вишневой густотой. - Возьми себе. Когда вернешься на родину, позовешь.
зрачках отшельника. - Но будь осмотрителен. Отныне ты и только ты
отвечаешь за все последствия своих желаний...
покинул пещеру, как заблудился в Роще Радости и вышел к реке. Трудные
перевалы мгновенно ускользали из памяти, едва он, закончив восхождение,
бросал благодарственный камень в обо. Он даже не помнил, где и когда купил
пару яков, навьюченных тюками с провизией. И лишь теперь, когда до деревни
осталось рукой подать, Римпочен, пробудившись от странного оцепенения,
удивленно оглядывался вокруг. Он действительно возвратился! Вот знакомая в
ржавых железистых разводах скала, похожая на черепаху, вот родник и
сбегающий в пропасть ручей! На дне ее, кажется, валялся выбеленный скелет
яка, над которым многие месяцы кружил гриф. Так и есть! Белые полукольца
ребер лежат на том же месте. Правда, их порядком завалило щебнем, но
старый гриф тут как тут и, ожидая добычи, купается в восходящих потоках.
единого лана. Откуда же взялись тогда яки, тюки? Или он встретил на
обратной дороге свой караван? Пелена в голове, туманная красная пелена...
шагом приближается он к дому. Вот кремнистая тропа огибает знакомое дерево
- столетний, искалеченный бурей абрикос. Тянутся в синеву лепестки
полураскрытых цветков. Горные осы над ними так убаюкивающе гудят...
огненные драконы вспарывали наполненное дождем небесное брюхо, а
окаменевшее дерево, упорно цепляясь за скалу, залечивало раны, выбрасывало
новые побеги весной. Это ли не вечность?
сланцевых плит. На нем написаны мани и нарисованы вертикальные полосы
желтых и красных уставных цветов. Потом показался и суровый,
величественный, как сами горы, субургап, на котором застыл в небесном
полете красный облачногривый конь - трудное горное счастье, которое
никогда не прилетает само.
ведущая к монастырю.
коробочку для амулета - и вынул оттуда подарок отшельника. Фиолетовыми
бликами заиграл камешек под горным солнцем.
возвращаться в самом деле! Люди ждут, а что я везу им? С чем приехал?
Сричжанг мудро посоветовал откупиться. Стоит подарить амбаню пятьсот...
нет, лучше тысячу ланов, и он не только запретит солдатам нас обижать, но
и караулы у деревни поставит, чтоб другим неповадно было. И ничего другого
нам не надо. Только тысячу ланов для китайца>.
- Всего тысячу. - И подумал, что алун отшельника не удастся, наверное,
продать за такую сумму.
долетели отдаленные музыкальные такты. В селении праздновали какое-то
радостное событие: звенели медные тарелки и гонги, трубили раковины, глухо
рокотали барабаны.
ликование?>
гнетущему кошмару, который нагоняют на человека голодные духи - преты и
читипати, хранители могил.
ученики в высоких гребенчатых шапках опустили трубы, положили на землю
кимвалы и барабанчики. В скорбном молчании раздалась не остывшая от
возбуждения толпа, когда Римпочен, кланяясь на обе стороны, протрусил на
яке.
на землю.
деревенского мудреца, Римпочен приветливо помахал ему рукой: - Эй, Дордже!
Объясни хоть ты, что тут происходит?
Обычно дети пугают своим плачем, а старики - своей смертью, а у нас все не
как у людей. Иди домой, там узнаешь.
Танрический лама готовит сейчас в дорогу твоего сына.
- Старик помог ему подняться.
мальчик отдал жизнь за деревню, Римпочен. Ты не должен о нем плакать.
Через сорок девять дней он вновь родится для счастливой жизни. А произошло
вот что. - Старик оглянулся на следовавшую за ними толпу. - Идите домой! -
повелительно крикнул он. - Пусть только кто-нибудь отведет яков. - Он
обнял старосту. - Маленький Шяр провалился на пустыре в глубокую яму и
разбил себе голову. Когда его вытащили, он уже не дышал. Кого боги
возлюбят, тому посылают быструю смерть.
- Разве я не радовался, когда мой первый ушел в монахи? Я сам отдал его
небу, Дордже! А где мои дочери? Одна умерла от черной оспы, другую угнали
китайцы. И вот я узнаю, что больше нет моего Шяра! Зачем мне жить? Я
остался совсем одиноким.
спасла всех нас.
камень загрохочет, маленькими поступками великое достигается... В той
пещере нашли разбитый горшок с серебряными монетами. Подумать только,
тысяча ланов серебра! Целый клад! Теперь мы сможем купить себе покой.
Китайцы перестанут угонять наших детей. Вот почему у нас в деревне сегодня
и горе и праздник.
- Так ты сказал: тысяча ланов?
крикнул он стоявшим в отдалении молчаливым землякам. - Мне нужно побыть
одному.
общинным домом, сложенным из черного плитняка, староста схватил алун и,
прижав его к сердцу, прошептал:
нужно.
стенами уже виднелась в конце пыльной дороги. Как и все тибетские дома,
она была похожа и на суровую скалу, и на скорбный обелиск.
навстречу ему, раскинув ручонки, кинулся сын. Глаза мальчика были закрыты,
темная кровь запеклась на лице. Он метался по двору, слепо ища отца.
Римпочен, не спуская напряженного взгляда с его головки, медленно отступил
назад. Ни жены, лежащей ничком на земле, ни испуганных лам, затаившихся
под навесом, он, казалось, не заметил. Ударившись о притолоку, наклонил
голову, но не остановился, а продолжал пятиться, бормоча охранительные
молитвы.
горел, как раскаленный уголек, камень алуна, и потерял сознание.
Безмолвная жена помешивала в кипящем огне чай, тантрический лама читал над
маленьким тельцем, покрытым саваном, молитвы, а ламский ученик окуривал
комнату благовонным дымом.
насмешки и злобы. Отшельник пребывал в полной неподвижности, неотличимый
от тех раскрашенных мумий, в которые рано или поздно превращаются все
знаменитые ламы, прославившие себя милосердием и чудесами. Холодно было в
пещере, мертво. Пыльные струи дневного света почти не достигали угла, где
покоился сричжанг, но алун, тяжело удлинивший ему мочку левого уха,
мерцал, как звезда войны.
незаметными из-за покрывавшего их черного лака зубами. - Убирайся!
трансформировалась в широко распространенную на Востоке притчу о руке
Шломо Вульф
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Маккарти Кормак
Каменистый Артем
Пехов Алексей