ноги и роясь глубоко в карманах. Его приятели направились за ним, как и
раньше, обнявшись, и затянули оглушительно:
говорит другой:
здесь белоснежную блузку и строгий черный галстук.
Куряже. На нее приятно смотреть: Гуляева начинает полнеть, но у нее еще
гибкая талия, блестящие черные локоны, тоже молодые, и от нее пахнет еще
не истраченной силой души. Я отвечаю весело:
них. Они вас ожидают... Даже страстно ожидают. Я могу немножко гордиться:
девочки здесь были под моим влиянием - у них даже три комсомолки есть.
Пойдемте.
снятия всего персонала. Гоните всех, до одного, ни на кого не смотрите...
И меня гоните.
вашу помощь.
поражен: на каждой кровати одеяло, правда старенькое и худое. Под одеялами
простыни. Даже есть подушки.
ситцевые платьица. Самой старшей из девочек лет пятнадцать.
дороге поправляя постели. Мне становится почему-то очень жаль этих
девочек, мне страшно хочется доставить им хотя бы маленькое удовольствие.
Они усаживаются на кроватях вокруг нас и несмело смотрят на меня. Я никак
не могу разобрать, почему мне так жаль их. Может быть, потому, что они
бледные, что у них бескровные губы и осторожные взгляды, а может быть,
потому, что у них заплатанные платья. Я мельком думаю: нельзя девочкам
давать носить такую дрянь, это может обидеть на всю жизнь.
вижу: только их губы умеют улыбаться, на самом деле девочки и понятия не
имеют, что такое настоящая живая улыбка. Я медленно осматриваю все лица,
перевожу взгляд на Гуляеву и спрашиваю:
юбочке, что всегда видны ее колени, говорит, глядя на меня немигающими
глазами:
очень опасно жить.
остановившихся глазах, в нечаянных конвульсиях рта живет страх, настоящий
обыкновенный испуг.
убийственно подробно девочки рассказали мне о своей жизни.
двор боятся, потому что мальчики преследуют их, щиплют, говорят глупости,
подглядывают в уборную и открывают в ней двери. Девочки часто голодают,
потому что им не оставляют пищи в столовой. Пищу расхватывают мальчики и
разносят по спальням. Разносить по спальням запрещается, и кухонный
персонал не дает этого делать, но мальчики не обращают внимания на
кухонный персонал, выносят кастрюли и хлеб, а девочки этого не могут
сделать. Они приходят в столовую и ожидают, а потом им говорят, что
мальчики все растащили и есть уже нечего, иногда дадут немного хлеба. И в
столовой сидеть опасно, потому что туда забегают мальчики и дерутся,
называют проститутками и еще хуже и хотят научить разным словам. Мальчики
еще требуют от них разных вещей для продажи, но девочки не дают; тогда они
забегают в спальню, хватают
одеяло, или подушку, или что другое - и уносят продавать в город. Стирать
свое белье девочки решаются только ночью, но теперь и ночью стало опасно;
мальчики подстерегают в прачеченой и такое делают, что и сказать нельзя.
Валя Городкова и Маня Василенко пошли стирать, а потом пришли и целую ночь
плакали, а утром взяли и убежали из колонии кто его знает куда. А одна
девочка пожаловалась заведующему, так на другой день она пошла в уборную,
а ее поймали и вымазали лицо... этим самым... в уборной. Теперь все
рассказывают, что будет иначе, хлопцы другие говорят, что все равно ничего
не выйдет, потому что горьковцев очень мало и их все равно поразгоняют.
не столько ей, сколько только что пролитым ею слезам.
все называли Сменой, спросила меня серьезно:
такого безобразия не должно быть. Пройдет несколько дней, и все у вас
изменится. Вы будете жить счастливо, никто вас не будет обижать, и платья
эти мы выбросим.
сидящая на окне.
мыслями#6.
стенами саженной толщины, с облезлым бестолковым собором в центре, на
каждом квадратном метре загаженной земли росли победоносным бурьяном
педагогические проблемы.
коровнике, представляющем собой богадельню для десятка старых дев
коровьего племени, на всем хозяйском дворе, в изломанной решетке
уничтоженного давно сада, по всему пространству, окружавшему меня, торчали
засохшие стебли соцвоса. А в спальнях колонистов и поближе к ним - в
пустых квартирах персонала, в так называемых клубах, на кухне, в столовой
на этих стеблях качались тучные ядовитые плоды, которые я обязан был
проглотить в течение самых ближайших дней.
гнев тысяча девятьсот двадцатого года. За моей спиной вдруг обнаружился
соблазняющий демон бесшабашной ненависти. Хотелось сейчас, немедленно, не
сходя с места, взять кого-то за шиворот, тыкать носом в зловонные кучи и
лужи, требовать самых первоначальных действий... нет, не педагогики, не
теории соцвоса, не революционного долга, не коммуннистического пафоса,
нет, нет, - обыкновенного здравого смысла, обыкновенной презренной
мещанской честности. Злоба потушила у меня страх перед неудачей.
тем обещанием, которое я дал девочкам. Эти несколько десятков
запуганных, тихоньких бледных девочек, которым я так бездумно гаран-
тировал человеческую жизнь через десять дней, в моей душе вдруг стали
представителями моей собственной совести.
ползли к собору угрюмые деловые сумерки.
расхватывая ужин и устраиваясь на ночлег. Ни смеха, ни песни, ни бодрого
голоса. Доносилось иногда заглушенное ворчание, ленивая привычная ссора.
На крыльцо одной спальни с утерянными ступенями карабкались двое пьяных и
скучно матюкались. На них с молчаливым презрением смотрели из сумерек
Костя Ветковский и Волохов#7.
акт о передаче власти и о снятии всего персонала, сел на извозчика и
уехал. Глядя на его удаляющийся затылок, я позавидовал лучезарной удаче
этого человека: он сейчас свободен, как воробей, никто вдогонку ему даже
камнем не бросил.
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Андреев Николай
Орлов Алекс
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий