нецветные крылья и раз навсегда разинувшие клювы.
расположился в маленькой гостиной нижнего этажа. На столе перед широким
мягким диваном были выставлены в голландских фаянсовых горшочках все из-
вестные сорта табака, от желтого петербургского до черного синайского;
здесь был и мэриленд, и порторико, и латакие. Рядом с ними, в ящиках из
благовонного дерева, были разложены, по длине и достоинству, пуросы, ре-
галии, гаваны и манилы. Наконец, в открытом шкафу коллекция немецких
трубок, чубуков с янтарными мундштуками и коралловой отделкой и кальянов
с золотой насечкой, с длинными сафьяновыми шейками, свернувшимися, как
змеи, ожидала прихоти или склонности курильщиков. Альбер лично распоря-
жался устройством этого симметричного беспорядка, который современные
гости, после хорошего завтрака и чашки кофе, любят созерцать сквозь дым,
причудливыми спиралями поднимающийся к потолку.
надцатилетнего грума Джона, говорившего только по-английски, единствен-
ный слуга Морсера. Само собой разумеется, что в обыкновенные дни в рас-
поряжении Альбера был повар его родителей, а в торжественных случаях
также и лакей отца.
дого господина. Войдя, он положил на стол кипу газет и подал Альберу
пачку писем.
та, надписанных изящным почерком, распечатал их и довольно внимательно
прочитал.
ложу... Постойте... Потом вы пойдете к Розе; скажете ей, что после оперы
я заеду к ней и отнесете ей шесть бутылок лучшего вина, кипрского, хере-
са и малаги, и бочонок остендских устриц... Устрицы возьмите у Бореля и
не забудьте сказать, что это для меня.
спешить в министерство... И, кроме того (Альбер заглянул в записную
книжку), я так и назначил графу: двадцать первого мая, в половине один-
надцатого, и хоть я не слишком полагаюсь на его обещание, я хочу быть
пунктуальным. Кстати, вы не знаете, графиня встала?
те, что я буду у нее в три часа и прошу разрешения представить ей одного
господина.
заглянул в репертуар театров, поморщился, увидав, что дают оперу, а не
балет, тщетно поискал среди объявлений новое средство для зубов, о кото-
ром ему говорили, отбросил одну за другой все три самые распространенные
парижские газеты и, протяжно зевнув, пробормотал:
динер доложил о Люсьене Дебрэ. В комнату молча, без улыбки, с полуофици-
альным видом вошел высокий молодой человек, белокурый, бледный, с самоу-
веренным взглядом серых глаз, с надменно сжатыми тонкими губами, в синем
фраке с чеканными золотыми пуговицами, в белом галстуке, с висящим на
тончайшем шелковом шнурке черепаховым моноклем, который ему, при со-
действии бровного и зигоматического мускула, время от времени удавалось
вставлять в правый глаз.
своей сверхпунктуальностью! Я ожидал вас последним, а вы являетесь без
пяти минут десять, тогда как завтрак назначен только в половине одиннад-
цатого! Чудеса! Уж не пал ли кабинет?
жете быть спокойны, мы вечно шатаемся, но никогда не падаем, и я начинаю
думать, что мы попросту становимся несменяемы, не говоря уже о том, что
дела на полуострове окончательно упрочат наше положение.
границы и предлагаем ему королевское гостеприимство в Бурже.
Седьмого. Как! Вы этого не знали? Со вчерашнего дня это известно всему
Парижу, а третьего дня этот слух уже проник на биржу. Данглар (не пони-
маю, каким образом этот человек узнает все новости одновременно с нами)
сыграл на повышение и заработал миллион.
которой прежде не было.
чить.
идет к застегнутому фраку; это изящно.
Рейхштадтского, - сказал, улыбаясь, Морсер.
лось сообщить мне эту приятную новость?
дипломатических депеш. Вернулся домой на рассвете и хотел уснуть, но у
меня разболелась голова; тогда я встал и решил проехаться верхом. В Бу-
лонском лесу я почувствовал скуку и голод. Эти два ощущения враждебны
друг другу и редко появляются вместе, но на сей раз они объединились
против меня, образовав нечто вроде карлистско-республиканского союза.
Тогда я вспомнил, что мы сегодня утром пируем у вас, и вот я здесь. Я
голоден, накормите меня; мне скучно, развлеките меня.
вая камердинера, между тем как Люсьен кончиком своей тросточки с золотым
набалдашником, выложенным бирюзой, подкидывал развернутые газеты, - Жер-
мен, рюмку хереса и бисквитов. А пока, дорогой Люсьен, вот сигары, конт-
рабандные, разумеется; советую вам попробовать их и предложить вашему
министру продавать нам такие же вместо ореховых листьев, которые добрым
гражданам приходится курить по его милости.
от них откажетесь и будете находить их отвратительными. Впрочем, это не
касается министерства внутренних дел, это по части министерства финан-
сов; обратитесь к господину Юман, департамент косвенных налогов, коридор
А, номер двадцать шесть.
возьмите же сигару!
откинулся на диван.
вы сами не сознаете своего счастья!
вам нечего было делать? - с легкой иронией возразил Морсер. - Вы - лич-
ный секретарь министра, замешанный одновременно во все хитросплетения
большой европейской политики и в мельчайшие парижские интриги. Вы защи-
щаете королей и, что еще приятнее, королев, учреждаете партии, руководи-
те выборами, у себя в кабинете, при помощи пера и телеграфа, достигаете
большего, чем Наполеон на полях сражений своей шпагой и своими победами.
Вы - обладатель двадцати пяти тысяч ливров годового дохода, не считая
жалованья, владелец лошади, за которую Шато-Рено предлагал вам четыреста
луидоров и которую вы ему не уступили. К вашим услугам портной, не ис-
портивший вам ни одной пары панталон. Опера, Жокей-клуб и театр Варьете
- и при всем том вам нечем развлечься? Ну что ж, так я сумею развлечь
вас.
голодны?
де Вильфор; а заметили вы, что у этих судейских всегда плохо кормят?
Можно подумать, что их мучат угрызения совести.
нам не нужно было угощать благомыслящих и голосующих за нас плебеев, то
мы пуще смерти боялись бы обедать дома, смею вас уверить.
были правы, водворяя мир в этой стране.
Перумов Ник
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Перумов Ник