не мог и гадать. И решил ждать, Он планировал так Если покушение на фюрера
удастся, он явится к фон Путкамеру и попробует объясниться. Так, мол, и так,
дорогой. Вы были в моих руках, но я не хотел мешать вам творить святое и
правое дело Хотите верьте, хотите нет. Вот ваши письма. Я хранил их лучше,
чем ваш покойный брат. Путкамер может оказаться человеком благодарным,
великодушным. Это не какой-нибудь плебей без роду и племени. Он аристократ,
патриций. Путкамер связан родственными узами с самой высшей немецкой знатью.
У него неимоверное количество преданных друзей в стране и за рубежом. Он
пользуется поддержкой сильных мира сего, Путкамер - это бог. Стоит ему
замолвить словечко - и путь Земельбауэра к трудным жизненным вершинам будет
устлан цветами. Ну, а если заговор сорвется, никогда не поздно отправить
письма Кальтенбруннеру с такой, допустим, короткой припиской: "Изъяты у
расстрелянного на днях дезертира". Тогда слово за Кальтенбруннером. Это
далеко не Канарис, но лучше, чем ничего.
бог, но тут его могущество, быть может впервые, можно взять под сомнение.
Аристократу хочется жить не меньше, чем простому смертному.
поры до времени.
десять, - раздраженно проговорил гестаповец. - Но я согласен. Мне доставит
удовольствие понаблюдать за физиономией этого "фона", когда он увидит
собственные литературные упражнения.
предложил начальнику гестапо подготовить мне списки арестованных,
содержащихся при гестапо и в тюрьме.
сегодня - вы мне. А почему? Что произошло? Ничего особенного. Какие-то
бумажки перекочевали из моего сейфа в ваш карман. Только и всего. Какая
глупость!
На горизонте неровными зубцами вырисовывался черный гребень леса. Справа
тянулся высокий - колос в колос - хлеб. Под порывами устойчивого ветра он
колыхался под солнцем золотистыми волнами.
меня и Земельбауэра. Был еще и третий в "оппеле", но он не в счет: это
шофер. Кстати, он тоже молчал, выполняя положенные ему по должности
обязанности и ничем не напоминая о своем присутствии. Я молчал и думал.
Думал, вероятно, и штурмбаннфюрер. Не может же человек не думать, готовясь к
довольно необычному для него шагу? А Земельбауэру было о чем поразмыслить.
Впереди встреча с Путкамером, тем самым Путкамером, письма которого
укоротили начальнику гестапо, как он сам выразился, жизнь лет на десять. И
не только укоротили жизнь, а отдали ее целиком в распоряжение подпольщиков.
Один из этих подпольщиков сидел сейчас рядом с ним и вез его, мощного и
всесильного начальника энского гестапо, "в гости" к Путкамеру. Со стороны,
конечно, все выглядело иначе. Так, как подобает поездке штурмбаннфюрера СС
по своим служебным делам в сопровождении переводчика. Он, нахохлившись,
закинув ногу на ногу и сложив руки на груди, сидел и глядел вперед, в
набегавший навстречу лес. Все должны были видеть, даже шофер, что начальник
гестапо, как и прежде, грозная и важная личность и не его везут, а он везет
маленького человечка-переводчика на деловую встречу в расположение школы
абвера. И встреча эта секретна, осуществляется в интересах безопасности
Германии.
Земельбауэра, сидел тихо и скромно сзади, на почтительном расстоянии от
начальства и изучал затылок этого "юберменша". Мне нравилось играть свою
новую роль. Пусть шофер, пусть сотрудники гестапо думают, что я только
беззащитный исполнительный чиновник при штурмбаннфюрере. Но сам Земельбауэр
знает, кто сидит с ним в "оппеле", кто сейчас хозяин положения.
Мало сказать, удовольствие - наслаждение. И не только потому, что я мстил
этому ублюдку за причиненное им зло, заставлял его в какой-то мере
расплачиваться за преступления. Мое честолюбие разведчика торжествовало. Да,
сегодняшний Земельбауэр - покорный, униженный, предупредительно-угодливый -
дело моих рук. Он страшен для других и жалок для нас. Он ходит на невидимом
поводке, как пес. А конец поводка зажат в моей ладони. Сегодня я приспустил
поводок, и Земельбауэр мчится вперед, мчится в лес, чтобы разыскать
Путкамера и схватить его за горло, схватить мертвой хваткой.
со штурмбаннфюрером, держа в кармане копии писем. Там все-таки была игра, в
которой я принимал участие. Теперь я только зритель и, если хотите, арбитр.
Мне предоставлено право судить о возможностях господина Земельбауэра,
ставить ему отметку.
Уж если гестапо дало нам кучу агентов, и в числе их нескольких человек,
прижившихся на нашей стороне, то каков будет улов в абвере! В школах абвера
готовят разведчиков и засылают их в нашу прифронтовую полосу и в наш тыл.
Именно этим занимается подполковник фон Путкамер. И если его оседлать, он
даст не один, а несколько списков агентуры абвера. Во всяком случае, той
агентуры, которую подготовил в своей школе. Короче говоря, в наших руках
окажутся крупнейшие козыри.
далекую перспективу уходила ровная, без единого изгиба, дорога. Ее покой
стерегли высоченные медноствольные сосны.
нас на несколько минут. И только теперь, когда мы стояли с выключенным
мотором, я услышал звуки, которые не доходили до слуха при движении.
Окружающий нас лес был наполнен визжанием пил, стуком топоров, ревом
тягачей, голосами людей, запахом мазута и свежей древесины: шла
беспорядочная валка леса.
под прямым углом влево и наскочили на первого часового. Второй поджидал нас
у моста через небольшой ручей, а третий встретил у ворот бывшего санатория
"Сосновый".
Из сторожки вышел часовой и объявил нам, что дальше надо следовать на своих
двоих. Земельбауэр поморщился Мы оставили машину и зашагали по лесу. Нас
окружила тишина. Переливчатыми трелями заливались какие-то птахи, где-то
далеко по-прежнему ухали пушки. Но ни пение птиц, ни удары орудий не
нарушали устоявшейся тишины. Воздух опьянял, как крепкое вино.
поляну, залитую жарким июльским солнцем. Прямо на нас глядел своими окнами
аккуратненький, в три этажа, старинной работы особнячок с островерхой
крышей. Его сжимали с обеих сторон два громоздких, из белого кирпича
корпуса. На шпиле дома билось на ветру утратившее цвет полотнище, украшенное
свастикой.
зарослях сирени и жасмина прятались служебные постройки.
новенький, сохранивший заводскую окраску, открытый "олдсмобайл". Четким
рисунком выделялся протектор на его баллонах.
не повела ухом, будто не видела нас.
немецким. Узнав, что мы к подполковнику фон Путкамеру, он сломя голову
бросился по ступенькам вверх.
назад, в сорок первый год. Вон там, видно, сидела миловидная девушка. Она
встречала приезжих, брала у них путевки. А там был гардероб. За тем круглым
столом непременно играли в "козла".
Где-то есть люди. Но мы их не видим, не слышим. Может быть, десятки глаз
следят за нами из окон, из полузакрытых створок дверей. Почему-то в гестапо
в тот день я не ощущал такой настороженности, хотя меня окружали толстые
стены, обитые войлоком и железом двери, решетчатые окна. А здесь простор,
густой лес - и все-таки немного жутко. Непривычно как-то. Мне захотелось
проанализировать свое состояние, найти причину. Вероятно, тогда в гестапо
все было знакомо Знакомо здание, знаком Земельбауэр, я мог рассчитывать на
определенный ответ, на ожидаемый мною контрудар. Теперь - неизвестность. Как
нас примут, да и примут ли вообще? Мало ли что взбредет в голову
подполковнику Путкамеру!
моложавый лейтенант с гладко выбритой физиономией и пригласил нас наверх. В
его сопровождении по лестнице вековой давности мы добрались до третьего