Чтение 100–й страницы книги ~Слово и дело~

чество изволит вступать в период жизни, который для каждой женщины является
опасным.

Анна Иоанновна сердито нахмурилась:

- Какая же мне опасность грозит, дохтур?

- Вы прощаетесь с женской жизнью, отчего органы вашего величества, самые
нежные, склонны перерождаться, - ответил Саншес.

- Твое счастье, что я больна лежу. А то бы я показала тебе, как я проща-
юсь... Пиши рецепт, гугнявец такой!

Рецепт отнесли в Кабинет, где его апробовали кабинет-министры - Остерман,
Черкасский, Волынский. От Саншеса был прописан красный порошок прусского вра-
ча Шталя и обильный клистир для очищения организма царицы. Анна Иоанновна
снова возмутилась:

- Чтобы я, самодержица всероссийская, тебе ж... свою показывала? Да лучше
я умру пусть, но не унижусь!

Рибейро Саншес вручил клистирную трубку герцогу:

- А я могу постоять за дверью...

Бирон с трубкой остался наедине с императрицей.

- Анхен, - сказал он жалобно, - сочетание светил небесных неблагоприят-
но... нас ждет ужасный год! О, как страшусь я сорокового года, который можно
разделить на два и на четыре... Мужайся, Анхен, друг мой нежный!

Его высокой курляндской светлостью был поставлен клистир ея российскому
величеству. Врачи стояли за дверью.

Облик царицы в этом году сделался страшен. Заплывая нездоровым жиром, чу-
довищная жаба в грохочущих парчою робах, Анна Иоанновна хрипло дышала на
лестницах дворцовых. Глаза ее (без единой ресницы) побелели; зрачки, когда-то
вишневые, теперь купались в студенистой мути. Невоздержанна стала к сладкому;
пихала в рот себе лакомства парижские, жадно чмокала языком. Возраст и болез-
ни не умерили жестокости ее, а теперь мучила и тоска злобная; она выдумывала
для себя новые забавы. В последний год Анна Иоанновна полюбила частные письма
за других людей писать. Особенно - к женам, которые с мужьями в разлуке нахо-
дились. Выбирала для забавы, как правило, семью счастливую, где супруги в
согласии проживали. Ждет, бывало, жена весточки от муженька ненаглядного и
вот... получает: "Задрыга ты старая, ныне я тебя знать не пожелал, а сыскал в
столице паненочку для нужд своих молоденьку и с нею беспечально играюсь..."
Писал ей муж другое письмо - любовное, нежное, тоскующее. Но императрица ве-
лела его на почте изъять, а свое переслала на Москву дяденьке С. А. Салтыкову
и велела ему указно: "...при отдаче онаго велите присмотреть, как оное (пись-
мо) принято будет, и что она (жена то есть) говорить при том станет".

Салтыков депешировал, что ревет жена от письма такого.

- Так вот ей и надобно! - радуется императрица.

Губернаторы российские к указам царицы уже привыкли. То захочет, чтобы ей
белую ворону поймали. То велит всех седых баб остричь наголо, а волосы в Пе-
тербург для париков отправить. То коты ей "холостые" понадобятся, будто в
столице все коты уже женаты. А то узнает, что в Сызрани дура проживает - та-
кая уж дура, каких отродясь еще не бывало, и дуру велит к себе под конвоем
доставить. Власти местные должны были в дурью башку втемяшить, чтобы дура не
пугалась ("зову не для зла, а для добра", - сообщала Анна Иоанновна).

Вот какие указы рассылала она в году этом:

"Уведомились Мы, что в Москве на Петровском

кружале стоит на окне скворец, который так хорошо

говорит, что все люди, которые мимо едут, останавли-

ваются и его слушают, того ради имеете вы онаго сквор-

ца немедленно сюда к Нашей Милости прислать..."

Или - такой:

"В деревне у Василия Федоровича Салтыкова поют

песню крестьяне, которой начало: "Как у нас в сельце

Поливанцеве да боярин-от дурак решетом пиво цедил".

Оную песню велю написать всю и пришлите к нам

немедленно, послав в ту деревню человека, который бы

оную списать мог..."

В этой песне боярин-дурак в решете пиво варил. Дворецкий-дурак в сарафан
пиво сливал. Поп-дурак ножом сено косил. Пономарь-дурак на свинье сено отво-
зил. Попович-дурак подавал в стог сено шилом. А крестьянин-дурак костью землю
косил... Вот и нравилось Анне Иоанновне, что ни одного умного там нет - одни
дураки!

Это был год последний - год самый тягостный, год небывалых потех и великой
пышности, год самых жестоких казней. В этом году разбойники столь обнаглели,
что средь бела дня напали на Петропавловскую крепость, где из канцелярии заб-
рали все деньги.

А морозы стояли тогда страшные!

Об этой исторической стуже писались тогда трактаты научные. Морозы жесто-
кие начались еще с 10 ноября 1739 года и устойчиво продлились до 16 марта
1740 года (с короткой неестественной оттепелью в день казни Ивана Булгакова).
Старые люди припоминали, что давно такой суровой зимы не бывало. В лесах даже
зверье померзло. По ночам кошки бродячие скреблись в домы людские, прося пус-
тить их для обогрева. Волки забегали в столицу из-за Фонтанки, от деревни Ка-
линкиной, с Лахты чухонской - выли в скорби!..

Бирон указал царице на замерзшее окно:

- Смотри, как омертвела вся природа... не к добру.

- Не бойсь, - отвечала Анна Иоанновна, спиною широкой печку загородив. -
Нам с тобою бояться не пристало...

Калмычка, крещеная Авдотья Ивановна Буженинова, еще с прошлого года прис-
тавала к ней, чтобы ее "озамужили".

- Да какого дурака обженю я с тобой?

- Матка, - отвечала калмычка, - или дураков у тебя мало?

Бирон рассеянно следил за потугами шутов к веселью.

- Вот князь Голицын-Квасник, - сказал. - Разве плох?

За переход в веру католическую, за женитьбу на итальянке уже поплатился
князь жестоко, ослабел разумом от унижения. И немцы придворные больше других
шутов его шпыняли. За его фамилию громкую, за ученость прежнюю, за титул его
княжеский... Все это давно размешано в грязи и облито квасом в поругание!

- Квасник, - позвала императрица, смеясь, - эвон невеста тебе новая...
Оженить я тебя желаю. Рад ли?

- Ожени.

- Да на ком - знаешь ли?

- Знал, да забыл. Прости, матушка.

- Ты и впрямь дурак. Вот Буженинова... нравится?

- Хоть и косая баба, а добрая, - согласился Голицын. - И когда бьют меня,
она всегда за меня вступится..,

Анна Иоанновна уже зажглась новою забавой.

"...для некоторого приуготовляемого здесь маскара-

та выбрать в Нижегородской губернии из мордовского,

чувашского, черемиского народов каждого по три пары

мужеска и женска полу пополам и смотреть того, чтобы

они собою не были гнусны, и убрать их в наилучшее

платье со всеми приборы по их обыкновению, и чтоб

при мужеском поле были луки и прочее оружие, и

музыка какая у них потребляется; а то платье сделать

на них от губернской канцелярии из казенных наших

денег".

Одиннадцать губернаторов России получили такие уведомления от двора и
встряхнули свои провинции к бодрости. Провинциями же заправляли воеводы, и
они пошли рыскать по уездам на казенный счет, выбирая инородцев вида негнус-
ного, с оружием, с музыкой... Всех привозимых в столипу сразу тащили в манеж
герцога Бирона, где их кормили, мыли, ранжировали. Здесь и на Зверовом дворе
репетировали "дурацкую свадьбу". Бирон в подготовку маскарада потешного не
вникал. Мысли его были отягощены осложнениями жизни. Царица больна, а под бо-
ком завелся враг сильный, которого на своей груди он и вскормил. Волынский
залетел уже высоко, сбить его будет трудно... Бирон вошел в конфиденцию с Ос-
терманом и Куракиным; первый давал осторожные советы, второй обливал их слю-
ною бешеной собаки. Герцог говорил:

- Надобно восстановить равновесие, которое пошатнулось от тяжести Волынс-
кого, для чего и желаю вызвать Бестужева-Рюмина.

- Михаила, что послом в Стокгольме? - спрашивали его.

- Нет, Алексея, что послом в Копенгагене, мы с ним старые приятели еще по
Митаве. Будучи молодыми камер-юнкерами, сообща девок на мызах портили, и дол-
ги у нас были общие...

Тишком от ревнивой императрицы Бирон частенько навещал теперь цесаревну.
Елизавета Петровна пугалась откровенной дерзости герцога. Без тени смущения
он предлагал ей себя в любовники. Хотел он переменить хозяйку, но суть жизни
своей оставить прежней. Состоял при Анне Иоанновве - будет состоять при Ели-
завете!

- Нет, - отвечала цесаревна. - Не надо. Что вы?

Бирон злобился оттого, что Елизавета никак не шла в сети его хитроумной
интриги. Однажды он взял ее подбородок в свои жесткие пальцы, стиснул его так
сильно, что она даже вскрикнула.

- Голубушка, - сказал герцог, в глаза ей глядя, - с такой трусостью вам
никогда не сидеть на престоле российском.

Для свадьбы Голицына с калмычкой посреди Невы возводился Ледяной дом, - в
такие-то морозы изо льда что хочешь можно соорудить! Ледяной дом настолько
знаменит вышел, что название его стали писать с букв заглавных.