вдруг стала кричать: "Вилли! Вилли!" Но, поскольку они оба были "Вилли" и
имели к ней равное личное касательство, положение их оказалось настолько
комичным, что даже унтер-офицер, проводивший казнь, не мог удержаться от
улыбки.
разъяснил свое повествование:
связанные с выполнением нашего долга. - Заметив, что из всех
присутствующих только Герд и Вайс не улыбнулись, сообщил уже другим,
строгим и осуждающим, тоном: - Но вообще я не поощряю подобных
развлечений. - И, обратившись к Крахту, спросил: - Вы помните, Вилли, мы
держали на отдыхе после основательного пребывания в тюрьме и достаточно
энергичных допросов гестапо некую Милу, в прошлом машинистку какого-то
маленького учреждения? Хорошенькая девица, правда, слишком тощая и
изнуренная. Но некоторым именно такие нравятся. И вот гостившие у нас
старшие офицеры из Берлина после ужина с напитками возымели желание
нарушить уединение этой девицы.
Берлинские друзья были этим не только огорчены, но и возмущены, и это
грозило мне неблагоприятным отзывом о нашей работе. Но я пошел на это в
интересах абвера. Агентку должны были на следующий день забросить. Но
помилуйте, как бы она могла выполнить задание после такого визита, причем
нескольких мужчин? И тут я пресек их поползновения со всей решительностью,
не колеблясь ни на минуту.
него, с готовностью объяснил:
При первом же выбросе на парашюте. Не раскрылся. Но, полагаю, не из-за
технической неисправности. Некоторые из них, знаете ли, избирают подобный
возмутительный способ для того только, чтобы уклониться от выполнения
задания. - Добавил почтительно: - Конечно, контингент вашей школы
представляет большую ценность. Мы же вынуждены мириться с подобными
потерями. Вербуем наспех, по тюрьмам. Получаем материал физически крайне
ослабленный. Как только перестают волочить ноги, засылаем. Время на
подготовку весьма ограниченное. Попадаются и ценные экземпляры - сыновья
тех, кого большевики некогда лишили крупной земельной собственности. У них
развиты способности к террористическим актам. Но, к сожалению, они снова
падают жертвами тех, кто воспользовался их землей. - Пожаловался: - Вы
видели белорусские деревни? Мужиков? Азия! По сравнению с крестьянами,
имеющими землю в любой европейской стране, - нищие. И вот загадка. Уходят
целыми селениями в партизанские отряды, дерутся, как дьяволы. Мне
думается, они развращены политически значительно сильнее, чем мы
предполагали.
осуществить массовую ликвидацию излишнего населения на этих оккупированных
территориях. Это не гуманное, но единственно целесообразное действие.
свойственную выходцам из дворянских семей, и, желая расположить его к
себе, рассказал подробно историю своего сближения с Раей Мокиной.
сигарету в длинном костяном мундштуке, говорил, мечтательно прикрыв глаза:
Как неистово она меня вначале ненавидела! Но я, чтобы смягчить ее, сделать
более приятной, пользуясь своей дружбой с начальником местного отделения
СД Вилли Шульцем, попросил его о некоторых поблажках для заключенных,
которые, как утверждала Рая, были абсолютно ни в чем не виновны.И даже
доставил ей письмо от них. Ну, и позволил себе также быть объектом ее
пропаганды. Унизил своих родителей до степени рабочих. Рассказал о себе
рождественскую сказку: бедный мальчик копит пфенниги, чтобы учиться в
школе. Представьте, это измученное беседами в СД существо стало даже
жалеть меня, как заблудшую овцу в стае волков.
откровенно между нами, я просто влюбился. К сожалению, наедине со мной она
говорила такое, что мне пришлось официально доложить Шульцу о ее
неблагонадежности.
баварский мужлан, мог бы повременить хотя бы из уважения к моим чувствам.
присущей ей наивностью, чистотой и страшно упрямой убежденностью.
благовоспитанного. Смотрел на его высокую опрятную шею. На его лицо, чуть
бледное, узкое, с правильными чертами. На его выпуклые, голубоватого
оттенка глаза. На его по-женски безмускульные руки. На теплую фуфайку,
которую Вилли заботливо надел, чтобы не простыть ночью даже под периной,
привезенной, очевидно из дому.
медальонов-иконок, которые тот, прошептав молитву, прежде чем лечь в
постель, бережно поцеловал.
Нежно любят друг друга. И один из медальонов - талисман, который его
сестра приобрела за большие деньги у известного в Мюнхене астролога, и
этот талисман должен уберечь его от насильственной смерти.
позволить себе даже подумать о том, с каким бы наслаждением он сдавил
своими пальцами эту шею.
ему удалось заметить, развозят по конспиративным квартирам абвера в Гомеле
пайки с продуктами. Зная номера этих машин, оперативная группа или
партизанские группы смогут установить места явок немецких агентов.
улегшись на подушках, понизив голос, сплетничал. Говорил он главным
образом о своем начальнике.
отмечавшему свой день рождения коменданту города, старому прусскому
служаке. Бухнул на стол - прямо перед носом изумленного полковника -
вытащенную из абвергрупповской столовой пыльную, полузасохшую пальму и,
прервав речь, которую тот произносил, долго жал и тряс его руку. Потом сел
за стол и уснул, положив голову на тарелку.
фон Вальде, но когда ротмистр покинул собутыльника и пошел спать, Дресс
ворвался в его комнату и потребовал продолжить выпивку. Вальде отказался.
Тогда Дресс объявил, что, если тот не вернется к столу, он помочится здесь
же, в комнате Вальде, на печку.
трудом удалось утащить Дресса из комнаты.
тот стал его избегать после того, как Дресс ночью вломился в жандармерию и
пошел по длинному коридору, стреляя в лампочки. Жандармы решили, что это -
нападение партизан, и все могло окончиться ужасно, если б начальник
жандармерии не узнал голос Дресса, кричавшего при каждом выстреле: "Желаю
пить, желаю пить!"
заботлив. А недостатки его можно объяснить. Ведь допросы местного
населения контрразведывательный отдел ведет ночью.
так не развит естестванный для каждого живого существа страх смерти, что
приходится прибегать к особым мерам, и это требует от работников второго
отдела колоссального самоодладания и такой грубой физической работы, по
сравнению с которой труд каменотеса или мясника - детская забава.
может понять, как их выносят другие его коллеги. И вообще это ужасно, что
мы, немцы, вынуждены так ронять свое достоинство с этими людьми, не
желающими понимать всю бессмысленность сопротивления новому порядку.
проявление слабости, и они стали бы еще чаще нападать на нас. Нет-нет, как
это ни жестоко, но жестокость - единственное средство. Вы же знаете,
считается, что мы находимся в тылу. Но опасности, которым мы здесь
подвергаемяс, ничуть не меньше, чем на фронте. - Пожаловался: - А наград
дают меньше. Это несправедливо.
тон, которым он это произнес, ему самому показался непростительно
откровенным.
мне, - сказал он. И вежливо пожелал: - Спокойной ночи, дружище!
быть аттестованным "штабу Вали" с лучшей стороны и в связи с этим попросил
как о любезности чисто по-товарищески информировать его о достоинствах и