там всем по паяльнику в задницу... Или Ашкенази
повесь вниз головой... Чего ты этим добьешься? Ничего!
никотиновую горечь. Именно этот банальный вариант расправы и пришел ему в
голову. И больше ничего. Что делать дальше, Самвел не представлял. Обращаться
за помощью или советом было просто глупо. Он надеялся, что Гаврилов, пытаясь
спасти шкуру, сумеет найти решение. Безумное, как у всех обреченных. Но
обреченными сейчас были оба.
Деньги за векселя Максимов перегнал в Стокгольм. Счет открыт на анонимного
пользователя, можно не трепыхаться. Три фуры с товаром держит у себя
Подседерцев. А против СБП с помповыми ружьями не попрешь. Выходит, Самвел, хоть
съешь меня, легче тебе не станет.
все концы, наплевав на убытки.
максимум - две, и я верну деньги, верну товар и еще принесу тебе Крота на
тарелочке.
сделать шаг, но рубиновые лучики дрогнули, расписав грудь ярко-красным
вензелем, и вновь замерли на своих местах.- Черт! Короче, Самвел, тут так
понаворочено, что ни одного трогать нельзя. За каждым кто-то стоит. Дай неделю,
и я переиграю все под наш интерес!
путь к спасению. Естественно, первым побежит по нему сам. Это не страшно,
всегда можно всадить нож под лопатку, как только станет ясно, что путь вот-вот
выведет на свет.
ниточкой, на которой сейчас висела его жизнь, но, потянув за которую, можно
вылезти из западни. Самвел терпеливо ждал, когда Гаврилов выговорится до конца,
вынуждая шакала невольно выдать тропинку, заготовленную для бегства.
коцанный талончик - клевая отмазка. - Этой старой лагерной присказкой Самвел
неожиданно прервал Гаврилова. Дальше слушать было небезопасно: слишком уж
уверенным сделался голос Гаврилова, он, справившись с приступом паники, уже
начинал крутить, умело склоняя хозяина к принятию выгодного для себя решения.-
Считай, что отмазался.- Самвел щелкнул пальцами, и рубиновые ниточки,
тянувшиеся из темноты к груди Гаврилова, погасли. Послышались крадущиеся шаги,
потом заскрипели мелкие камушки под двумя парами ног в соседнем зале. - О моих
делах знают многие, но никто не должен знать, что я собираюсь делать,-
прокомментировал уход охраны Самвел.
к себе пластмассовый ящик из-под пива.
идущую от Самвела жестокую и неукротимую силу; опыт подсказывал, что у таких
хозяев надо испрашивать разрешение на каждый шаг. Гнет несамостоятельности был
противен и сладостен одновременно.
стерегут Крота, пока он мне не понадобится для разбора. Этого отмороженного,
как его? - Самвел щелкнул пальцами.
больших денег стоят. - Он осекся, сообразив, что зря напомнил о провале.