Чтение 100–й страницы книги ~Жюльетта~

дна ее пещерки! И это неописуемое извержение унесло мою сластолюбивую
подругу на седьмое небо. Удовлетворяя ее, Клод искусно ласкал пальцами мой
клитор, и скоро исторг и из меня обильную порцию спермы. Монах в изнеможении
откинулся назад, я завладела его членом и через некоторое время, благодаря
умелым действиям, привела его в прежнее состояние {Человек всегда искусен в
том деле, которое ему нравится пусть читательницы помнят слова Жюльетты о
том, что самое большое наслаждение она испытывает, лаская мужской член. Это
и неудивительно, потому что нет занятия более сладострастного. В самом деле,
что может сравниться с видом прекрасного органа, который постепенно
набухает, наливается силой, вздымается в ответ на трепетные прикосновения!
Что больше льстит самолюбию женщины, чем созерцать, как принимает
законченную форму дело ее рук! Как оживает эта животрепещущая плоть,
особенно когда процедура близится к завершению! Кто может удержаться от
извержения при виде волшебной брызжущей струи? Но разве только женщинам
доступно такое удовольствие? Какой мужчина, обладающий хоть каплей
чувственности, не в состоянии ценить его? И есть ли такие, кто, хотя бы раз
в жизни, не испытывал тайного желания коснуться рукой чужого члена? (Прим.
автора)}.
Клод, оттолкнув мою руку, вновь приготовился нырнуть в разверзтое
влагалище...
- Нет, нет, - проговорила Клервиль, отстраняя своего неистового
любовника, - прежде пусть Жюльетта оближет мне клитор.
Клод, чтобы не оставаться безучастным в продолжение этой успокаивающей
процедуры, одной рукой придерживал нижние губки моей подруги, другой ласкал
мне влагалище однако, словно норовистый конь, которого невозможно удержать
в узде, через минуту Клод снова бросился в вожделенную пещеру, оттолкнув мою
голову, но не убирая пальцев из моего влагалища.
- О, скотина, он же убьет меня! - заезжала Клервиль. - Клянусь спермой
Всевышнего, я не могу больше терпеть эту пытку! Каждый толчок разрывает меня
на куски, у меня уже не осталось спермы ты можешь хотя бы поцеловать меня,
свинья ты эдакая? Засунь же свой язык мне в рот, как ты сунул свою колотушку
в мое чрево! О, гром и молния! Я кончаю... Но ты не смей этого делать, -
быстро добавила она, сбрасывая с себя его тело быстрым движением сильных
бедер. - Не вздумай кончить, я хочу еще раз побаловаться с тобой.
Однако бедняга Клод не смог больше сдерживаться и приготовился сбросить
вторую порцию семени увидев это, я схватила его член и, потрясая им,
направила кипящую струю в широко раскрытую вагину Клервиль. Так я спермой
тушила пожар, разгоревшийся также от спермы.
- О, лопни мои глаза! - взвыла Клервиль, поднимаясь на ноги. - Этот
костолом едва не разорвал меня на части... Мне кажется, что ты не выдержишь
этого натиска, Жюльетта.
Тем не менее она не отпустила монаха и начала усиленно растирать и
разминать его копье чтобы привести его в боевое состояние, она хотела взять
его в рот, но инструмент служителя Бога не поместился там - она не смогла
обхватить его даже губами тогда распутница избрала другую тактику: вставила
два пальца в его задний проход, очевидно, зная, что монахи, как прирожденные
содомиты, не могут устоять против такого средства, и на ее вопрос, заданный
с обезоруживающей прямотой и бесстыдством, Клод смущенно признался, что в
молодости часто играл в такие игры со своими собратьями.
- В таком случае мы тоже будем содомировать тебя, - обрадовалась
Клервиль и, перевернув Клода на живот, расцеловала ему ягодицы и пощекотала
язычком анус. - Сейчас мы это сделаем, - деловито продолжала она, доставая
неизвестно откуда взявшийся искусственный орган, - сейчас я стану твоим
любовником. Наклонись, друг мой, я сама займусь твоей задницей, а после
этого, если хочешь, можешь сделать то же самое с нами. - С этими словами она
подставила свои ягодицы к самому лицу монаха. - Скажи, разве это хуже, чем
куночка, с которой ты только что тешился? И пойми, дурья твоя голова, что мы
шлюхи, отъявленные шлюхи, мы хороши с обеих сторон, и уж если мы приходим
куда-нибудь сношаться, так для того, чтобы ублажить все части своего тела.
Принимайся за работу, скотина, член твой уже готов: отделай эту юную
прихожанку, которая так мило исповедовалась перед тобой, прочисти ей вагину,
и пусть это будет для нее искуплением грехов только постарайся как следует
- так же, как старался со мной.
И она, взявши в руку чудовищный, налившийся кровью предмет, повернула
монаха ко мне. Я лежала, раскинув в стороны свои похотливые ляжки и обнажив
алтарь, жаждущий своего жреца. Однако даже я, великая блудница, повидавшая
лучшие в Париже мужские члены, была неспособна сразу, без подготовки,
принять его. Клервиль сжалилась надо мной: смочила слюной мои нижние губки и
колоссальное полушарие, венчавшее инструмент Клода, после чего, надавливая
одной рукой на мои ягодицы и медленно сокращая расстояние между мишенью и
снарядом, ввела член на глубину нескольких сантиметров. Подстегиваемый
нетерпением, Клод вцепился мне в бока, грязно выругался, застонал,
разбрызгивая слюну, и с треском и хрустом взломал ворота. Крепость пала, но
его торжество стоило мне дорого: никогда я так обильно не обливалась кровью
с того самого дня, как потеряла невинность однако острая боль скоро
сменилась неописуемым блаженством, и на каждый выпад своего победителя я
отвечала восторженным стоном.
- Спокойнее, спокойнее, - приговаривала Клервиль, удерживая моего
всадника, - не дергайся так сильно: я не могу вставить эту штуку в твой зад
ты ведь помнишь, что я обещала совершить с тобой содомию.
Клод несколько притих, Клервиль раздвинула ему обворожительные ягодицы,
и искусственный орган плавно вошел в его чрево. Эта операция, столь желанная
и столь необходимая для распутницы, еще сильнее распалила его: он начал
извиваться, громко стонать и скоро испытал оргазм. Я даже не успела
выскользнуть из-под него, но если бы это случилось не так неожиданно, я все
равно бы этого не сделала. Ведь опьяненный страстью человек глух к голосу
рассудка.
- Теперь моя очередь, - заявила Клервиль, - и пощады ему не будет, Вот
тебе моя жопка, бычок ты наш дорогой, видишь, как она изнывает от жажды
даже если ты порвешь ее в клочья, мне наплевать. Бери колотушку, Жюльетта,
прочисти ему задницу, а я буду вкушать эти сладкие плоды, которыми ты только
что наслаждалась.
Монах, вдохновленный моими ласками, роскошным зрелищем, Которое
представляли собой ягодицы Клервиль, и манящей, как будто даже улыбающейся
норкой между ними, не замедлил обрести твердость в чреслах я облизала анус
блудницы, потом священный дротик любимца христова. Но как тяжко досталось
моей подруге это проникновение! Монах раз двадцать, дрогнув, падал духом и
отступал и двадцать раз возобновлял приступ зато настолько искусно
действовала Клервиль, настолько умелы были ее маневры и велика ее жажда
этого члена, что в конце концов он вошел по самые корешки волос в ее
потроха.
- Он сейчас искалечит меня! - застонала она, едва это случилось.
Она хотела вырваться, избавиться от беспощадного меча, 'вонзившегося в
ее нутро. Но было слишком поздно. Устрашающее оружие вошло в нее все, без
остатка, и теперь составляло нерасторжимую живую -связь между нею и
оруженосцем.
- Ах, Жюльетта, - отдышавшись, произнесла Клервиль, - оставь его в
покое: он уже достаточно возбужден, теперь твоя помощь больше нужна мне, чем
его заднице твоя колотушка. Иди ко мне и ласкай меня скорее, иначе я сейчас
умру.
Несмотря на ее мольбы, я не оставила без внимания анус монаха - я
просто прижала палец к клитору подруги и начала массировать его. И тут
случилось чудо: благодаря моей нежной ласке она успокоилась и с
восхитительным мужеством отдалась на милость победителя.
- В самом деле, - вздохнула она минуту спустя, - я переоценила свои
возможности. Я не советую тебе, Жюльетта, повторять мой опыт: это может
стоить тебе жизни.
Клод тем временем дошел до кульминации он начал мычать, реветь,
рычать, изрыгать нечленораздельные проклятия и, наконец, в самых потаенных
глубинах сластолюбивого тела оставил свидетельство переполнявшей его
радости.
Клервиль вышла из этого испытания истерзанная и как-то сразу поникшая
я встала на четвереньки, собираясь заменить ее
- Я запрещаю тебе, - непреклонно заявила она. - Не стоит рисковать
жизнью ради минутного удовольствия. Ведь это не человек, а буйвол. Я готова
поклясться чем угодно, что до сегодняшнего дня он не мог найти себе
подходящую женщину.
И монах молча кивнул в знак согласия. Во всем Париже, признался он,
только задница настоятеля могла выдержать его член.
- Ого! Так ты до сих пор с ним сношаешься? - спросила заинтригованная
Клервиль.
- Довольно часто.
- Как же ты служишь мессы и отпускаешь грехи, если осквернил себя
подобной мерзостью?
- А что тут особенного? Из мужчин самый верующий тот, кто служит
множеству богов.
- Милые дамы, - продолжал священнослужитель, усаживаясь между нами и
поглаживая наши ягодицы, - неужели вы всерьез думаете, будто мы уделяем
религии больше внимания, чем вы сами? Мы находимся ближе к ней, поэтому
лучше, чем кто-либо другой, видим всю ее фальшь религия - не что иное, как
нелепая фикция, однако она дает нам средство к существованию, а торговец не
должен пренебрежительно относиться, к своему товару. Да, мы торгуем
отпущениями грехов и божьими милостями так же, как сводник торгует шлюхами
но это не значит, что мы скроены из иного материала, чем прочие смертные, и
не способны на страсти. Неужели вы считаете, что елейные речи, глупые ужимки
и ухмылки являются достаточной защитой от соблазнительных укусов
человеческого инстинкта? Совсем нет! Один мудрый философ сказал, что
страсти, если их скрывать под рясой, становятся еще сильнее: их семена
падают в самое сердце, чужой пример заставляет их проклюнуться, праздность
служит для них удобрением, а случай приводит к обильным всходам. Именно