землю снова вызвенело инеем. Бело и ясно сделалось в мире, лишь река угрюмо
темнела меж сверкающими берегами, местами все еще что-то дымилось. Под
ногами хрустело, бьясь о берег, позванивало крошево ночью народившегося на
закрайках берега грязного льда. Вдалеке возбужденно кричало воронье. У
немцев трещали движки и дымились кухни, начала работать агитационная
установка, и так прозрачен и гулок был воздух, что звуки рупоров доносились
и до левого берега.
День четвертый
вроде бы по доброй воле исполнявший обязанности ординарца комбата, полил
Яшкину на руки. Ротный чуть освежился водой. Коля же дал Яшкину две горсти
яблочек-падалиц и комок размоченного, в грязное тесто превратившегося хлеба.
Варить, даже зажигать что-либо в расположении батальона было строго
запрещено. Щусь назначил Яшкина на ночь дежурным по батальону, сказал, что
целых два отделения весь день дрыхли, земли не копали, так чтоб ночью на
постах и в боевом охранении не вздумали прикемарить. Немецкая разведка
непременно сунется разузнать, кто это шебуршится под боком, какая сила и
сколько ее тут?
старшему без всяких судов расстрел. Я прилягу. Когда связь подосвободигся,
постарайся намекнуть командиру полка или прямо левому берегу, что мы хоть и
передовой отряд, но тоже жрать охота, запасной же паек -- два сухаря и банку
консервов на брата -- славяне съели еще на своем берегу, чтобы врагу ничего
не досталось.
подстилку из полыни. Уже натянув на голову полу телогрейки, откинулся:
остался, и на тебя. Уцелело вас из двух рот и взвода разведки аж тридцать
шесть человек. Трепачи-связисты вызнали: все вы представлены к званию Героя
Советского Союза и, кстати, разрешено уцелевшим переправиться на левый
берег, если сумеете.
Попробуй с нею.
покуль целы, хоть и пахнет от нас говном с перепугу, вместе с вами побудем,
-- постоял, вздев рыльце в небо, -- мы ведь ничего там путного и не сделали.
Сидели под берегом, и нас немцы помаленьку выбивали.
поехал, -- совсем заторможенно промолвил Щусь и уснул, но еще какое-то время
слышал Яшкина. Как и в прежние времена, любил Володя поворчать:
Булдаков. Лучше бы горячей еды да хоть сухарей выдали бы, -- и отправился
Яшкин по прорытому ходу сообщения назначать и проверять посты.
накопил немалый. Но опыту тому году нет, а безалаберности и разгильдяйству
российскому -- тыщи лет. Тут, как говорится, доверяй, но проверяй. Яшкин
твердо знал: будут немцы шариться всю ночь под высотой, по ближним оврагам,
чтобы добыть русского языка и вызнать, чего тут и как. Коля Рындин вон
собрал всю гремящую посуду, ханыгу какого-то, к тяжелой работе неспособного,
прихватил и по воду в ручей наладился. Хозяйственные немцы в ручье,
неподалеку от его истока изладили небольшую запруду и не менее хозяйственный
русский боец решил той запрудой попользоваться в двойном смысле, водицы
черпнуть и яблочек-падалиц, скопившихся в запруде, насобирать -- всякая пища
от Бога.
солдата кулаком по черепу:
кусты, что козелка уволокут. Помнишь, как на Сумщине-то было? Под сосной-то?
плечи.
Сиди и не мыркай! Немец разнежится, разоспится, дам тебе пару автоматчиков
-- тогда и пойдешь. А сейчас можешь похрапеть. Пужни, пужни врага. Фриц
подумает -- новое у нас секретное оружие появилось и, глядишь, отступит...
Рындин, думая о всех своих товарищах по бердскому еще полку, а о них он
думал теперь только с нежностью, только как о родных братьях, в том числе и
о Яшкине. -- Экую страсть пережил человек и все ишшо шутит. Вот она, сила-то
партейная какая! Божью, конешно, не перегнет, но все жа..." -- На этом месте
размышления Коли Рындина обрезало, плацдарм огласил доселе еще неслыханный
рокот: из-за пересечений и оврагов здешняя местность считалась танково не
опасной, но все же войска по ту и по другую сторону фронта насторожились.
одного места, из-под развесистой сосны немцы утащили двух постовых.
чтобы он как следует выспался и с полночи заступал на пост:
допросах после того, как выспятся на посту.
Рындин.
меня усни!..
же спать?
неразлучная пара -- Финифатьев с Лехой Булдаковым. Коля сказал Булдакову,
чтобы он шел за ужином. Повар-сволочь нарочно волынку тянул, нарочно кухню
не топил, ничего не варил -- не управляюсь, мол, без помощника и все тут,
подыхайте с голоду, коли забрали подручного. Это чтобы Колю Рындина ему
вернули, он бы лежал кверху пузом либо пьянствовал со старшиной
Бикбулатовым, а вкалывал бы за него помощник.
землей, проламывали обувью и рушили его перекрытие славяне, куда-то и
зачем-то бредущие. Один воин вместе с кровлей и сам обвалился вниз. Леха
Булдаков, выкопав налетчика из-под земли и обломков, спросил, куда тот
держит путь?
гостю пинкаря, чтоб путь знал, не вилял по сторонам -- и выбросил его
наверх. Кровлю над ровиком починил. Ход сообщения из ровика в траншею
начинал копать Финифатьев, докапывал его напарник, потому что сержанта
вытребовали на партийное собрание. Финифатьев копал ход сообщения в полный
рост, отпетый филон и неистребимое трепло Булдаков свел ход сообщения к
траншее уже по колено глубиной. На ругань и претензии начальника своего,
вернувшегося с собрания, давил несокрушимой логикой:
рост, шшэль осыплется, труд зазря пропадет...
него граната в кармане под мошонкой болтается, не поймешь, где че. Он ею,
гранатой-то, еще и балуется:
Финифатьеву без Булдакова и за Булдакова боязно.
такой. Много таких даже самая дикая и крепкая природа не выдержит. Ушел вот
с двумя котелками -- за кашей и за чаем. И сгинул. Выпивку небось привезли,
смекат урвать чарку-другую сверх нормы. А ежели на пути к кухне жэнщина
попадется -- тогда до свиданье-те и фронт, и война, хвост распустит, а
другой сердешнай в окопе загинайся, на самой-то передовой-распередовой, на
самой-то опушке лесу, за которой нейтральная зона, враг вот он, рядом.
Дышит! Шарится! Тайное выведать норовит..."
земля. "Йя вот вам поброжу! Йя вот стрельну!.." -- хотел пугнуть лазутчиков
Финифатьев и воздержался: если свои -- могут морду набить -- не мешай их
планам, если разведка фрицевская -- может гранату вниз булькнуть -- ход
покатом, в крытой яме -- в клочья разнесет... "Ох, Олеха, Олеха! -- ерзает в
окопчике Финифатьев, напрягая слух. -- И штоб ты сдох, маньдюк окоянной!
Нету и нету".
Рындиным, и тот охотно беседовал с ним. Но потом у постового ноги остыли и
он, постукивая ботинком о ботинок, ходить начал -- валенок ему не дали, ему
и Булдакову по размеру так и не нашлось валенок во всей стране. Пошел в
глубь леска Коля Рындин, негромко и протяжно напевая: "Господи, еси на
небеси..." -- молитвы позабыл, так хоть во время дежурства повспоминаю". И
сразу, без перехода, тем же тоном выбурил: "Мыного деушек есть в
колефтиве..." Песню пел про девушек, его на кухне обучали веселые люди --
повар и старшина Бикбулатов. Хорошая песня, про Осипово напоминает, про
Аньку-повариху. "Ух, шшас бы ее суды, во лесок -- много б супу мы с ей
наварили! Горячего!" -- тайно мечтал Коля Рындин.