верил. Бывало, сижу, тоскую, но стоит ей появиться, даже я развеселюсь. А
теперь...
целых два часа провел с ней в саду; я видел, как она тебе что-то говорила, а
ты слушал. Мальчик мой, если мисс Килдар призналась тебе, что больна, и
просила держать это в тайне, не слушай ее! Откройся мне ради ее жизни!
Говори, Генри!
улыбаться и уверять, что у нее ничего не болит!
сказала, что, кроме ее адвоката Пирсона Холла, мистера Хелстоуна и мистера
Йорка, я единственный, кто будет об этом знать. Она сказала, что хочет
подробно объяснить мне смысл всех ее распоряжений.
глазами... О, они поистине прекрасны, мистер Мур! Я так люблю их... так
люблю ее! Она - моя звезда. Небеса не должны отнимать ее у меня! Она
прекрасна и создана для этого мира. Шерли не ангел, а женщина, и она должна
жить среди людей. Она не достанется серафимам! Мистер Мур, если один из этих
"сыновей Божьих" с крыльями огромными и широкими, как небеса, лазурными и
шумящими, как океан, увидит, как она хороша, и спустится, чтобы забрать ее,
- он ничего не получит! Я не отдам ее! Да, я, несчастный маленький калека!
тебя, Генри, все мое состояние перейдет к тебе одному, а я не хочу этого,
хотя отец твой был бы очень доволен. Ты, говорит, и так получишь все
отцовское именье, которое очень велико, - больше Филдхеда, - а твоим сестрам
ничего не достанется, поэтому я завещала и им немного денег, хоть и не люблю
их, обе они не стоят одного локона твоих чудных волос. Она так сказала,
назвала меня "милым" и позволила себя поцеловать. Потом сказала, что
завещала деньги также Каролине Хелстоун, а мне оставила этот дом со всей
мебелью и книгами, потому что не хочет, чтобы старое фамильное поместье
перешло в чужие руки. Все остальное свое состояние, около двенадцати тысяч
фунтов, за исключением того, что отписано моим сестрам и мисс Хелстоун,
Шерли завещала не мне, потому что я и без того богат, а одному хорошему
человеку, который сумеет использовать эти деньги наилучшим образом. Она
сказала, что этот человек добр и смел, силен и милосерден, и хотя его нельзя
назвать набожным, он, ей это известно, в глубине души исповедует веру чистую
и не запятнанную перед Богом. Он приносит любовь и мир, утешает сирот и
вдов, и душа его светла. Так сказала она, а потом спросила: "Ты одобряешь
мое решение, Генри?" Я не мог ответить - слезы душили меня, вот как
сейчас...
великодушным мальчиком и сказала, что гордится мной. "Теперь, - прибавила
она, - если со мной что-нибудь случится, ты знаешь, что ответить злоязычной
молве, когда она начнет нашептывать, будто Шерли тебя обидела, будто она
тебя не любила. Ты знаешь, что я люблю тебя, Генри, люблю так, как родная
сестра не любит, сокровище мое!" О мистер Мур, когда я вспоминаю ее голос,
вспоминаю взгляд, сердце мое бьется так, словно вот-вот разорвется! Она
может покинуть землю раньше меня и должна будет покориться, если Бог
захочет, но тогда я быстро и прямо пойду вслед за ней, никуда не сворачивая.
Мне осталось недолго жить, и я этому только рад. Я надеялся лечь в склепе
Килдаров раньше нее. Если случится иначе, - положите меня рядом с Шерли!
экзальтацией мальчика.
мрачные тени касаются юности, то кажется, будто солнцу уже никогда не сиять,
будто первое горе растянется на всю жизнь. Что она еще говорила? Ты помнишь?
в такой беде...
вещи такими, какие они есть, а ты еще не видишь. Скажи лучше, какие там
семейные дела вы решили.
ответил, что я Килдар душой и телом. Она была очень довольна, потому что,
кроме нее, я единственный Килдар во всей Англии. Потом мы кое о чем
договорились.
земли отца и ее дом, я приму имя Килдар и поселюсь в Филдхеде. Я буду Генри
Шерли Килдаром, сказал я, и я это исполню. Ее имя и ее поместье существуют
века, а Симпсоны и Симпсон-Гроув появились только вчера.
надеюсь, что вас обоих ждет лучшее будущее - ведь вы с вашими высокими
порывами пока еще всего лишь неоперившиеся орлята! А теперь скажи мне, как
ты сам все это объясняешь?
тоненькие, и щеки ввалились.
странное создание, мистер Мур. В ней столько девичьей прелести, ничего
мужеподобного, ничего от амазонки, и все же она гордо отвергает всякую
помощь, всякое участие.
скакать где-нибудь за Рашеджем. В последнее время она выезжает в любую
погоду.
буря, что она не разрешила оседлать Зоэ. Но если для кобылы погода была
слишком плоха, то для нее самой все нипочем. И она ушла пешком и дошла почти
до самого Наннли. Когда Шарли вернулась, я спросил, как это она не боится
простуды. "Что мне простуда! - ответила Шерли. - Для меня это было бы только
счастьем. Не знаю, Генри, но кажется, мне лучше всего было бы простудиться
как следует и умереть от горячки, как умирают прочие христиане". Видите,
сэр, как она безрассудна!
тебе удастся поговорить с ней без свидетелей, - попроси ее зайти сюда на
минуту.
позови ее в классную комнату, как звал прежде.
делать вид, что все его опасения ложны, могу взирать на его юношеский пыл,
как говорится, "с высоты своего величия". С ним я могу говорить так, словно
он еще ребенок. Но сумею ли я выдержать этот тон с ней? Порой мне казалось,
что это невозможно, порой смущение и покорность готовы были сломить меня,
ввергнуть в сладостное рабство. Язык отказывался мне служить, я едва не
выдал себя, едва не предстал перед ней не наставником, а совсем в ином
обличий. Впрочем, верю: я не наделаю глупостей. Пусть сэр Филипп Наннли
краснеет под ее взглядом: он может позволить себе удовольствие покорности,
может не стыдиться даже, когда его рука дрожит от одного прикосновения к ее
руке. Но если бы кто-нибудь из ее фермеров вздумал вести себя так же
недвусмысленно и проявлять подобную чувствительность, на него просто надели
бы смирительную рубашку! До сих пор я вел себя безупречно. Она сидела подле
меня, и я был холоден, как мой стол. Я встречал ее взгляды и улыбки, как...
впрочем, как и следовало учителю. Я еще ни разу не прикасался к ее руке, ни
разу не прошел через это испытание. Я не фермер и не лакей и никогда не был
ее рабом или слугой. Но я беден, и это обязывает меня заботиться о своем
достоинстве и ничем его не унизить. Что она хотела сказать, когда намекнула
на людей, превращающих живую плоть в мрамор? Мне это было приятно, не знаю
сам почему, - я не позволил себе расспрашивать и, наверное, никогда не
решусь вникать в ее слова и поведение, потому что иначе я могу позабыть о
здравом смысле и уверовать в романтику. Временами меня переполняет какой-то
странный, таинственный восторг; но я не смею, не хочу об этом думать! Я
решился как можно долее сохранять за собой право говорить, как апостол
Павел: "Я не безумен, но в словах моих истина и смирение"".
мою просьбу, - с открытой душой или с презрением? Как дитя или как королева?
Свержин Владимир
Андреев Николай
Верещагин Олег
Конан-Дойль Артур
Флинт Эрик
Соломатина Татьяна