давал ему обещания, потому что, по правде сказать, он был уже без головы,
прежде чем успел договорить свою просьбу... И уж если я не испугался его
живого, так, клянусь святым Мартином Турским, не испугаюсь и мертвого! К
тому же мой приятель, веселый монах святого Мартина, не откажется одолжить
мне пузырек святой воды.
разгромленном городе водворилось сравнительное спокойствие, Людовик и Карл,
окруженные своими вельможами, приготовились выслушать донесения о
совершенных в этот день подвигах, с тем чтобы назначить каждому награду по
заслугам. Первым был вызван тот, кто имел право требовать главный приз, то
есть руку графини де Круа вместе с ее короной и графством. Каково же было
всеобщее удивление, когда претендентов, к их собственному искреннему
огорчению, явилась чуть ли не целая толпа, причем каждый был убежден, что он
заслужил желанную награду. Во всем этом крылась какая-то тайна. Кревкер
показал кабанью шкуру, совершенно такую, какую обыкновенно носил де ла Марк,
Дюнуа - исковерканный щит с гербами Арденнского Вепря, и еще многие другие
представили такие же доказательства того, что де ла Марк убит ими, епископ
отомщен и они заслужили обещанную награду.
своем опрометчивом обещании, бросившем на волю случая судьбу прелестнейшей и
богатейшей из его подданных, начинал уже думать, что ему удастся
благополучно отделаться от них, признав незаконными все их притязания, как
вдруг сквозь толпу проложил себе путь Кроуфорд. Он тянул за собой неуклюжего
и смущенного Людовика Лесли, упиравшегося, как дворовый пес, которого тащат
на веревке.
железом! - крикнул старый лорд. - Только тот, кто своей рукой убил Вепря,
может показать его клыки!
челюсти которого, как уже было сказано, напоминали челюсти животного, чье
имя он носил. Все, кто только когда-нибудь видел Дикого Вепря, сейчас же
признали его голову <Мы уже отмечали анахронизм в отношении преступлений
этого свирепого барона. Вряд ли нужно повторять, что если он и убил
Льежского епископа в 1482 году, то сам граф де ла Марк не мог быть убит при
обороне Льежа за четыре года до этого. На самом деле Дикий Арденнский Вепрь,
как его именовали, происходил из знатного рода и был третьим сыном Жана I,
графа ла Марк и Аремберг, и предком ветви рода, называемой баронами Люмэн.
За свою жестокость он не избег кары, хотя она последовала в другое время и
другим способом, нежели это изложено в романе. По приказу австрийского
императора Максимилиана он был схвачен в Утрехте, где ему и отрубили голову
в 1485 году, через три года после смерти Льежского епископа. (Примеч.
автора.)>.
верных шотландцев?
ответил старый лорд.
Это первое и самое главное из поставленных мною условий.
Кроуфорд, поглядывая на неуклюжую фигуру смущенного стрелка, - тем не менее
я ручаюсь, что он потомок рода Ротесов, такого же древнего и благородного,
как любая из французских или бургундских знатных фамилий. Об основателе
этого рода говорится:
происхождение от древнего рыцаря, убившего, по преданию, венгерского
воина-великана и придумавшего себе имя, основанное на игре слов, относящихся
к месту, где он убил своего противника. (Примеч. автора.)>.
и богатой бургундской наследнице стать женой простого наемника или окончить
жизнь в монастыре... А ведь она единственная дочь нашего верного Рейнольда
де Круа!.. Что делать, я слишком поторопился!
приближенных, не привыкших видеть, чтобы Карл когда-нибудь сожалел о
последствиях принятого им решения.
убедитесь, что дело не так плохо, как кажется. Выслушайте только этого
воина... Ну, что же ты?.. Говори, приятель! Что же ты молчишь, черт бы тебя
побрал! - добавил старик, обращаясь к Меченому.
Людовиком, к которому он привык, был решительно не в состоянии говорить
перед таким блестящим собранием. Повернувшись боком к обоим монархам, он
издал какой-то хриплый звук, напоминавший ржание, два-три раза ужасно
скривил лицо и мог только выговорить: "Сондерс Суплджо..." Остальное
застряло у него в горле.
за моего земляка и старого товарища, - сказал Кроуфорд. - Дело в том, что
один колдун предсказал ему еще на родине, что благоденствие его семьи
устроится при помощи женитьбы. Но так как он вроде меня порядком
поистрепался с годами, притом же больше любит кабачок, чем дамскую гостиную,
- одним словом, имеет казарменные вкусы и наклонности, он думает, что
высокое положение будет для него только лишней обузой, и потому решил
поступить согласно моему совету и передать все приобретенные им права тому,
кто, в сущности, и есть настоящий победитель Дикого Вепря, а именно - своему
племяннику, сыну сестры.
король, очень довольный, что такой богатый приз достается человеку, на
которого он рассчитывал иметь влияние. - Если бы не его верность и
бдительность, мы могли бы потерпеть поражение. Это он предупредил нас о
предполагавшейся вылазке.
его правдивости.
очередь, де Кревкер, - это еще не означает, что и племянник тоже дворянин.
Дорварда, который был Великим сенешалем Шотландии.
молчу. Фортуна так решительно высказалась в его пользу, что я не осмелюсь
больше противоречить этой капризной богине . Но поразительно, как все эти
шотландцы, от лорда до последнего конюха, стоят друг за друга!
гордого бургундца.
этому счастливому искателю приключений, - промолвил задумчиво Карл.
подозревать, что на этот раз ваша светлость найдет ее гораздо более покорной
воле своего сюзерена! Впрочем, разве мы вправе сердиться на этого юношу за
его удачу? Мы не должны забывать, что его ум, верность и мужество завоевали
ему богатство, знатность и красоту.
***
казалось, прекрасной и весьма поучительной моралью в поощрение тем из моих
светлокудрых, голубоглазых, длинноногих и храбрых соотечественников, которым
вздумалось бы в наши беспокойные времена отправиться на поиски счастья,
подобно прежним искателям приключений. Но один старый друг, из тех людей,
которые предпочитают кусочек нерастаявшего сахара на дне чашки аромату
самого лучшего чая, обратился ко мне с горькими упреками и требует, чтобы я
дал точное и подробное описание свадьбы молодого наследника Глен-хулакина с
прелестной фламандской графиней, чтобы я рассказал, какие турниры были даны
по случаю этого интересного события, сколько на них было сломано копий, и
сообщил любопытным читателям точное число здоровеньких мальчуганов,
унаследовавших храбрость Квентина Дорварда, и прелестных девочек, в которых
возродились все чары Изабеллы де Круа. С первой же почтой я ответил ему, что
времена переменились и парадные свадьбы теперь вышли из моды. В былые дни,
которые и я еще помню, на свадьбе не только присутствовало пятнадцать дружек
счастливой четы, но еще и целый оркестр музыкантов не переставал, как
говорится в "Старом моряке", "кивать головами" вплоть до рассвета. Гости
осушали в комнате молодых целый бурдюк поссета, ловили чулок новобрачной и
боролись из-за ее подвязки в присутствии юной четы, которую Гименей
превратил в единую плоть. Авторы той эпохи следовали обычаям с похвальной
точностью. Они не упускали случая поведать нам о стыдливом румянце невесты,
о восторженных взглядах жениха, не пропускали ни одного брильянта в ее
волосах, ни одной пуговицы на его расшитом камзоле, до той самой минуты,
когда наконец вместе с Астреей их не укладывали в постель. Но как мало это
согласуется со скромной таинственностью, которая побуждает наших современных
невест (ах, эти милые застенчивые создания!) уклоняться от парадности и
шумихи, восхищения и лести и, подобно честному Шенстону.
пятнадцатом веке внушило бы им только отвращение. Изабелла де Круа тогда